Просто друзья (СИ) - "PaperDoll" - Страница 71

Джо казалась мне наибольшей ценностью, с которой я пытался быть осторожным, хоть это давалось с трудностью, стоило ей что-то сотворить. Она была живым человеком, каковым являлся и я, а потому не была совершенной, но всё же её чувства казались мне хрустальными. Если я говорил глупость, то знал, что Джо снесет её, не приняв близко к сердцу. Если я врал, то знал, что Джо эта ложь порадует. Если я говорил правду, она не воспринимала меня всерьез. Она стала первой, кого я боялся потерять, потому что чёрт его знает, что в ней было такого, чего не было в других, которые пытались меня спасти, образумить, привести в чувство после смерти Нэнси. И всякий раз это ни к чему не приводило. Её мертвые глаза контролировали моё подсознание, поселившись там, как на чердаке, куда складывали старые ненужные вещи, что стоило бы уже давно выбросить. Джо пронеслась на моем чердаке, как маленький смерч, вытряхнула оттуда всю пыль вместе с несносным духом, оставив по себе, тем не менее ещё больший беспорядок.

И мне действительно было необходимо предупредить её, что звучало бы, как очередное оправдание, которое всё же было бы лучше безответного ожидания, на которое я обрек бы девушку. Возможно, я слишком драматизировал, но это было единственным, что имело значение. Джо была единственной, кто имел значение.

— Я ненавижу тебя.

— Ты явно преувеличиваешь. Разве кто может ожидать от тебя другого? — отец усмехнулся, словно произнесенные им слова звучали, как глупая шутка. Его задетое успехом сестры эго явно не было преувеличением. Он никогда не рассчитывал, что чьи-то проблемы могли значить для кого-то больше его собственных.

— Когда снова назовешь меня эгоистом, учитывай, что этим я полностью удался в тебя, — я бросил со злости чёртову сумку на пол и начал надевать обратно куртку, намереваясь уйти из комнаты быстрее, чем могло случиться что-то по-настоящему ужасное.

— И куда ты собрался? Ты же совершенно не знаешь города.

— Ты не знаешь меня, это же не мешает нам жить вместе, — пожал я плечами. Впопыхах я никак не мог справиться с дурацкой молнией на куртке, а потому разозлившись не стал её застегивать, выбравшись на промозглую от холода улицу, как было. Забыл надеть шапку и завязать вокруг шеи шарф, а потому, оказавшись снаружи, почувствовал их отсутствие, что разозлило ещё больше.

Я резво шагал лондонскими улицами, словно знал их наизусть. Мне легко удалось влиться в толпу, что по-прежнему вызывало смешанные чувства радости и грусти потому, что я продолжал быть здесь чужим. Я не оглядывался назад, хоть где-то на середине пути осознал, что должен бы запомнить дорогу обратно. Денег в карманах навряд ли бы хватило на кэб, а спрашивать у людей я не привык, руководимый страхом перед неизвестным. Мне легче было затеряться в чужом городе, чем выставлять себя немыслимым ничего идиотом, который поддался внутреннему бешенству и сглупил в одиночку пойти навстречу городским недрам, бесповоротно затерявшись в них.

Я чувствовал себя глупо из-за ссоры с отцом. Впервые, наверное. Замедлив шаг, нашел время задуматься над словами, произнесенными им. Узнать то, что ему на самом деле было не плевать на меня, оказалось важнее, чем я думал. Внутри словно воспылал маленький уголек тепла, который я тот час же решил потушить. Нельзя было поддаваться минутной слабости и верить человеку, который унизил меня. Делал он это из искренности доброты душевной или пусть ненароком, он делал это зря. Отец был взрослым человеком, и оправдание сродни того, что он мне предложил, было слабой защитой упрямой глупости, которую он поставил выше рациональности матери, которой, в конце концов, стоило довериться.

И какой же глупой оказалась ситуация с Джо. Я продолжал терзать себя за очередное несдержанное обещание. Падал вниз и даже не мог смягчить своего падения, подстраховаться, сделать что-либо. И я застрял в этой лондонской клетке, вид из которой хоть и был приятен, как прежде, но всё же портили его железные прутья обстоятельств, в которых я погряз по уши.

