Сказки о воображаемых чудесах - Датлоу Эллен - Страница 15

Элис читала просто так. А еще и писала; отсюда и ее возросший интерес к компьютерам. Однажды я упомянул, что давным-давно, еще до того, как остановиться на карьере полукомпетентного графического дизайнера, я написал пару статей. Она сообщила, что у нее самой есть несколько рассказов, я как следует ее поуговаривал, и Элис, очевидно смущаясь, принесла мне их почитать. Я не разбираюсь в литературе профессионально, поэтому не могу сказать, было ли в них что-то новое, талантливо ли они написаны. Но вниманием моим они завладели, я даже перечитывал их. По мне, этого достаточно. Я сказал об этом Элис, и, кажется, она осталась довольна.

Мы разговаривали почти каждый день и виделись пару раз в неделю. Элис то привозила мне что-то, то отвозила, а иногда мне случалось проходить мимо кафе «Грусть», когда она не спеша потягивала там чай. Мы общались очень запросто, по-дружески.

С Нэнси мы соприкасались от случая к случаю, просто потому, что проживали вместе. У нее были свои друзья, у меня — свои. Иногда мы виделись с ними вместе и на вечеринках играли роль пары. Мы хорошо смотрелись вместе: как серия снимков из журнала о моде и стиле. Жизнь — если это называлось жизнью — шла своим чередом. Ситуация с питанием Нэнси колебалась от „хорошего мало“ до „плохо“, а я продолжал уныло мириться с тем, что не могу почти ничего с этим поделать. Почти вся наша жизнь складывалась так, что только укрепляла ее в мысли, будто мы проводим время, как и положено молодой паре. А я не решался разоблачить нас, не решался указать на то, что таилось в основании нашего дома. Не упоминал я и ночь, когда застал ее в гостиной. Просто как-то к слову не приходилось.

Помимо разговоров с Элис, было и еще светлое пятно в моей жизни: кошка, что поселилась поблизости. Когда я выглядывал в окно гостиной, то порой видел, как она скользит по улице или лежит, развалившись, на тротуаре, наблюдая за движениями в воздухе. У нее была привычка сидеть посреди проезжей части, всем своим видом говоря машинам: „Ну-ка, попробуйте меня тронуть!“, словно она знала, для чего нужна дорога, но плевать на это хотела. Подергивающийся хвост сообщал нам: „Тут раньше было поле. А по мне, тут и до сих пор поле“.

Однажды утром я возвращался из магазина на углу, сжимая в руках сигареты и упаковку молока, и наткнулся на кошку. Она сидела на стене. Если вам нравятся кошки, то вы наверняка расстроитесь, увидев, как они несутся прочь от вас. Поэтому я действовал с осторожностью. Начал приближаться к ней чуть ли не на цыпочках, надеясь, что смогу подойти хотя бы на метр до того, как она стремглав умчится в гиперпространство.

К моему восторгу, она сидела не шевелясь. Когда я подошел вплотную, она встала. Ну вот и конец, подумал я, но оказалось, так она просто подтверждает, что заметила меня. Казалось, она вполне довольна тем, что я ее глажу и собираю складками шерсть на ее лбу, а когда я потер ей живот, издала такое тихое мурчание, что его едва было слышно. Теперь я смог разглядеть ее получше и увидел каштановые блики в ее темно-коричневой шерсти. Очень красивая кошка.

Через пару минут я двинулся дальше, думая, что мне следует идти домой, но кошка тут же спрыгнула со стены и принялась выписывать восьмерки у меня между ног, всем телом прижимаясь к моим икрам. Даже в лучшие времена мне непросто оторвать себя от кошки. А уж когда они такие сверхдружелюбные, задача становится и вовсе невозможной. Поэтому я склонился над ней, щекотал, болтал нежную чепуху. Когда я наконец дошел до двери, то обернулся, чтобы поглядеть на нее. Она сидела на тротуаре и оглядывалась по сторонам, как бы размышляя, чем бы ей заняться теперь, после всего этого веселья. Я едва удержался от того, чтобы не помахать.

Закрывая за собой дверь, я на миг ощутил острый укол одиночества, а затем поднялся наверх, чтобы поработать.

А потом мы с Элис встретились одним пятничным вечером, и все изменилось.

Нэнси отлучилась на еще один рабочий междусобойчик. Казалось, ее начальству нравится руководить развлечениями своих подчиненных, словно это была какая-то бешеная секта, следящая за всем, что делают ее члены. Нэнси так упомянула об этом событии, что мне стало ясно: мое присутствие там вовсе не обязательно. Ну и славно. Я, конечно, стараюсь как могу, но со стороны заметно, что я отнюдь не веселюсь от души.

