Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 64

И только больной, которому чары местных колдунов и впрямь принесли облегчение, стал умолять:

— Если мы хотим выведать у местных, как бороться с болезнью, нужно, чтобы они всегда были рядом с нами. Они уйдут — и мы снова начнем гибнуть; сначала я, потом и другие! Подумайте — не обо мне, а о себе! Ведь вы будете следующими!

В его словах была правда; все замолчали, склонив головы. И тогда я предложил то, о чем и так уже раздумывал после падения и смерти Джараткары:

— Мы можем очистить долину и прилегающие земли от этих змей — они, очевидно, неразумны и опасны. Тогда вепвавет смогут осесть здесь и жить рядом с нами.

— Выходит, нам придется учить их строить дома и возделывать поля? Стоит ли так вмешиваться в дела чужого мира и чужого народа? — возразили некоторые. Но я ответил:

— Этот мир уже не чужой нам. Кекуит повреждена так, что никогда уже не оправится. Поэтому стоит быть готовыми к тому, что остатки наших жизней мы проведем здесь. Так почему бы не провести их с пользой? Разделить наши знания с вепвавет и поучиться чему-нибудь у них?

— Да и разве мы станем удерживать кого-то насильно? — согласились другие. — Кто захочет уйти, тот уйдет! Кто захочет остаться и жить по-новому, тот останется. И для нас жить в корабле куда лучше, чем скитаться по горам следом за стадами коз и овец.

На том и порешили. Велев кочевникам затаиться в ущельях неподалеку от долины, мы запустили в подземные пещеры пять сотен ирет. Они закончили то, что начало падение Кекуит, — найдя слабые места в каменных опорах гнезда, ирет взорвали их и обрушили груды щебня, песка и глины на змеенышей Джараткары. Тех же, кому удалось выбраться на поверхность из-под завалов, добивали наши ахаути и сами вепвавет. У молодых Лу шкура не так прочна, как у старых великанов, — ее можно пробить при помощи рогатины, как при охоте на медведя, или точным попаданием копья под подбородок; можно также гнать их до обрыва при помощи горящих и свистящих стрел или натравить на них разъяренных садагов… Есть и другие способы охоты на Лу, в которых шены теперь весьма искусны, — но тебе ни к чему знать о них.

И вот, в один день мы избавили это место от змеев. От взрывов и обвалов земля в долине осела; в самом низком месте, у основания Мизинца, скопилась со временем ключевая вода — так появилось озеро Бьяцо. Рядом с ним был построен первый из городов Олмо Лунгринг, Бьяру. Он начался с Перстня; этот дзонг возводился не как место для молитв, а как крепость, отделенная от мира мэндоном, водой и горами, чтобы в случае опасности в ней могли укрыться все жители долины. Все прочие здания Олмо Лунгринг — от золоченых дворцов до черных лачуг с пометом и хворостом на крышах — его младшие братья. Вокруг города колдуны зарыли позвонки и череп Джараткары — как предупреждение прочим тварям этого мира.

После этого много лет мы прожили бок о бок с вепвавет и, подобно богам из старых сказок, научили вас земледелию, строительству каналов, лекарскому искусству, обработке металлов, счету — и, конечно, письму. За основу мы взяли буквы, используемые вашими сородичами из южной страны; поначалу шенпо и оми даже говорили на их языке, чтобы казаться ученее. А вот меду нечер не прижился внизу, хоть многие и старались его изучить: все же наши глотки и языки устроены слишком по-разному. Поэтому все обитатели Кекуит получили от вепвавет вторые имена, переиначенные на здешний лад. Мое, например, было «Шрисати».

А потом случилось вот что: город, уже прозванный Бьяру, разросся так сильно, что народ начал выплескиваться из него, как вода из переполненного кувшина. Тогда нам пришлось оставить мирные занятия и приняться за очищение новых земель. Так началось время Махапурб, когда мы истребили тысячи зловредных существ — болотных демонов-кровопийц, таящихся в земле садагов, насылающих болезни момо. Но из всех чудовищ Олмо Лунгринг хуже всех были змеи-великаны. Они кишели повсюду: земные Лу из рода Васуки гнездились в скалах и пещерах; летучие Лу из рода Вишвавасы заполняли небо; водяные Лу из рода Шешу отравляли слизью горные реки и озера. Хоть по отдельности они были не умнее трухлявого пня, у змей был свой тайный язык; сговорившись, они могли напасть скопом, будто настоящее войско. И оружием им служили не только клыки и мускулы; Лу умели насылать безумие — и так погубили многих неб ирету. Я до сих пор помню, как, пораженные проклятьем, они пытаются выколоть собственные глаза…