Я шатался по городу до раннего вечера, пока не зажглись первые фонари, осветляя раскидистый мрак. Проголодавшийся и измученный собственными терзаниями, я додумался зайти в телефонную будку и набрать номер гостиницы, где мы остановились. Всё же не было глупостью взять с рецепции визитку, позади которой был календарь на последующий год. Попросил к телефону маму, назвав номер её с Дженной комнаты. Прошло меньше пяти минут, прежде чем я услышал в трубке её обеспокоенный голос. Я успел назвать ей адрес, прежде чем время, на которое мне хватило моих немногочисленных сбережений, закончилось.

Я сел на лавке, согнувшись чуть ли не пополам от холода, что становился лишь крепче. Не знаю, сколько прошло времени, когда мама нашла меня. Я едва успел что-то понять, когда она подбежала ко мне и стала осыпать поцелуями, привлекая внимание, которого я так тщательно избегал. Казалось, будто я потерялся на долгие месяцы, а не на несколько часов. И всё же я нуждался в этом времени, которое меня остудило. Я принял неизбежность своего положения, хоть и на душе от этого легче не стало.

— Проголодался? — спросила она, потрепав мои волосы. Её глаза будто блестели от слез. Я почти был уверен, что она была вне себя от страха за меня. Один лишь отец мог отгородить её от того, чтобы вызывать загон полиции на мои поиски, хоть в то же время ему должно было немало достаться, если он рассказал ей всю правду. — У меня в телефоне записан номер Джозефины, если тебе это так необходимо. Уверена, она не будет держать на тебя зла.

И внутри меня, будто что-то оборвалось. Я полдня терзал себя за неспособность быть человеком, который, нарушив обещание, должен был хотя бы объясниться, как решение проблемы было таким простым. Я чувствовал себя идиотом. Счастливым идиотом.

— Только сперва ты поешь.

Мне не терпелось позвонить Джо, и в то же время я опасался одного тона её голоса, который тот час же подал бы знак, что подобного от меня она и ожидала. Я боялся, что сюжет отца развернется наяву. Она будет разочарована, но ни сколько не удивлена.

Мама же тем временем рассказала мне о прогулке с Дженной. Она пыталась сохранять веселый тон, хоть рассказ её был скуден, как и прогулка, судя по моим соображениям. Мама не восхищалась Дженной, чего не мог делать и я. Всего на миг меня посетило прозрение. Девушка показалась мне особенной, не такой, как все, но это прошло с последующим осознанием того, что она оставалась совершенно не тем, в чем я нуждался, а потому этот краткий миг не смог что-либо изменить.

Я набивал рот едой, как сумасшедший. Маму это смешило. Она немного расслабилась, когда я заметно приободрился известию, что всё же смогу связаться с Джо, что я незамедлительно сделал, как только переступил порог закусочной, где мы надолго не задержались.

Её голос звучал сонно, хотя было не позднее восьми. Казалось, будто этот звонок её разбудил, и всё же меня заставило улыбнуться, когда первым делом Джо спросила, всё ли было в порядке со мной, стоило ей понять, кто звонил. Услышав мой голос, девушка ругнулась. Я попытался, как можно доходчивее объяснить, что моей вины не было в том, что я пропускал визит в дом престарелых. К счастью, Джо обрадовала меня новостью о том, что у Рика тоже не получалось. Её голос звучал обыденно, девушка заверила меня в том, что всё было в порядке.

Всю дорогу обратно, что мы с мамой шли пешком, я говорил с Джо. Мы обсуждали самые неважные вещи. Она рассказывала мне о всяком, вроде последних школьных сплетен или ссоры с Хейли из-за очередной ерунды, о своих маленьких приключениях с Тильдой и последнем походе с матерью в магазин. Её объяснения большой нелюбви к моркови можно было легко превратить в научный доклад, списав с незатейливого рассказа слово в слово. Меня же навряд ли можно было назвать хорошим собеседником. Я скудно описал свою прогулку городом, словно для меня она была повторяющейся изо дня в день. Не был в большом предвкушение завтрашнего дня, хотя на самом деле мне было интересно. И совсем не выдавал того, как сильно хотел, чтобы Джо была в этот момент рядом. Я нарочно не рассказал ей о Дженне, будто секретом оставалось то, что мы встречались. Не упомянул ссоры с отцом, возникшей отчасти по её вине. Не стал выдавать радости по поводу того, что Рик временно вышел из игры.