Судьба на троих (СИ) - "Майский День" - Страница 21

Убьёт так убьёт. Забыл я, что все драконы находятся во власти этого огненноглазого, а значит, их имущество тоже. Я ещё успел вежливо поклониться, прежде чем на плечо тяжело упала ладонь, заставляя развернуться и идти прочь.

Теперь я видел лица драконов, читал на них равнодушие, любопытство, презрение, а иногда и ненависть. Мимоходом улыбнулся юноше, чей взгляд неприкрыто выражал сочувствие. Дам и девиц, кои ко мне традиционно относятся благосклоннее мужчин, в зале не наблюдалось, я сообразил, что влетел на кавалерский приём, где этикет исполняется особенно строго. Вечно я влипаю в крупные неприятности, старательно обходя мелкие.

Меня вели, я не сопротивлялся, чутко улавливая направление по едва заметному нажиму пальцев. Кто бы ни был этот ящер, палач или распорядитель экзекуции, меня не волновало. Я надел привычную маску живой куклы на лицо и отчасти на душу, и решил, что пусть случится то, что случится.

Шли довольно долго и вниз, но не в подвал. В помещении, где ничего не было кроме лавок вдоль стен, ладонь с моего плеча исчезла.

— Раздевайся!

Я огляделся в поисках кнутов и других необходимых инструментов, повернулся за разъяснениями к провожатому. Коротко стриженые почти белые волосы торчали во все стороны в хорошо продуманном беспорядке, камешки в них поблёскивали как капли росы, лицо тонкое, прекрасное невольно притягивало взгляд, а ниже дорогую парадную ткань приподнимала… это же грудь! Драконица смотрела на меня зелёными как трава глазами.

— Два раза повторять нужно?

Смущение накрыло некстати, норовя разрушить привычную защиту подневольного существа, но я послушался. Решил, тут пыточная больше ящеркиной, с филиалами, вот и придумали отдельный покой для обнажения жертв.

Я снял с себя всё до последней нитки. Драконица облачённая как воин, наверняка всякого навидалась, вряд ли её смутит моя нагота.

— Туда иди!

На этот раз направление мне указали взмахом руки, рабское тело не заслуживало прикосновений. Я отворил дверь, переступил порог и оказался в просторной мыльне, ошарашенно огляделся, пытаясь понять, почему у них тут купают перед казнью? Такой любезности мне ещё никто не оказывал.

Дальнейшее от меня не зависело. Двое слуг бесцеремонно подтащили к ванне с горячей водой и заставили в неё залезть, сверху на меня вылили ещё ведро, а потом чужие руки принялись намыливать и тереть. Я хотел воспротивиться, полагая, что вполне могу искупаться сам, поскольку не настолько парализован страхом, как возможно полагают драконы, но потом махнул на всё рукой — может у них по этикету так положено. Душистая пена, горячая вода, какие-то притирания от аромата которых кружилась голова и пела кожа. Я зажмурился от удовольствия, полагая, что оно точно будет последним, а когда открыл глаза, обнаружил, что драконица с зелёными глазами так и стоит возле двери, разглядывая меня, словно некую диковинку.

Вампиров не видела или просто мужчин? Сомнительно и то, и другое. Повеление, должно быть, выполняет: не спускать с меня глаз. Надеюсь, хоть в голом виде я ничьих взоров не оскорблю. Шкура гладкая — всегда заживает, и отметин на ней не остаётся.

Вытащив меня из ванны, всё те же усердные слуги растёрли до блеска холстами и расчесали волосы. Приходилось терпеть: я ведь не дома располагался, и порядки тут соблюдались чужие. Затем мне велели выйти сквозь другую дверь, за которой опять же оказалась не пыточная, а комната, подобная уже виденной, только тут на лавке лежал новый костюм — всё вплоть до белья и сапог.

— Одевайся уже! — фыркнула драконица.

Я застыл на месте, не понимая всего происходящего, так что вразумить меня всё же следовало. Ещё мне показалось, что голос прекрасной воительницы звучит совсем не зло, разве что немного ворчливо, поскольку я оказался хоть и послушен, но непонятлив. Не желая гневить Дани, я быстро натянул на себя всё предложенное и вновь ощутил на плече направляющую длань.

