Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 66

Но прежде, чем вернуться на корабль, я решил исполнить еще одну задумку. Отправившись в красный край Апарагояна, я нашел трещину, глубоко вгрызавшуюся в тонкую земную кору. По ее червиному ходу я стал спускаться вниз; сначала миновал сеть просторных пещер, заполненных мерцанием зеленых грибов и лиловых кристаллов, а затем и потоки расплавленных, раскаленных пород, не поддавшись их течению; через полвздоха они превратились в тусклое багровое свечение далеко за моей спиной. Внезапно откуда-то подул ветер, с каждым мгновением все усиливающийся; сам воздух вокруг стал плотнее и налился густой чернотой, какой не бывает и в самых глухих сумерках, когда солнце и луна убегают с неба, как поджавшие хвост собаки. Мне не нужно было даже шевелить крыльями — я мог парить на потоках воздуха, как сорвавшийся с веревки дарчо, опускаясь все ниже. От вихрящихся прикосновений жара перья на моем хвосте свистели, как пущенные во врагов стрелы. Собравшись с духом, я сложил крылья — и камнем упал во мрак.

Сначала мне показалось, что я утратил все чувства: и зрение, и слух, и осязание. Вокруг не было ничего; не было даже времени, чтобы сказать, сколько я пробыл в этой пустоте. И когда мне подумалось, что я останусь здесь навсегда, я услышал голос: он был подобен одновременно грохоту рушащихся гор, и шуму разливающихся морей, и реву огня в пылающих лесах, и раскатам тысячи громов. Этот звук внушал такой трепет, что я кинулся прочь, сквозь темноту, не разбирая дороги; пронзительный, невыносимо горячий ветер ударил мне в спину и понес вперед. Слева и справа мне мерещились глубокие пропасти — белая и черная, а за спиной — третья, красная; казалось, что я вот-вот упаду в них.

Но ветер вытолкнул меня на поверхность и покатил по ней, как комок сухой травы; только у мостов и лакхангов и у подножья чортенов он ослабевал немного, давая мне отдохнуть. Однако длилось это недолго — не успевал я перевести дух, как порывы бури снова налетали на меня, осыпали голову и шею крупным градом, толчками и ударами и заставляли тронуться с места.

На своем пути я видел прекрасные дворцы и глубокие норы в земле, полные тумана, и леса, где бродили вращающиеся огненные круги, и пустынные равнины, на которых чернели обугленные пни и пятна сажи. Я слышал песни, жалобные, как плач, — их пели нежные, влекущие женские голоса; но я не пошел за ними. Вместо этого буря понесла меня к Бьяру — и я увидел, что город у озера разросся и нарядился в яркие одежды; его тораны стали выше, лакханги блестели свежим красным лаком, а там, где раньше паслись стада диких сайгаков, трудолюбивые шингпа посеяли ячмень и пшеницу. Сколько времени прошло с тех пор, как я умер? Мне казалось, недели — но на самом деле миновало больше сотни лет. Наконец, меня швырнуло на порог Кекуит, и скоро я снова родился среди ремет. Мне дали новое имя — Нейт.

Но прошлая жизнь осталась для меня ясной, как вчерашний день. Я помнил свое рен. Я помнил и то, что увидел в мире духов; это очень помогло в изучении и совершенствовании искусства шенпо. Я добился в этом больших успехов… Однако, хотя мои умения и были велики, они не могли сравниться с могуществом Эрликов.

Их много прошло передо мной — женщин и мужчин, отмеченных безымянной болезнью; наделенных особой властью над миром. Силой… да, силой. И теперь моя очередь нести это бремя — держать ее в подчинении. Но в те ночи, когда мое тело слабеет, а ум притупляется, она начинает рваться с цепи… Она грозит освободиться. Поэтому до утра мне нельзя спать; поэтому я говорю с тобой, Нуму.

***

Когда я открыл глаза, был уже рассвет; солнце подымалось над горами, прорезая серую хмарь длинными бледно-золотыми полосами. Выходит, что я уснул, свернувшись калачиком прямо на стуле. Кто-то укрыл меня тяжелым, теплым одеялом; от его пыльного запаха хотелось чихать. На крышке прикроватного ящика стоял поднос с нетронутой едой, примявший бумаги с замысловатыми рисунками и расчетами. Постель была пуста; только валялись поверх простыней железные четки, и каждая бусина в них была окрашена красным.

Вода, еле слышно шипевшая за стеной, остановилась. Я побыстрее выполз из-под одеяла, осторожно свернул его и, стараясь не шуметь, вышел из покоев Эрлика.

