Правитель Пустоты. Цветок пустыни (СИ) - Маркелова Софья - Страница 50

Ашарх встал у стены, почти у самого выхода, чтобы никому не мешать, пока Манс молился. Часы отмеряли ровно пять минут, которых, видимо, должно было хватить, чтобы восславить Эван’Лин и попросить ее о милости. Профессор неуютно чувствовал себя в этом месте. С одной стороны, ему было неудобно, что он зашел в храм чужого божества и просто праздно осматривался в нем. С другой стороны, к своим годам преподаватель еще не нашел ни единого подтверждения существования бога или хотя бы намека на присутствие божественного замысла в своей жизни, а поэтому весьма скептично стал относиться к любой религии. Он давно понял, что мир наводнен жестокостью и несправедливостью, которую не останавливали ни молитвы, ни жертвоприношения, ни походы в храм. Значит, боги или не хотели, или не могли все это закончить. Либо их никогда и не было. Последний вариант профессор решил принять как единственно верный. По крайней мере до тех пор, пока кто-то или что-то не доказало бы ему обратное.

Скоро Манс закончил молитву, и спутники покинули мольбище, куда постепенно прибывало все больше и больше хетай-ра. Брат Лантеи, сверившись со словарем, уточнил, хочет ли еще Аш посетить источники. Получив утвердительный ответ, Манс повел преподавателя в пещеру с озером. Горячая вода сняла напряжение последнего дня. В этой части города так рано утром жителей практически не было, поэтому мужской берег пустовал. Профессор невольно подумал о том, что это крайне удачный момент и место для того, чтобы его утопили. Свидетелей не было, да и плавать Ашарх не умел. Но единственный сын матриарха вел себя спокойно и даже дружески, пытаясь хоть как-либо наладить контакт с человеком, к которому его приставила сестра.

Языковой барьер оставался серьезной проблемой, которая заботила обоих мужчин. Они не могли сказать друг другу ни единой фразы, даже самой элементарной, а постоянное молчание сильно напрягало их обоих. В итоге после горячих ванн профессор решил взять инициативу в свои руки и попросил отвести его в библиотеку матриарха. Как только они оказались в этом тихом, наполненном особой атмосферой знаний, месте, Ашарх принялся учить залмарскому языку своего спутника. Профессор решил для себя, что будь тот хоть его верным охранником, хоть подлым убийцей, но он станет обучать этого юношу. Времени из-за отсутствия Лантеи было предостаточно, а заниматься все равно было нечем. Так почему бы Ашу было не вспомнить о своих профессиональных преподавательских навыках?

Большую часть дня мужчины провели в библиотеке. Пару раз Манс бегал на кухню за кувшинами с водой и лишайниковыми лепешками, хотя профессора уже начинало тошнить от этого блюда. Залмарский язык давался брату Лантеи не просто, но юноша старался изо всех сил, и Ашарху было приятно видеть это стремление приобщиться к знаниям, поэтому и он не собирался отступать. Весь крохотный центральный столик библиотеки был завален грудами исписанных пергаментных листов. Конечно, самые большие трудности возникали с произношением: у Манса совершенно не получалось повторять звуки, которых не было в его языке. Зато шипение постоянно проскальзывало в каждом слове.

Сложнее всего для Аша оказалось объяснять значения слов. Сначала он пытался жестами описывать предметы, о которых говорил, но после столкнулся с абстрактными понятиями, где не помогали даже простенькие иллюстрации. Манс тоже заметил это досадное затруднение в обучении, а потому жестами попросил профессора подождать и ушел из библиотеки. Вернулся он с толстой потрепанной книгой на изегоне, из которой беспорядочно торчали листки и закладки, углы ее были потерты, а обложка частично отсутствовала, словно стая диких зверей поглумилась над этим экземпляром.

Однако, когда преподаватель открыл принесенную Мансом книгу, то понял, насколько в действительности была ценна эта вещь. Даже несмотря на то, что все свободное место каждой страницы было исписано или изрисовано, Ашарх догадался, что начало монументального труда представляло собой подобие букваря. К небольшим, но понятным рисункам вели стрелки и были подписаны крупные отдельные иероглифы. Полистав ветхий том дальше, профессор сделал вывод, что книга являлась чем-то вроде пособия по поведению для детей. Конечно, текст Аш разобрать не смог, но иногда встречались понятные иллюстрации, означающие самые разнообразные вещи. Так, на одной из страниц профессор увидел, как правильно нужно делать жест уважения, а на другой были тщательно изображены различные виды грибов.

