Просто Маса - Акунин Борис - Страница 17

Чувствительную историю Маса придумал еще в детстве – так давно, что сам в нее поверил. Даже видел, как всё это произошло – ну, или могло произойти.

Однако сейчас, близ родного берега, случилось странное.

Вдали, среди золотистых блесток, покачивалась рыбацкая лодка. Там – согнутая фигурка в широкой соломенной шляпе, в воде торчали поплавки раскинутой сети и чернела точка – детская голова. Так в этих краях издавна ловили рыбу: мужчина сидел в лодке, а мальчишка шести-семи лет находился в воде, беспрестанно расправляя невод, чтобы его не закрутило течением. Ребенка постарше деревянные поплавки-укидама на поверхности не удержали бы, а плавать столько часов подряд никому не под силу.

И Маса словно провалился в иную жизнь, нырнул с головой в далекое прошлое, забарахтался в нем, чувствуя холод тяжелой воды, вкус соли на запекшихся губах, жар солнца на затылке, ломоту в пальцах. Грубый голос Дзиро проорал сквозь слепящие лучи: «Не спи, бандитское отродье! Работай руками!».

Наверное, Дзиро не был злым человеком. Родных детей он никогда не бил. Просто не считал приемыша своим.

Деревенские жили трудно. У них было издавна заведено покупать за небольшие деньги никому не нужных малышей-сирот, подращивать, а затем ставить на тяжкую работу, которую жалко поручать собственным детям. Маса всегда знал, что он чужой, сын якудзы. У него и фамилия была другая – Сибата. Это уже потом, когда он сбежал в Иокогаму и прибился учеником к шайке Тёбэй-гуми (а куда еще было деваться «бандитскому отродью»?), мальчишке рассказали, что его отца звали Рюдзо и он был большой человек, оябун собственной банды. Но та банда сгинула, и куда подевался Рюдзо Сибата, никто не знал. Не беда – Маса придумал отцу красивую гибель, а заодно придумал и мать, о которой вообще было ничего не известно. Мальчик вырос, обучился лихому ремеслу якудзы и, верно, прожил бы свой век совсем другой, волчьей жизнью, если бы однажды, сорок пять лет назад, не повстречал в Иокогаме молодого

гайдзина

Когда-то Маса пообещал себе забыть свое раннее горько-соленое детство, никогда о нем не вспоминать. И забыл – казалось, что навсегда. Но стоило ему вновь попасть в те же места, увидеть, как болтается на волнах рыбацкое суденышко, как торчит из воды «живой поплавок», и память выдернула из каких-то темных подвалов то, что там, оказывается, хранилось и за все эти годы нисколько не потускнело.

– Что же вы замолчали? – сострадательно молвила Наоми Тревор. – …Впрочем не отвечайте. Представляю, каково это – вернуться на родину после столь долгой разлуки. За сорок лет сильно изменился весь мир, а Япония – больше любой другой страны. Вы почувствуете себя Урасимой Таро[68], не узнавшим родного края.

– Нет, это не так. – Маса глядел на берег, чувствуя сладкую ломоту в сердце. – Я узнаю здесь всё. Фудзи, холмы, цвет воды, переливы воздуха, оттенки света и тени, запах водорослей, каждый мыс, каждую бухту. И крышу храма над

Ста Ступенями

С каждой минутой город приближался, делался всё больше. Он, конечно, изменился. Над крышами там и сям поднялись башни со шпилями, корабли у причалов тянулись к небу не мачтами, а трубами, но это была та самая Ёкохама, где когда-то всё было испытано впервые: горе и счастье, победа и поражение, любовь и ненависть, страх и преодоление страха. Одним словом, это была Родина.