***

Пришло время Цама; в этом году он выпал на день детей, благоприятный для борьбы с врагами, строительства дома, обрядов шенпо, казней и забивания овец, но плохой для всех остальных дел. Шаи разбудил меня рано, между ночью и рассветом: до выхода в Бьяру нужно было еще умыться, причесаться и одеться — увы, не в приготовленный мною роскошный наряд, который лха отвергли, а в черные штаны и чуба вроде тех, какие носят обитатели Перстня. Спросонья я двигался медленно и неуверенно, как зимняя муха: все падало у меня из лап. Причесывая гриву, я выдрал гребнем несколько прядей, не с первого раза попал узелком в петлю застежки и насилу впихнул в себя несколько ложек сладкой каши. Не хотелось мне ни есть, ни пить — только закрыть слезящиеся глаза и провалиться в дремоту.

Но вместо этого, кляня злую судьбину, я отправился в галерею за садом, ведущую во внешний мир. Там оглушительно гудели сквозняки; из незакрывающейся двери Когтя лился белый утренний свет. Все лха собрались у стены, затворяющей зев дворца; когда я подошел, они только начали примерять маски. Сиа первым натянул слоновью личину; над его плечами тут же вскинулись уши-веера, а по груди заскользил нос, длинный и цепкий, как хвост обезьяны. Утпала, Камала, Падма и Пундарика опустили на плечи полые вороньи головы. Нехбет, тоже вышедшая поприветствовать почжутов, надела личину грифа. И только Шаи напялил самую обычную, ни капельки не волшебную (и, надо сказать, довольно уродливую!) деревянную образину с длинной меховой бородой и дутыми губищами. Не тот ли это был «старик», который в позапрошлом году потешал глупыми выходками народ?

Кто-то окликнул меня. Обернувшись, я увидел Железного господина.

— Держи — и не расставайся с ней, — сказал тот, протягивая мне сложенный в несколько раз хатаг. Сквозь тонкую ткань проступали очертания чего-то похожего на лист просвирника, зовущегося также «радостью рыб». Не знаю, как насчет рыб, но я уж точно обрадовался! Дрожащими лапами я принял подарок и развернул его; это была новехонькая, пахнущая лаком маска Гаруды, пожирателя змей! Его клюв расходился в лукавой улыбке, круглые глаза блестели позолотой, а к пернатым щекам были прилажены шнуры из витого шелка в добрый палец толщиной.

— Спасибо, — выдохнул я; Эрлик кивнул и направился к остальным лха — судя по неверной походке, ему еще нездоровилось. Но, как бы я ни сочувствовал Железному господину, сейчас меня больше занимало другое. Подбежав к одному из столпов, подпиравших своды галереи, я заглянул в его зеркально-гладкую поверхность и надел маску. Та села как влитая; мой нос целиком уместился в широком полом клюве, а глаза пришлись точно на дыры в Гарудовых зрачках. Я зажмурился в предвкушении — в кого же я превращусь? В грозного драгшед с развевающейся гривой и крыльями нетопыря? Во внушающего трепет гьялпо с пылающим мечом и ваджровыми доспехами?.. Но, когда я открыл глаза, то едва не взвыл от разочарования. Новый облик внушал что угодно, только не трепет! Я весь, от макушки до когтей, оброс мягким черным пухом; уши заострились и поднялись высоко вверх; хвост истончился и стал подобен львиному. Не прибавив ни в росте, ни в ширине плеч, я больше всего походил на испуганного птенца, пищащего на дне гнезда, среди мха и веток.

— Ууу, какая прелесть! — прокаркала Камала, потрепав меня по макушке. Я только тяжко вздохнул; если такова воля богов, ничего не попишешь — буду прелестью.

— Нуму, — вдруг обратилась ко мне Палден Лхамо, жестом отгоняя вороноголовую. — Сейчас к порогу Кекуит прибудут шены с быком. Ты сядешь ему на горб, перед носилками — тебе должно хватить места. Вести вахану будут прислужники, а ты — не шевелись, не говори и ни в коем случае не слезай на землю, что бы ни случилось. Понял?

— Да! Не шевелиться, не говорить, с места не сходить. Все понял! — торопливо повторил я, но богиня уже не слушала: ей нужно было помочь Железному господину водрузить на плечи рогатую личину быка. Увы, я не смог понаблюдать за его превращением! В это время лха начали один за другим выходить за стену — и мне пришлось бежать за ними, семеня на коротких лапах.