Никому не скажем (СИ) - Резник Юлия - Страница 26

— Фух, — выдыхает Ева, когда мы, наконец, снова остаемся одни. — Уехал! Я уж думала, это никогда не кончится!

— Почему? По-моему, все прошло просто отлично.

— Да… Но я совершенно не была к этому готова. Ты же говорил, что никого не будет!

— Я так и вправду думал. Ну, ты чего? — ловлю Еву в кольцо своих рук, веду носом по волосам. — М-м-м, ты так вкусно пахнешь…

— Это чем же? — сводит брови Ева, чутко улавливая подвох, скрытый в моих словах.

— Жареным беконом, — смеюсь я.

— Фу!

— А вот и не фу, очень аппетитно. Сейчас я кого-то съем!

Клацаю зубами, как тот волк в мультике, Ева визжит, отталкивает меня с непонятно откуда взявшейся силой и выбегает прочь из кухни. Несусь за ней. Она чуть притормаживает у лестницы, и я почти её нагоняю. В конце концов, на моей стороне преимущество — во-первых, я в курсе расположения комнат, во-вторых, мои ноги длинней, а шаг шире. Ева оборачивается и, все так же отчаянно громко визжа, взмывает вверх по лестнице.

— Ты идешь в верном направлении! — кричу ей вслед. Понимая, что проиграла, Ева поворачивается ко мне лицом и начинает пятиться по коридору.

— Если продолжишь в том же духе, упрешься в дверь моей спальни, — шевелю бровями. С губ Евы слетает испуганный смешок. Она нервно кусает их и, чуть помедлив, неуверенно замечает:

— Я не шутила, когда сказала, что до свадьбы…

— Ни-ни?

— Ну, да, — Ева отводит взгляд и таки касается спиной двери. Дальше ей некуда отступать. Дело за мной.

— Я помню.

— И? Тебя это устраивает?

— Не то, чтобы, — честно сознаюсь я, — но я уверен, что мне удастся заставить тебя передумать.

— Это вряд ли, — хрипло шепчет она.

— Ну, не знаю…

Просовываю ладонь в тесное пространство между ее спиной и дверью. Дергаю Еву на себя, а свободной рукой тяну дверную ручку. Дверь открывается, мы вваливаемся в мою спальню и замираем посреди залитой обеденным светом комнаты.

— Не надо, — тихонько шепчет Ева, видимо, испугавшись голода в моих глазах.

— Я просто поцелую тебя. Хорошо?

— Хоро… — Она не успевает договорить, потому что я закрываю ей рот поцелуем. Веду языком по губам, лижу, прикусываю. Подталкиваю Еву к кровати.

— Нет, Кит, я правда…

— Я просто тебя поцелую! Клянусь…

Происходящее распаляет меня. Ева нерешительно опускается на локти, а я нависаю сверху. У меня адский стояк, но я обещал ей, что не сделаю ничего такого, поэтому все, что я себе позволяю — еще один поцелуй. Склоняюсь ниже к ее воспаленным, искусанным почти до крови губам. Придавливаю их указательным пальцем и стону, когда она впускает его в жаркую влажную глубину и принимается неуверенно, едва ощутимо посасывать. Меня конкретно ведет. И я уже не уверен, что смогу в любой момент остановиться. Из горла вырывается странный протяжный звук. Я опускаю голову и касаюсь своим лбом лба Евы… Замираем так на несколько долгих секунд. Глядя друг другу в глаза. С удивлением понимаю, что у меня дрожат не только руки. А, кажется, каждая клетка, каждый атом дрожит. Я полностью подчинен вибрирующим внутри эмоциям. Они рвутся наружу подобно демонам, и мне все труднее их контролировать.

Медленно, как под гипнозом, отвожу руку от ее рта. Так же медленно откатываюсь в сторону.

— Я сделала что-то не так?

— Нет. Нет! Все нормально. Не шевелись… Мне нужно прийти в себя.

Ева послушно кивает. Переворачивается на бок. И мы еще долго лежим на моей узкой кровати, сплетаясь взглядами, но не касаясь друг друга. А потом Ева засыпает, убаюканная стучащим в окно дождем. Я же на таком адреналине, что не уснуть. Нашариваю рукой телефон, проверяю время. Ева хотела успеть заскочить к бабуле в больницу до отбоя. А значит, у нас есть еще пара часов. Пусть поспит. Тянусь за брошенным на тумбочке рефератом по английскому. И заставляю себя сосредоточиться на учебе.

