Никому не скажем (СИ) - Резник Юлия - Страница 25

Ну, давай же! Бери трубку, Ева!

Звоню ей снова. На этот раз абонент занят. Выжидаю пару секунд, давая ей шанс принять параллельный вызов, но она не делает этого. Очевидно, я не в приоритете. Даже заплатив гребаные сто двадцать тысяч триста сорок два евро.

Может, кто-то ей готов предложить больше?

Вскакиваю. Иду к окну и замираю раненым зверем. Провожаю тревожным взглядом просыпавшиеся из прорехи свинцовых туч снежинки. Раскинувшийся под ногами город подмигивает тысячами огней. Мой телефон оживает, когда солнечный диск окончательно тонет за краем горизонта, и лишь его след золотисто-розовой, размытой поднимающейся от земли дымкой, полоской очерчивает условную линию, отделяющую небеса от земли.

Заставляю себя выждать пару секунд, прежде чем ответить.

— Да?

— Привет. Ты звонил.

— Потому что не смог скинуть тебе сообщение. Оказалось, тебя нет в Топ-чат.

— Эээ… Ну, я привыкла к Ватсап.

— А как же поддержка отечественного производителя?

Я несу полный бред. Просто потому, что не знаю, как перейти к сути. Это мерзко, с какой стороны ни посмотри.

— Думаю, на отечественного производителя и без меня большой спрос.

Да! Но мне хочется, чтобы Ева имела возможность оценить мое детище! Потому что мне есть, чем гордиться. И я хочу, чтобы она гордилась… Все еще хочу. Несмотря ни на что, опять же… Я могу думать о Еве все, что угодно, но правда в том, что без ее одобрения все, чего я достиг — ровным счетом ничего для меня не значит. Вот такой я кретин…

Ну, и как прервать эту затянувшуюся паузу?

— Хм… Моя бухгалтерия утверждает, что оплата ста двадцати тысяч триста сорока двух евро на твой счет произведена.

— На мой счет?

Удивление в голосе Евы такое искреннее, будто это не она мне дала свои реквизиты. Ярость будто вонзает коготь в мой правый глаз. Пульсирующая боль распространяется от эпицентра поражения, сковывая голову стальным обручем.

— Ну, не на мой же! — очень стараюсь, но вряд ли могу скрыть усталость в голосе. — Хотел сбросить платежку, — губы кривятся в пугающем неестественном оскале. — Но у нас с тобой разные мессенджеры.

— Не надо платежку, — в ее голосе звучит глухая обреченность — отражение моей собственной. — Мне уже подтвердили поступление средств.

В голове мелькает вопрос — какого же черта она тогда удивляется, но я не успеваю его озвучить.

— Как насчет того, чтобы встретиться завтра? У меня будет пара часов…

— Скажи, что ты издеваешься!

— А что не так?

— Пара часов, Ева? Я покупал ночь. Это понятие охватывает несколько больший промежуток времени, не находишь?

Пульсирующая боль в голове усиливается по мере того, как пауза между нами затягивается.

— Но… У меня Женька. Я не могу просто так взять — и уйти.

Мне насрать! Ты себе не представляешь, насколько мне похуй, как ты это сделаешь. Женька — отличный парень, с этим никто не спорит. Но сейчас мне все равно, как ты будешь объяснять сыну свое отсутствие. Я гребанный эгоист.

Пусть так…

Эти мысли проносятся в моей голове, но вслух я не произношу ни звука. И давлю… давлю на нее своим молчанием.

Ну же, детка. Ты взрослая девочка. Должна соображать, во что вляпалась. Здесь никто не даст тебе спуску. Товарно-денежные отношения — такая штука. А ты думала, как будет?

— Ладно… Ладно. Я… что-нибудь придумаю и дам тебе знать.

— Терпение — не мой конек.

— Я знаю, Кит… Пожалуй, как никто знаю.

Ева сбрасывает вызов прежде, чем я успеваю уточнить, какого черта она имеет в виду. Что ж… Ладно. Даю ей сутки на то, чтобы все утрясти с сыном. О том, что я планировал выждать пару дней, чтобы просто ей позвонить — уже и не вспоминаю. Терпеть — просто нет сил. И чем больше я думаю о том, что нам предстоит, тем сильнее меня скручивает.