Потому мы все чаще прибегали к помощи местных колдунов и сменявших друг друга Эрликов, хотя природа их способностей оставалась для ремет загадкой. Со временем безымянная болезнь будто бы ослабла — ее течение казалось уже не столь бурным; и чем дольше жили отмеченные ею, тем бо́льшие власть и почет получали среди вепвавет. Волей-неволей мне приходилось считаться с ними. Так и получилось, что внутри месектет я оставался ругпо, но в мире дольнем был только слугой очередного Железного господина.

Наконец долгая война закончилась. Последняя из Махапурб состоялась в год и месяц Синего Быка, на Пятый Победный день — день красной стороны. Наше войско из пятидесяти ремет и десяти тысяч вепвавет стояло в горах Мувер, неподалеку от места, которое теперь известно как След Змея; в расщелинах ниже копошились Лу, искавшие укрытия. Одного за другим мы уничтожали их — огнем, железом и колдовством. Обезумев от страха, один из старейших змеев, Нагараджа, принялся давить и кусать собственных детей и так вырвался из каменной ловушки и устремился на запад. Я хотел тут же последовать за ним: старые Лу особенно опасны, потому что могут создать новое гнездо. Но Железный господин — тогда уже двадцатый по счету — выбился из сил и хотел прекратить битву; войско вепвавет не посмело ослушаться. Я же, увидев его бледное лицо и трясущиеся руки, пришел в ярость. Чужие приказы не остановили меня; с дюжиной верных ремет мы отправились в погоню за Лу.

К тому времени, когда мы настигли его, Нагараджа успел добраться до горы, которая теперь расколота надвое и зовется Цоцог и Огма. Судя по бороздам на камнях, в которых смешались кровь, глина и горючий жир, змей был сильно ранен. При виде этих следов, выдававших слабость врага, мои мысли помутились — от нетерпения я потерял осторожность. Когда мы настигли Лу и я уже приготовился поразить его хопешем[7] в слабое место у основания черепа, великан внезапно развернулся, щелкнул пастью — и проглотил меня целиком.

Но это был не конец. Не знаю, сколько дней я провел в беспамятстве — неделю, две или больше; в это время меня посещали странные и пугающие видения. Их обрывки до сих пор терзают мой ум — они похожи на отблески разноцветных костров, вспыхивающие то мягкой белизной, то дымным мерцанием, то голубовато-желтым или тускло-красным светом; они скользят быстро, как водомерки по поверхности озера. Если я протягиваю руку, чтобы схватить их, пальцы загребают только тину…

Постепенно ко мне начали возвращаться чувства. Первым пришло не зрение, а ощущение тела — оно было странно легким и подымалось вверх от малейших колебаний воздуха, как летучий пух кхур-мона. Затем расступилась темнота перед глазами, и я увидел внизу самого себя. Я был уже не на поле битвы, а на корабле, в покоях лекаря. Глубокие раны на моей груди и шее были крепко зашиты, изломанные конечности — выпрямлены тугими бинтами, лицо чисто вымыто — ни пота, ни крови, ни следов разложения. Живот прижался к хребту, — из него были извлечены все внутренности. На полу у моих ног сидела Меретсегер. Ее волосы были распущены и перепутаны, щеки — обожжены слезами. Вдруг я понял, что она носит под сердцем моего ребенка, зачатого накануне битвы с Лу. Зародыш был похож на пустой ларец с приоткрытыми створками; он уже существовал, но еще не был жив.

Над моим трупом склонилась Кебхут — корабельный лекарь, которая станет потом матерью Сиа. Несколько раз она касалась пальцами моих губ, приподнимая их и рассматривая крепко стиснутые зубы, а потом с явным усилием разомкнула челюсти плоским ножом и вогнала мне в горло железный крюк, полый внутри. Я знал, что по нему пустят густой бальзам, превращающий тело в Сах, — этим именем звались и те, кто погружался в сон перед межзвездным полетом, и те, кто был мертв.