Сказки о воображаемых чудесах - Датлоу Эллен - Страница 16
- Предыдущая
- 16/162
- Следующая
Когда Элис убрала зажигалку в карман, рука ее опустилась рядом с моей. Я ни на секунду не мог об этом забыть, не мог не думать о том, что моей ладони остается передвинуться на совсем незначительное расстояние… Я курил, держа сигарету в левой руке, чтобы не потревожить Элис. Я отдавал себе отчет в том, что происходит. Я все еще помнил о существовании Нэнси, помнил, как была устроена моя жизнь. Но руку не убрал.
А затем, словно между нами разыгрывалась партия в шахматы, эта тема всплыла как-то совершенно просто и естественно.
Я заметил, что работы, по сравнению с предыдущей парой месяцев, поубавилось. Элис выразила надежду, что хоть какая-нибудь работа да будет.
— Чтобы я по-прежнему мог себе позволить дорогую технику, которая не работает, как ей положено? — спросил я.
— Нет, чтобы я могла по-прежнему приезжать и видеть тебя.
Я повернулся и посмотрел на нее. Казалось, она взволнована, но было в ней и что-то вызывающее. Рука ее проделала путь длиною в пару сантиметров и легла на мою.
— А почему бы и не сказать тебе? Если ты сам еще не знаешь. Сейчас для меня есть три важные вещи: мой мотоцикл, мои рассказы и ты.
Люди не меняют свои жизни; вечера делают это за них. Есть ночи, в которых заключен особый импульс, ночи с особой целью, идущие своим чередом. Они приходят из ниоткуда и забирают людей с собой. Именно поэтому наутро вы никак не можете понять, почему сделали то, что сделали. Потому что это были не вы. Ночь сделала все сама.
Тем вечером моя жизнь остановилась, а потом пошла вновь, но мир уже был раскрашен в новые цвета.
Мы просидели на скамейке еще два часа, тесно прижавшись друг к другу. Мы рассказали, когда впервые начали задумываться друг о друге; посмеялись над тем, как долго ходили вокруг да около. После того как я неделями игнорировал свои чувства (а может, и просто не понимал, что чувствую), я не мог отпустить ее руку, когда она наконец оказалась в моей. Что за удивительное ощущение: быть так близко к ней, чувствовать, как ее кожа соприкасается с моей, чувствовать прикосновение ее ногтей к своей ладони. Люди меняются, когда расстояние между ними так сокращается; они становятся куда реальней. А если вы уже влюблены в человека, то он заполняет собой весь мир.
Наконец мы дошли и до Нэнси. Рано или поздно пришлось бы. Элис спросила, что я чувствую к Нэнси, и я попытался объяснить, попытался сам это понять. В итоге мы просто свернули на другую тему.
— Это будет непросто, — сказал я, сжимая ее руку. Про себя я с унынием думал, что этого вообще может не произойти. Зная, как отреагирует Нэнси, рассказать ей было для меня все равно, что взобраться на Эверест. Элис бросила на меня взгляд и пошла обратно к каналу.
На берегу, устремив взгляд вдаль, сидел крупный кот. Я подошел к Элис так близко, что волосы ее защекотали мне лицо, и позвал кота. Он повернулся, посмотрел на нас и зашагал к скамейке.
— Как же мне нравятся дружелюбные коты! — заметил я, протягивая руку, чтобы погладить его.
Элис улыбнулась и тоже стала звать кота. Я несколько удивился: она вовсе не смотрела на кота, к которому, судя по всему, обращалась. Но затем я увидел еще одного, что направлялся к нам из гущи теней. Этот был поменьше ростом и стройнее. Он подошел к самой скамейке. Наверное, мой мозг был еще затуманен алкоголем, потому что, когда Элис повернулась и посмотрела в другую сторону, я не сразу понял, в чем дело. Третья кошка шла к нам по тропинке вдоль канала, и еще одна следовала за ней.
Когда пятая показалась из кустов за скамьей, я уставился на Элис. А она уже смотрела на меня с улыбкой на губах — такой же, какую я увидел в нашу первую встречу. Она рассмеялась над выражением моего лица, а затем снова издала призывный звук. Кошки сели по стойке „смирно“, и еще две появились с противоположной стороны, припустив чуть ли не трусцой, чтобы не опоздать на собрание. Теперь мы с Элис были в таком явном меньшинстве, что я почувствовал себя в осаде.
