Самое трудное испытание (СИ) - "Elle D." - Страница 31

Но последнее обещание Вальена не сдержала. Потому что до сей поры сама перспектива внешнего нападения была столь маловероятной, что никто не рассматривал её всерьез. Даже проницательный граф Риверте.

Поэтому когда пришли зеберийцы, никто в Асмае не был к этому готов. Прибрежный флот успешно справлялся с пиратами, но когда на горизонте, в дымке морского тумана, возникло не одинокое пиратское суденышко, а целая армада кораблей, чьи борта были выкрашены красной и черной краской, а на каждый парус был нашит знак в виде оскаленной львиной пасти — вальенский флот к такому оказался совершенно не готов. Тем более что произошло это не сразу. Сперва решили, что опустошительный набег на один из рыбацких поселков совершили местные пираты, хотя в подобной наглости прежде они замечены не были. Но когда набег повторился и немногие выжившие стали рассказывать о красно-черных кораблях с львиной пастью на парусах, о свирепых темнокожих мужчинах с бритыми налысо, сверкающими на солнце головами, об их чудовищных боевых секирах, которыми они с легкостью разрубали пополам не только человеческое тело. но и большинство мечей, которым не посчастливилось с ними скреститься — вот тогда Асмай загудел всерьез. Императорский наместник, сидящий в асмайской столице, велел прибрежному флоту усилить бдительность, но уже через неделю пришла весть о новом ограблении, и на сей раз красно-черные зеберийские корабли шли борт-о-борт со старыми, залатанными, но все ещё смертельно опасными судами асмайских пиратов. По отдельности они, возможно, и не смогли бы нанести серьёзный ущерб, но, объединившись, стали невероятно сильны. Пиратская армада состояла из двадцать или тридцати кораблей, капитаны которых отлично знали прибрежные воды, могли проникнуть в любую бухту, взять любые рифы, а ещё они знали, где именно и как часто проходят патрульные вальенские корабли. Армада зеберийцев хотя и не обладала подобными важными сведениями, но была куда более многочисленной. Никто в точности не знал, сколько у них кораблей; Асмай и Зеберия отделяло около трехсот морских лиг, и зеберийские суда покрывали это расстояние за две-три недели. Они приплывали, нападали на побережье, пользуясь поддержкой и знаниями местных пиратов, грабили, убивали, увозили людей в рабство и исчезали, чтобы через несколько недель вернуться снова. Если бы у Вальены был сильный боеспособный флот, способный вести большую войну в открытом море, его следовало снарядить для ответного похода на Зеберию. Эта держава все ещё отличалась строем, напоминающим первобытный, и, помимо боевых кораблей, у них не было сильных военных формирований. На суше они не смогли бы противостоять хорошо обученной, огромной вальенской армии, ведомой величайшим полководцем своего времени.

Но в том-то и была беда, что зеберийцы не сражались на суше. Они никого не подпустили бы к своим берегам. А на чужой берег высаживались лишь для того, чтобы грабить и убивать.

Все это становилось все более очевидно для Уилла по мере их продвижения на юг. Они миновали Коральенскую равнину, объехав Даккар, потом двинулись южнее, через Лодгарскую пустошь и степь, ту самую, в глубинах которой стоял замок Кастерлей. Этот замок, к счастью, тоже объехали стороной. Риверте спешил, по дороге он отправил множество писем, призывая своих советников и капитанов в Пурессу, небольшой портовый городок на асмайском побережье. Когда Уилл спросил, почему именно туда, Риверте пояснил, что там достаточно удобная местность для дислокации и развертывания войск, и в то же время город стоит на возвышенности, что обеспечивает прекрасную видимость не только на суше, но и на прилегающем море. Пурессу окружали десятки деревушек, до которых алчные лапы грабителей пока не успели добраться, и если враг нападет на одну из них (а на это было похоже, учитывая, что нападения понемногу распространялись вдоль берега на северо-запад), Риверте сможет молниеносно отреагировать. В то же время Пуресса, с её высокими стенами и обширными амбарами, ломившимися от запасов зерна, которое отсюда перепродавали по всей стране, станет отличной переметочной базой для тысяч беженцев, которые без конца тянулись на север, покидая свои дома. Риверте пришел в ярость, узнав, что местные владетели до сих пор не начали эвакуацию: они не могли предоставить рыбацким поселкам достаточную защиту, но и не вывозили их, попросту сидя в своих хорошо укрепленных замках в глубине страны, недоступные для атак врага, и наблюдая, как исходит кровью и слезами простой народ.

