Сказки о воображаемых чудесах - Датлоу Эллен - Страница 14

Мы и не поняли, как эта мысль возникла в наших головах, когда уже катили на ее мотоцикле по шоссе, чтобы затем оставить его у «Бенгал Лэнсер» — самой отважной попытке района Кентиш-Таун создать что-то, похожее на приличный ресторан. Я смущенно проковылял до обочины, пока Элис, стоя посреди улицы, сняла с себя наряд из кожи. Она сложила костюм в сумку мотоцикла. Оказалось, что под униформой у нее были джинсы и зеленый свитер — в тон глазам. Она пробежала пальцами по волосам и со словами: «Почти сгодится для рок-н-ролла» направилась к входу. Вспомнив на секунду о традиционных полутора часах, которые Нэнси проводила у зеркала перед выходом в свет, я проследовал за Элис.

Мы не торопились и съели по четыре блюда каждый; под конец даже дышать было трудно. Мы обсуждали многое помимо компьютеров и дизайна, но я не помню, что именно. Распили бутылку вина, выпили галлон кофе и выкурили почти пачку сигарет. Когда мы закончили, я уже меньше смущался, пока ждал ее. А она снова влезла в кожаный костюм, и, взобравшись на мотоцикл, помахала на прощанье. Я повернулся и пошел домой пешком.

Мы мило провели время. И еще совершили большую ошибку. Когда я в следующий раз заказывал курьера, то попросил, чтобы ко мне прислали именно Элис. После нашей встречи это казалось так естественно. И Элис, казалось, гораздо чаще стала доставлять мне посылки, — куда больше, чем предполагала теория вероятности.

Если бы мы не отправились поужинать, может, этого и не случилось бы. Мы ничего не сказали; мы даже не обменялись взглядами. Я не отметил этот день в дневнике.

Но мы оба начали влюбляться.

Следующим вечером мы с Нэнси поругались; это была первая настоящая ссора за долгое время. Мы редко вздорим. Нэнси хорошо управляет своими эмоциями.

На сей раз мы быстро помирились, но все было очень странно. Поздним вечером я сидел в гостиной, пытаясь собраться с силами и включить телевизор. Не то чтобы я надеялся увидеть там что-то интересное, но читать уже был не в состоянии. Я послушал музыку и теперь уставился на проигрыватель, завороженный миганием красных и зеленых светодиодов. Нэнси работала за кухонным столом; верхний свет там был выключен, и лишь лампа лила желтый свет на бумаги.

Внезапно она ворвалась в гостиную, уже на полном взводе, и закричала на меня; слов разобрать я не смог. Я приподнялся с места, потрясенный. Нахмурив лоб, я пытался понять, что же она хочет до меня донести. Я был ошарашен силой и резкостью ее гнева; он словно заполнил комнату целиком.

Она кричала на меня за то, что я приволок домой кошку: «И не смей отрицать, я видела ее своими собственными глазами! Я видела кошку под столом на кухне. Наверное, животное до сих пор там. Ты должен пойти и вышвырнуть ее на улицу. Ты знал, как я их не люблю, и вообще, как ты мог сделать такое, не посоветовавшись со мной? Это хорошо показывает, какой ты мерзкий эгоист».

Мне потребовалось время, чтобы понять, о чем она говорит, и начать все отрицать. Я был так сбит с толку, что не смог даже разозлиться. В итоге я пошел с ней на кухню и посмотрел под столом. К тому моменту, признаться, я уже начал нервничать. Мы поискали в коридоре, в спальне, в ванной. Снова заглянули на кухню и в гостиную.

Конечно, никакой кошки нигде не было.

Я усадил Нэнси на диван и принес нам по чашке чая. Ее все еще трясло, но злиться она перестала. Я попытался поговорить с ней, разузнать, что же на самом деле было не так. Она отреагировала слишком бурно; возможно, на самом деле ее беспокоило что-то другое. Возможно, она и сама не знала, что именно. Кошка могла оказаться просто сброшенной туфлей, а может, и тенью от ноги самой Нэнси. Разве разберешь в полутьме? В доме моих родителей всегда жили кошки, и я, переехав, часто вздрагивал от неожиданности: мне повсюду мерещились животные.