Так что, когда звонит Лера и предлагает встретиться — я, не раздумывая, соглашаюсь. Мне нужно сбросить напряжение, иначе я просто взорвусь. Я еле высиживаю обязательную программу в ресторане. Сейчас мне совершенно не нужна эта фальшивая насквозь прелюдия, но… Мы же, блядь, цивилизованные люди. И обязательная программа перед сексом — прямо-таки весомая часть нашей культуры. Дерьмо…

Уж лучше сразу и за деньги. Да. По крайней мере, честнее.

— Ты выглядишь напряженным, — улыбается Лера, когда за нами, наконец, закрывается дверь квартиры. Я невнятно что-то бормочу в ответ. Целую ее губы, сбрасываю на пол бесценную норковую шубу. У меня крепко стоит. Но когда черед доходит до дела, куда только этот стояк девается. Я смотрю на распластанное на кровати алебастрово-белое тело, золотистые искусно завитые локоны и понимаю, что впервые в жизни не смогу довести начатое до конца.

Кит. Двенадцать лет назад.

Совершенно неожиданно голос Евы обрывается. Ложка вываливается из её рук и, отскочив от мраморной столешницы, со звоном падает на пол.

— Здравствуйте, — лепечет Ева, глядя куда-то поверх моей головы. Я тоже оборачиваюсь и, конечно… ну, конечно, блядь, наталкиваюсь на равнодушный отцовский взгляд.

— Добрый день. Ты разве не должен быть в университете? — Старик ослабляет удавку галстука. Демонстративно подносит к глазам часы — массивные военные Касио Про-Трек. А я чертыхаюсь про себя, потому что… Ну, какого хрена, правда? Ведь по пальцам одной руки можно пересчитать все те разы, когда он заезжал домой на обед. Так какого черта это случилось сегодня?!

— Я там был, но бабушка Евы попала в больницу, ей понадобилась моя помощь, и… В общем, мы решили, что лучше позанимаемся дома.

Отец никак не комментирует мои слова. Лишь кивает сухо и вновь переводит взгляд на Еву. А та, окончательно стушевавшись от такого внимания, ныряет под стол, якобы для того, чтобы поднять упавшую ложку.

— Кит, подай тряпку. Здесь соус забрызгал пол.

Голос Евы немного звенит. Я послушно протягиваю ей тряпку и бросаю злой взгляд на отца. Клянусь, если он скажет ей что-то обидное, я…

— Смею ли я надеяться, что еды хватит на троих?

Выдыхаю. Похоже, сегодня он решил был милым. Ева тоже, кажется, расслабляется. Подхватывается с пола и быстро-быстро трясет головой:

— Конечно. Здесь на всех хватит. Правда, Кит?

— Угу, — бурчу не то чтобы с радостью. В конце концов, к чему нам компания? Я хотел побыть с Евой наедине. Видит бог, из-за ее работы это случается далеко не так часто, как мне того бы хотелось.

Отец кивает каким-то своим мыслям, снимает китель и подходит к раковине вымыть руки. Еве приходится попятиться, чтобы его пропустить. Она нервно облизывает губы и опять улыбается.

— Я чем-то могу помочь?

Отец вытирает руки коричневым вафельным полотенцем, возвращает его на крючок и снова впивается в лицо Евы взглядом. Что он хочет там рассмотреть? Узоров на ней нет!

— Уже можно накрыть на стол. Но вы, наверное, устали на службе? Присаживайтесь, мы все сами сделаем.

— А ты не устала? — отчего-то возмущаюсь я.

— Я в норме.

— Не в норме! Она работает на двух работах, чтобы содержать себя и бабушку. А вдобавок еще и учится, — оборачиваюсь к отцу. Мне важно, чтобы он понимал, какая Ева на самом деле, ведь я не собираюсь от нее отказываться.

— Кит! Все не так плохо, как кажется на первый взгляд. — Ева смущенно улыбается и взглядом приказывает мне заткнуться. — На самом деле я даже люблю свою работу. По большей части…

— Значит, ты живешь с бабушкой, а родители…

— Отца я никогда не знала. А мать умерла, когда мне было шесть. Меня воспитывала бабуля.

— Которая сейчас попала в больницу?

Отец открывает ящик и достает приборы.

— Да… У нее сахарный диабет.

Удивительно, но наш совместный обед проходит неожиданно приятно. В самом конце отец даже хвалит стряпню Евы, и она лепечет что-то невнятное, смутившись почти до слез. А мне так странно видеть ее смущение. Со мной-то она ведет себя совершенно иначе. К тому же я понимаю, что за какой-то час отец выведал у Евы едва ли не больше информации, чем я — за все проведенное с ней время. Как-то так ненавязчиво и между делом… Умеючи.