В наказание за пассивность Риверте приказал конфисковать у таких владетелей весь их вьючный скот, от лошадей до мулов, и все средства передвижения, от телег до роскошных карет, чтобы ускорить эвакуацию и спасти как можно больше жизней.

В самом деле, годы шли, нисколько его не меняя.

Поначалу Уилл, как и многие вокруг него, преисполнился надежд. Риверте, как это всегда с ним происходило, мгновенно оценил обстановку и принял не терпевшие отлагательств решения. Вокруг него забурлила жизнь, активная деятельность, и никто не сомневался, что граф быстро возьмет ситуацию под контроль. Но когда они приехали в Пирессу и Уилл поднялся на обзорную башню вместе с графом, у него перехватило дыхание. Они опоздали. Зеберийцы уже побывали здесь: на горизонте, там, где песок сливался с морем, чернело пепелище, и Уиллу чудилось, что даже с такого расстояния он видит кровь, расплывшуюся в воде. Зеберийцы окрасили асмайский берег в красно-черные цвета, цвета своих боевых кораблей, своей безудержной алчности и жестокости. Риверте немедленно выслал туда отряд, но было уже слишком поздно — зеберийцы ушли в море, оставив гору изувеченных трупов, валяющихся между остовами сгоревших домов. Среди трупов не было ни одной женщины. Женщин они забирали с собой.

Риверте в тот же день, не дожидаясь своих капитанов (они с Уиллом мчались день и ночь и прибыли в Пурессу самыми первыми), приказал сооружать линию береговой обороны: рыть траншеи и возводить редуты. Но такое мероприятие требовало времени, больших финансовых трат и человеческих ресурсов. Некоторые из беженцев, узнав о намерениях графа, оставались, чтобы защищать свой дом, но большинство предпочли укрыться в безопасности в глубине материка, а сгонять их на фортификационные работы насильно Риверте считал неправильным.

— Они все равно станут лениться и работать спустя рукава, — мрачно пояснил Риверте Уиллу.

Беда была в том, что время не ждало. Регулярные части вальенской армии, ведомые капитанами, подошли к Пурессе только через неделю. К тому времени зеберийцы сожгли ещё две деревни. Риверте, глядя с обзорной башни на столбы дыма, скрежетал зубами, и Уилл видел, что ему хочется самому вскочить в седло и с мечом наголо понестись на негодяев, осмелившихся напасть на то, что он сам завоевал и считал своей собственностью. Но Риверте был не настолько безрассуден. Войска наконец подошли, и граф начал разворачивать боевые порядки, передислоцируя отдельные когорты в наименее защищенные места, но по большей части отправляя солдат не нести дозор, а рыть котловины и возводить частоколы. Незащищенность всей прибрежной линии была болезненно, мучительно очевидна. Риверте пытался ускорить дело, носился между редутами и дозорами, как угорелый, всех подстегивал, везде наводил порядок — но Уилл видел, что он едва справляется. Он мог почти единолично защитить практически любой замок или город, мог взять штурмом или хитростью любую крепость, мог выиграть любую битву в открытом поле. Но защищать территорию протяженностью пятьсот лиг от врага, который прятался в море и почти не ступал на сушу — это было чересчур даже для Фернана Риверте.

И все же Уилл верил в него. Кто же справится с этим, если не он?

Когда все основные силы были собраны на побережье и закипела работа, Риверте решил посетить флагман флота по приглашению его капитана. Там должен был состояться объединенный совет капитанов остальных судов, а также военачальников, находившихся под командованием графа Риверте. Заодно, как пояснил Риверте Уиллу, нужно будет осмотреть флагман и прикинуть, сколько на нем получится разместить пушек. Рано или поздно им придется не просто отражать атаки с воды, но и дать бой в открытом море.