Увидев еще одну кошку, я просто-таки вынужден был спросить у Элис, что происходит.
Она улыбнулась мягко-мягко, точно ее улыбка была нарисована акварелью, и склонила голову мне на плечо.
— Давным-давно, — начала она голосом, каким рассказывают детям сказку, — здесь ничего этого не было. Ни канала, ни улиц, ни домов. Только деревья и травы.
Одна из кошек, что сидели вокруг скамьи, быстро облизала лапку. Еще парочка бесшумно выступила навстречу нам из темноты.
— Большие люди изменили все. Они вырубили деревья, затоптали траву и даже выровняли землю. На этом самом месте был холм: один склон его был крут, другой покат. Они убрали все, что было, и теперь все выглядит иначе. Не хуже, нет. Просто иначе. Но кошки помнят то, что было раньше.
Это была занятная история, и она еще раз доказывала, что мы мыслим в одном направлении. Но она не объясняла обилия кошек вокруг. Теперь их было около двадцати — пожалуй, чересчур. Не для меня, но с точки зрения здравого смысла. Откуда, черт возьми, они все приходят?!
— Но в те дни у них не было кошек, — возразил я нервно. — Таких уж точно не было. Такие появились недавно. Их либо завезли, либо вывели искусственно.
Она покачала головой:
— Так говорят. И так думают. Но кошки всегда были здесь, просто люди об этом не знали.
— Элис, о чем ты вообще говоришь? — Мне становилось все больше не по себе от количества кошек, что кружили вокруг скамьи. Они все приходили и приходили, поодиночке и парами, и теперь толпились со всех сторон стеной в несколько метров толщиной. Линия канала была темной, лишь луна бросала на воду мягкие блики. Очертания берегов и дорожки казались какими-то особенно застывшими, вытянутыми, как будто смоделированными на компьютере: хорошая копия, очень правдоподобная, но в сочетании деталей была какая-то легкая неправильность, будто один из углов был на градус шире или уже, чем нужно.
— Тысячу лет назад кошки часто приходили на этот холм. Он был местом их собраний, где они обсуждали свои дела, а потом расходились. Это место принадлежало им раньше, принадлежит им и сейчас. Но они не против нашего присутствия.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя, — сказала она и впервые поцеловала меня.
Прошло десять минут, прежде чем я снова оглянулся. Остались только две кошки. Я притянул Элис к себе и подумал о том, как искренне и невыразимо счастлив.
— Это все было взаправду? — спросил я, притворяясь ребенком.
— Нет, — ответила она, улыбнувшись. — Это всего лишь такая история. — Она потерлась об меня носом, и наши головы крепко прижались друг к другу.
Около двух часов я вспомнил, что мне все-таки придется уйти домой. Мы встали и медленно пошли обратно к дороге. Дрожа, я дождался такси и вытерпел все театральные вздохи водителя, которыми он сопровождал наше с Элис прощание. Я стоял на углу и махал, пока машина не скрылась из виду, а потом развернулся и пошел домой.
Пока я не свернул на нашу улицу и не увидел, что свет в наших окнах еще горит, я не осознавал до конца, что этот вечер на самом деле случился. Когда я поднимался по ступеням, дверь открылась. На пороге стояла Нэнси, одетая в халат. Она выглядела рассерженной и испуганной одновременно.
— Ну и где, черт возьми, ты вообще был?
Я расправил плечи и приготовился врать.
Я попросил прощения. Сказал, что пошел пропустить по рюмке с Говардом. Я врал спокойно и с подкупающей убедительностью. Мне не было стыдно, ну разве что в каком-то эгоистическом смысле, да и то только в теории.
Какой-то переключатель в моей голове наконец щелкнул. Позже, когда мы лежали в кровати, я осознал, что рядом со мной — не моя девушка. Что в моей постели просто находится некто. Когда Нэнси перекатилась ко мне поближе, намекая открытостью своей позы на то, что ей, возможно, пока еще не очень хочется спать, я почувствовал, как в груди у меня сжался комок ужаса. Я намекнул, что из-за количества выпитого я способен разве что провалиться в беспамятство, и тогда Нэнси свернулась клубочком и заснула рядом со мной. Целый час я просто лежал, ощущая под собой холодный мрамор, чувствуя, что у комнаты моей нет крыши и небо глядит на меня.
- Предыдущая
- 16/162
- Следующая