Масе показалось нелепым, что он так долго оттягивал свое возвращение, сомневался, стоит ли, и мысленно повторял древнее танка:

Танка ошибалось. Человек не лепесток, подвластный лишь законам ботаники и гравитации. У тебя всегда есть выбор, и самые главные решения нужно принимать сердцем. Сердце же звало Масу на Родину, к прежней привязанности, с того самого момента, когда не осталось других. Правда, имелась вдова господина, но близость Масы только мешала ей построить какую-то другую жизнь, служила вечным напоминанием о горестной потере. Оба они были не мягкими лепестками сакуры, а твердыми яблоками. Яблоки же, ударившись о землю, откатываются в разные стороны…

Дорога на Родину получилась длинной, но куда спешить мастеру одиночества? К тому же денег хватило только на билет до Шанхая, где Маса провел больше полугода, прежде чем смог двинуться дальше. Господин всегда говорил, что деньги, лежащие на американском счете, принадлежат им обоим. Но пусть всё достанется вдове и сыну. Ронин с чековой книжкой – это абсурд.

В Шанхае возвращенец не сидел сложа руки – вторая половина обратного пути требовала подготовки.

Впервые Маса работал сам по себе, используя накопленные за бурную жизнь навыки: привычку к опасностям, гибкость ума, а также знание человеческой природы и обоих миров, Западного и Восточного.

Этот капитал оказался очень кстати, когда пришлось взяться за одно деликатное дело, чреватое слезами и кровью.

Юный сын японского генерального консула Татибаны имел неосторожность страстно влюбиться в дочь опиумоторговца Крюкова, ведавшего транзитом магического зелья между Шанхаем и Харбином. Господин Татибана, понятное дело, был в ужасе: сын связался с преступным кланом! Не легче было и положение русского бандита. Он тесно сотрудничал с китайскими триадами, которые ненавидят японцев, и зазорная связь дочери означала для Крюкова ужасную потерю лица.

История Ромео и Джульетты красиво смотрится только на сцене, а в жизни ничего красивого тут нет, одни проблемы. Да и сами влюбленные, честно сказать, были нехороши: мальчишка глуп и прыщав, девчонка вздорна и тоща.

Японский отец хотел отослать заблудшего отпрыска на родину, но тот грозился разрезать себе живот. Русский отец охотно прикончил бы соблазнителя, но его дочь сулилась повеситься. Добром всё это кончиться не могло. Весь иностранный сеттльмент Шанхая ждал неминуемой трагической развязки.

Здесь Масахиро Сибата и пригодился. Он предложил свои конфиденциальные услуги господину Татибане, сказав, что хорошо знает русских и все их повадки. Консул ухватился за это предложение, как утопающий за соломинку.

На самом деле повадки русских были не при чем. Просто Маса присмотрелся к девице и понял: она, во-первых, пустоголова, а во-вторых, относится к породе женщин, влюбляющихся в необычное, потому и втрескалась в японца. Дальнейшее было вопросом техники. Зрелый японец с экзотической биографией и богатым жизненным опытом гораздо необычнее японца юного и сопливого. Девушка колебалась недолго. Мальчишка, конечно, поубивался, но харакири не сделал – стыдно накладывать на себя руки из-за вертихвостки. В общем, все остались живы, обошлось без кровопролития.

Оба отца были несказанно благодарны спасителю. То есть русский-то отец вначале не очень, он даже подослал наемных убийц – прикончить нового совратителя дочери, но прикончить Масахиро Сибату очень непросто. С первого раза это не получилось, а второй попытки Маса ждать не стал. Ночью он пробрался в спальню господина Крюкова, проскользнув мимо охраны, и разбудил обидчивого родителя. Залепил ему рот пластырем и на хорошем русском языке объяснил, как славно и удачно всё устроилось. Крюков был хоть и бандит, но человек умный, иначе он не сумел бы вести дела с триадами. Попросив жестом позволения снять пластырь, хозяин дома сердечно поблагодарил ночного гостя и даже предложил выплатить награду, но Маса отказался. Ронин не берет денег за любовь, даже если девушка такая глупая и тощая (последних слов он, конечно, не сказал, чтобы не ранить отцовское самолюбие).