Не сказать, чтобы мои слова особенно убедили Нэнси, но зато она подуспокоилась. Стала тихой и даже робкой; мне всегда было нелегко понять в такие минуты, что она та же самая бизнес-леди, которой была большую часть времени. Я разжег камин; мы посидели перед огнем, поговорили. Коснулись даже ее питания. Кроме меня, никто об этом не знал. Не сказать, чтобы я особенно понимал, в чем тут дело. Чувствовал, что это как-то связано с чувством потери контроля; с тем, что она пытается разобраться в себе и в своем мире. Но дальше дело не шло. И я, судя по всему, ничем не мог помочь, разве что сидеть и слушать. Наверное, это все же лучше, чем ничего.

Мы отправились в постель чуть позже обычного и перед сном любили друг друга — тихо и нежно. Когда я почувствовал, как ее тело расслабляется в моих объятиях, готовясь заснуть, то внезапно понял: впервые я чувствую к ней что-то, похожее на жалость.

Через неделю мы с Элис снова поужинали вместе. На сей раз это не было случайностью, и мы уехали дальше от дома. Ранним вечером у меня была назначена деловая встреча, и так уж вышло, что и Элис оказалась в той части города примерно в то же время. Я сказал Нэнси, что, возможно, ужинать буду с клиентом, но, кажется, она меня не слушала: была очень занята. Какой-то новый виток борьбы за власть, и развязка, похоже, была близка.

Хотя с предыдущего раза прошло уже несколько недель, мне совсем не казалась странной эта вечерняя встреча с Элис: во многом потому, что мы и так много общались. Теперь, приезжая ко мне по поручению, она выпивала две чашки кофе вместо одной, а однажды позвонила посоветоваться насчет техники. Она собиралась купить компьютер — не знаю уж зачем.

Наша встреча не казалась странной. Но я все же отдавал себе отчет в том, что делаю. По сути, я проводил вечер, ужиная с другой женщиной: мало того, я еще и ожидал этой встречи с нетерпением. Когда я говорил с Элис, мне казалось, что мои чувства и поступки становились значительнее, важнее: будто они принадлежали человеку, который заслуживал общения. И где-то глубоко внутри я чувствовал, что это для меня важнее, чем небольшая ложь. По правде говоря, я старался особо не задумываться.

Когда я пришел домой, Нэнси читала в гостиной.

— Как прошла встреча?

— Отлично, — ответил я. — Отлично.

— Хорошо. — Она снова принялась изучать журнал. Я мог бы попытаться разговорить ее, но знал, что беседа получится пустой и натянутой. В итоге я отправился спать и долго лежал, свернувшись калачиком, на боку. Сна не было ни в одном глазу.

И все же дремота почти захватила меня целиком, когда в тишине я услышал, как кто-то говорит вполголоса прямо у меня над ухом:

— Уходи! Уходи!

Я открыл глаза, не зная, чего и ожидать. Возможно, я думал увидеть лицо склонившейся надо мной Нэнси. Никого не было. Я немного успокоился, решив, что это мне приснилось, но затем я снова услышал ее голос. Она повторяла те же слова с той же приглушенной интонацией.

Я осторожно выбрался из кровати и прокрался на кухню. Оттуда было видно гостиную: там-то и стояла, развернувшись к окну, Нэнси. Она смотрела на что-то, что находилось снаружи.

— Уходи! — мягко повторила она снова.

Я развернулся и пошел обратно в постель.

Прошла еще пара недель. Той осенью время бежало так быстро… Я все время был чем-то очень занят, то одним, то другим. Каждый день что-то приковывало мое внимание и помогало мне добраться до вечера. Я поднимал голову от работы — а неделя уже позади. А я и не заметил.

Среди того, что захватывало мое внимание, были и разговоры с Элис. Без них не проходило и дня: мы болтали о том, чего я никогда не касался в беседах с Нэнси, чего она не понимала да и не хотела понимать. Например, Элис читала. Нэнси тоже читала: заметки, отчеты. Зубрила трескучую чепуху про корпоративный дух, которая пачками поступала из Штатов. Но она не читала книги, не читала даже абзацы. Ее интересовали предложения; она выделяла из них то, что пригодится ей для работы; узнавала, что идет по телевизору; узнавала о последних событиях. Каждое предложение было пунктом в списке. Она читала, чтобы получить информацию.