Искушение поцеловать её было так велико, что на этот раз сдержался я с трудом. Надежда, что мой визит к драконам обойдётся без фатальных последствий робко коснулась души, но я её отмёл. Не верил пока в лучшее, опасался расслабляться. Ласки, предваряя пытку, делают её особенно невыносимой.

Мы долго шли по коридорам и комнатам, судя по запаху и обстановке — господским. Не похоже было, что ведут в каземат, но и теперь я не позволил себе радоваться, вновь образовал вокруг сердца ту скорлупу, что помогала сносить издевательства Аелии, а потом очередная дверь оказалась последней, и я увидел короля драконов в уютном кресле у огня. Дани подтолкнула меня в спину, а сама осталась снаружи. Я переступил порог и поклонился.

— Садись, Лэ, — приказал Инвиктий.

Признаться, я лишь теперь вспомнил его имя, то под которым он был известен внешнему миру. Внутренние драконы держали в тайне.

Королям повинуются, даже если они говорят глупости, потому я прошёл ко второму креслу и опустился в его мягкие объятия, чисто рефлекторно приняв одну из тех изящных поз, что приняты в обществе. Кажется, позабавил этим своего царственного собеседника, ну и ладно.

— Как Аелия поживает?

— Спасибо, неплохо, — ответил я, вспомнив разгром в зале и обвисшее мешком на подоконнике тело господина.

Не солгал ведь: уж как счастлив будет ящерка рассчитаться со мной за всё хорошее. Прочие заботы смело следовало счесть несущественными.

— Зачем он тебя послал?

— Посмотреть, что творится у барьера. Сказал, что-то новое появилось.

— Это верно. Драконы пытались, но не смогли определить характер перемен. Тамир тоже жаждет новостей?

— Да.

Дракон разглядывал меня, и по-прежнему в глазах проскакивали алые искорки гнева. Я искренне недоумевал промедлению: я ведь был прямо перед ним, доступный для любой расправы, стоило ли мучить себя отсрочками?

— У вампиров трудное положение, — продолжал король, всё так же изучая меня взглядом. — Молоды все. Не осталось старейшин, что отчётливо помнят времена до Потери.

Лёд под ногами оказался неожиданно тонок, я просто чувствовал, как он подламывается подо мной увлекая в глубину тёмных вод. Не судьба ли мне утонуть в них без возврата? Слишком часто стали поминать тех, кто отдал меня на расправу Аелии. Доказать, конечно, ничего не смогут (или смогут?), но найдётся, наверное, на свете пытка, способная развязать мне язык.

Впрочем, кому нужны эти уроды? Мир стал чище, избавившись от них насовсем.

— Да, это большая утрата, — сказал я, не отводя взора.

Уголки твёрдого рта приподнялись в улыбке. Этот дракон был старше меня в несколько раз, я не надеялся его обмануть, да и не пытался.

— Ну да то дело прошлое, — продолжал он, уходя от опасной темы, чем едва не вырвал из моей груди стон облегчения. — Вернёмся к насущному. Как ты собираешься исследовать барьер?

— Лбом постучу и вернусь.

Я зажмурился на мгновение, ожидая, что за дерзость мне тут же смахнут голову с плеч, но не дождался.

— К Аелии? — уточнил дракон.

— Конечно. Он — хозяин, я — его вещь.

Дракон улыбался — вот ведь терпение у древних.

— Смирения в твоём голосе не прозвучало. Скажи, почему ты ещё жив? Даже вампир способен найти способ умертвить себя, хотя племя ваше отличается изрядной живучестью. Неужели бытие в ярме предпочтительнее небытия?

То есть он хочет не просто свернуть мне шею, но оказать этим услугу? Благодарю покорно.

В третий раз отвечать на этот вопрос показалось мне излишним, почему мои мучители не договорятся между собой хотя бы разные задавать? Впрочем, дознание есть дознание, даже если этим балуется лично король.

— Покончить с собой — значит признаться в том, что виновен. Я не убивал ту женщину и не уйду из жизни по доброй воле.

— Я знаю.

Он казалось задумался, даже красные искорки погасли, оставив ровный золотистый свет, потом, чуть встрепенувшись, взял со столика шкатулку, повертел в пальцах.

— Ты отчитаешься перед Аелией в том, что вручил его дар?

— Да, конечно.