В тот день мы успеваем, кажется, все. И выспаться, и заскочить к бабушке, и даже прогуляться по мокрым, усыпанным палой листвой улицам, не замечая ни промозглого ветра, ни сеющую с неба морось. А потом долго прощаемся у обшарпанного подъезда. И опять целуемся. Сладко. Так сладко…

А ночью мне снится Ева. Я просыпаюсь взмокший и возбужденный, кажется, донельзя. С этим нужно что-то делать, иначе…. Недолго думая, обхватываю член рукой и, стиснув в зубах уголок подушки, в два счета довожу себя до разрядки.

Утром первым делом звоню Еве. Но она почему-то опять не берет трубку. Тащусь в универ, в коридоре встречаюсь с Бестужевым, Лерой и компашкой Прохорова. Включаюсь в их разговор, а сам то и дело верчу головой по сторонам.

Ева появляется, когда я уже теряю на это всякую надежду. По традиции она немного опаздывает — пара уже началась, и препод, конечно, не упускает случая по ней проехаться. Но сегодня Еве удается его отбрить — выходит, я не зря читал лекции. Мои губы растягиваются в широкую улыбку. Я подмигиваю моей девочке, наплевав на то, что это кто-то может увидеть.

— Чего скалишься? — толкает меня в бок Бестужев.

— Да так. Не бери в голову.

— Ну-ну, — хмыкает Ник.

— Молодые люди! Соблюдайте, пожалуйста, тишину. Я и так редко слышу что-то внятное от госпожи Гонсалес, а тут еще вы мешаете мне насладиться, — делает нам замечание препод. Бестужев ржет, как идиот. Его смех подхватывают остальные, и я вижу, как свет, появившийся в глазах Евы, гаснет. Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы не затолкать этому мудаку распечатки его же лекции в глотку. Руки сами собой сжимаются в кулаки, я отрываю задницу от деревянной скамьи и в тот же миг ловлю пронизанный паникой Евин взгляд. Она качает головой из стороны в сторону, призывая меня одуматься. Давая понять, что ей не нужна моя защита. Что она сама справится… Зажмуриваюсь. Делаю вдох-выдох. И еще раз. Наверное, это не дело — бить престарелого лектора, каким бы моральным уродом тот не был.

Заставляю себя вернуться на место. Потому что она того хочет.

Едва звенит звонок, бегу к ней, но Ева исчезает раньше. Я не нахожу ее ни в коридоре, ни в столовой, ни возле женского туалета. Звоню ей — но и тут меня ждет облом. В следующий раз я вижу Еву лишь на английском, где ей приходится столкнуться с очередной волной издевательств. И тут уж моя вина налицо. Ведь вместо того, чтобы помочь Еве с докладом, как изначально планировал, я думал лишь о том, как забраться к ней в трусики.

— Извините, Анна Валентиновна. Похоже, сегодня я не готова… — вымученно улыбается Ева, глядя прямо перед собой. Не думаю, что она хоть что-то видела. Но смотрела прямо… Да.

— А когда ты была готова? — ржет Ник. — Ну, признай уж — языки, как и все остальное, явно не твой конек.

Англичанка хмурится, окидывает Бестужева брезгливым взглядом, стучит ручкой по столу, призывая к тишине и возвращаясь взглядом к Еве, одобряюще ей улыбается. Я готов расцеловать ее за человечность, а вот Ева… Ее губы дрожат. И знаете, тут несложно понять, что тому послужило причиной. Если к насмешкам Еве не привыкать, они лишь закаляют её характер, то чужая неожиданная отзывчивость становится для неё слишком большим испытанием.

Мое горло перехватывает мучительный спазм. Это просто чудо, что Бестужев в кои веки подсел за парту к Милане, потому что, видит бог, сиди он рядом — на этот раз я бы вряд ли сдержался. Смаргиваю красный туман перед глазами, встаю… Но сквозь толщу обуявшей меня ярости до меня доносится глубокий чуть хрипловатый голос Евы. Я поворачиваю голову и впитываю ее слова в себя.

— Ты прав, Коля, — говорит она, намеренно называя Ника именно так. — Языки — не мой конек. Да и какая разница, ведь на каком языке ни скажи «Ты — мудак», суть ведь не изменится…

На секунду в аудитории повисает тишина, а потом она буквально взрывается смехом.

— Да ты че? Ты охренела, что ли?! Да я тебе…

— Сядь, Бестужев! Будь мужчиной, что ты как… — Анна Валентиновна обрывается, брезгливо поджимает губы и утыкается в разложенные на столе бумаги. А потом все же поднимает голову. Смотрит на Еву и, видимо, не удержавшись, заговорщицки той подмигивает. Но свободней я выдыхаю лишь тогда, когда Ева улыбается англичанке в ответ. Может быть, и правда все не так плохо, как я подумал?