Планов у меня не было, поэтому я просто шатался по дому, то читал, то смотрел телевизор. Мне было проще расслабиться без Нэнси, когда мы не были заняты тем, что были Парой. Но успокоиться сейчас мне не удавалось. Я все думал, как, должно быть, приятно хотеть, чтобы твоя девушка была дома и вы могли полентяйничать вместе. С Нэнси этого уже не хотелось. Большим делом было просто уговорить ее даже подумать о том, чтобы валяться допоздна в какое-нибудь субботнее утро. А может, я тоже не слишком-то и старался теперь. Она вставала, и я вставал. Меня разрабатывали, как людской ресурс.

Читал я урывками, и в конце концов схватил куртку и пошел прогуляться. Снаружи было холодно и темно. По улицам слонялись, перетекая от паба к китайским ресторанам, несколько одиноких фигур и парочек. От хаотичности передвижений вокруг меня, от этого беспорядочного брожения я чувствовал тихое довольство. В моем мозгу внезапно возникла картина: комната, в которой Нэнси и ее коллеги механически перебрасываются деловыми фразами, передавая их вниз и вверх по иерархической лестнице. Хотя я понятия не имел, где находится эта комната, но все равно подумал про себя, что лучше уж быть здесь, чем там.

А потом я на секунду ощутил, как вокруг меня простирается весь Лондон, и моя удовлетворенность рассеялась. У Нэнси было куда пойти. А у меня были только километры дорог, которые где-то заканчивались; только дороги в зимнем свете и черные дома, что склонялись друг к другу. Я мог идти, мог бежать и в конце концов пришел бы к границе города. Когда я дойду туда, мне ничего не останется, как повернуть обратно. Я не чувствовал ничего за воротами; не верил, что там есть хоть что-нибудь. Это не было тоской по дикой природе, стремлением в дальние страны: мне нравится Лондон, а безбрежные просторы раздражают. Это, скорее, было чувство, будто место, в котором должны таиться беспредельные возможности, как-то приручили, что мой недостаток воображения, сама ограниченность моей жизни сделали город блеклым и тусклым.

Я направился по дороге, ведущей из Кентиш-Тауна в Камден, столь погруженный в патетическую меланхолию, что на пересечении с шоссе Принца Уэльского меня чуть не сбила машина. В довольно сильном потрясении я отошел на обочину; к моему шоку добавилась оторопь от пронесшихся мимо желтых огней и неразборчивой брани. Да пошло оно, подумал я, и перешел дорогу в другом месте. И направился по другому пути, навстречу другому вечеру.

Камден, как и всегда, пытался доказать, что и в девяностых остается прибежищем для застрявших в прошлом неудачников-хиппи; я обогнул спешащую куда-то толпу и зашагал по боковой дороге.

Именно там я встретил Элис. Когда я увидел ее, мое сердце пропустило удар, и я остановился. Она шла вдоль дороги: длинная юбка, темная блузка, руки в карманах. Похоже, она бродила в одиночестве по улицам, как и я; глядя по сторонам, она все равно оставалась в каком-то своем мире. Такой счастливой случайностью пренебречь было просто грешно, и, стараясь не спугнуть ее, я перешел дорогу и встретил ее на той стороне.

Следующие три часа мы провели в шумном прокуренном пабе. Единственные незанятые места оставались только в центре комнаты: плотно прижатые друг к другу сиденья на углу стола. Мы много пили, но алкоголь подействовал на нас не так, как обычно: я не напился, просто мне стало теплее и спокойнее. Толпы местных, что шатались вокруг, давали нам обильную пищу для разговоров: впрочем, вскоре мы так разговорились, что больше не нуждались в дополнительных темах для бесед. Мы просто пили и болтали, болтали и пили, и звонок, предупреждающий о закрытии, стал для нас полной неожиданностью.

Когда мы вышли из паба, то внезапно почувствовали опьянение и, споткнувшись о незамеченную ступеньку, кубарем покатились вниз, хохоча и шикая друг на друга. Не сказав об этом ни слова, мы все же знали, что не хотим расходиться по домам. Вместо этого мы пошли пройтись вдоль канала. Мы медленно шли мимо каких-то задворок, размышляя, что может происходить сейчас за шторами домов, смотрели на небо, показывали друг другу созвездия, слушали, как плещет вода, когда то тут, то там на берег выходили утки. Через четверть часа мы набрели на скамейку и присели покурить.