С книгой обучение пошло быстрее. Иллюстрации хорошо помогали пополнять словарный запас Манса, и уже ближе к вечеру юноша начал говорить свои первые простейшие предложения и словосочетания на залмарском языке. В целом, Ашарх был доволен, что за один день ему удалось достигнуть такого прогресса, хотя до полноценного общения еще, конечно, было далеко. Хетай-ра тоже был уставшим, но счастливым. Он записывал несложные транскрипции каждого нового слова, так что к концу многочасового занятия Манс обзавелся собственным словарем, куда неустанно заглядывал.

В какой-то момент в библиотеку зашла Дайва, прислужница Мерионы, которая принесла записку для юноши. Сын матриарха раскрыл лист пергамента, но уже через пару секунд разгневанно его скомкал и выбросил в сторону, ругаясь на изегоне. Дайва подобрала смятую записку и удалилась из комнаты так же тихо, как и пришла. Манс не стал ничего объяснять Ашарху, да он бы и не смог, но его настроение стало гораздо хуже, и юноша погрузился в мрачную задумчивость.

Чтобы как-то вывести спутника из печали, профессор порылся в своей полупустой сумке и достал оттуда ту единственную книгу, которую он забрал из Италана при побеге. Потрепанный в пути старый учебник с приблизительными картами мира вызвал у Манса настоящую бурю эмоций. Он восторженно водил пальцами по страницам, пытаясь прочитать названия стран и городов. Первые полчаса Ашарх объяснял хетай-ра, где находится человеческое государство, а где Третий Бархан. Манс был поражен размерами мира и количеством стран, он хотел выразить свой восторг, но юноше еще не хватало слов.

Вскоре брат Лантеи с головой погрузился в учебник. Он старательно перерисовывал карты на пергамент и добавлял географические названия в свой словарь. Преподаватель усмехнулся, радуясь такому усердию, а сам занялся легендой о Гиртарионе, которая прошлым вечером привлекла его внимание. Ашарх без труда разыскал старинные карты, которые он вчера сложил на конкретной полке одного из книжных шкафов. Там также осталась лежать ветхая и единственная книга, содержащая письменную информацию про первый город хетай-ра. Этот том для профессора разыскала Лантея, но Аш не успел попросить ее перевести хотя бы пару страниц. Теперь, пока Манс был отвлечен залмарским учебником, преподаватель быстро засунул карты города-колыбели и книгу в свою специально для этого прихваченную сумку. Его совершенно не мучала совесть. Забрав еще несколько свитков с расположением всех пяти великих Барханов хетай-ра, Ашарх как ни в чем не бывало вернулся к столу и продолжил помогать своему спутнику с географией.

Если профессору удастся живым выбраться из города, то он намеревался вплотную заняться исследованием древней легенды пустынных жителей. Или же, на самый крайний случай, за баснословные деньги продать полученные знания. Было очевидно, что Лантея, запутавшись в дворцовых интригах, могла позабыть о вознаграждении преподавателя, поэтому он решил сам об этом заранее позаботиться на случай, если бы ему пришлось срочно покидать город.

Лантея без остановки брела по песчаным дюнам. Однообразные золотистые волны поднимали девушку к самому солнцу, чтобы потом опустить ее к подножию очередного холма. Воздух был раскален так, что каждый вдох давался с трудом. Девушка замотала лицо шарфом, оставив только узкую щель для глаз, но в рот и нос все равно постоянно попадал вездесущий песок. Бескрайние пустыни тянулись до самого горизонта, а Третий Бархан давно остался где-то позади.

Лантее пришлось идти пешком, так как рядом с городом сольпуги не рыли свои норы, а почти целый день добираться до предгорья Мавларского хребта только ради ездового паука показалось хетай-ра неразумной тратой времени. Каждая неясная тень растения заставляла сердце девушки застывать в робкой надежде, но ее всякий раз ждало только разочарование — это были обыкновенные высохшие колючки и перекати-поле. Никакого намека на цветок пустыни.