Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" - Страница 49

Раз за разом Дола прокручивал в голове то, что случилось под Ресургемом. Понимал, что можно было поступить иначе, избежать того, что произошло.

Мы никогда не умрем.

Что?

Лайе закрывает его собой.

Крик.

Удар.

Дола ведь даже не увидел, как его брата швырнуло в стену. Все, что он помнил — трещину в пространстве и тысячу Его голосов.

Мы никогда не умрем.

Что?

Лайе закрывает его собой.

Крик.

Удар.

Бесконечное повторение в голове, раз за разом, и этот жуткий звук удара тела о камни.

Раз-два-три.

Сильный и гордый, беспечный и упрямый, сколько в тебе жизни. Посмотрим, что от тебя останется, когда ты будешь Нашим.

Мы никогда не умрем.

Что?

Лайе закрывает его собой.

Крик.

Удар.

Это совсем не больно, совсем не страшно. Станешь как я, станешь как все мы, отдавшие себя Ему. Будешь одним из нас, среди палачей станешь новым.

...Лайе закрывает его собой.

Крик.

Удар.

Посмотрим, что от тебя останется, когда ты будешь Нашим.

Крик.

Удар.

Среди палачей станешь новым.

В голове — щелчок.

Беги.

Раз-два-три, так легко сломать, так легко разбиться самому, и никто не найдёт всех частей, не соберёт обратно.

Дола присосался к горлу бутыли, сделал несколько глотков и поморщился. Он не ведал, из чего было это «вино», но Мэд явно знал толк в извращениях — напиток сильно горчил, но исправно вершил своё грязное дело. В глазах у иллирийца уже изрядно двоилось, хмель ударил в голову, в ушах звенело, и голоса внутри стали почти не слышными, затихло бесконечное «раз-два-три-щелчок». Нелюдь допил напиток, с одури швырнул бутыль оземь, разбив её на сотни осколков. Запрокинул голову и громко, зло рассмеялся.

Ошибалась принцесса Мадригаль, ох ошибалась. Не Тысячеглазого вовсе боялся Дола, а потерять Лайе. Страх за жизнь близнеца оказался сильнее Его голосов.

Нелюдь коснулся губ кончиками пальцев, поморщился. Когда они принесли Лайе в богадельню, стало ясно, что силы ведьмы почти на исходе, и им остаётся лишь ждать следующего дня — Сольвейг уделила внимание Доле. Замазала обожженные губы резко пахнущей мазью, прошлась по ним остатками Дара, чтобы боль утихла побыстрее. Да и свойство быстро заживать, доставшееся Доле вместе с шеддарской кровью, тоже сделало своё дело — на следующий день ожог полностью сошёл, словно и не было ничего. И все же губы до сих пор горели, их жгло огнём, словно принцесса Мадригаль подарила Доле свой ядовитый поцелуй лишь несколько мгновений назад.

Сколько злости было в нем, сколько боли, сколько ненависти — к самому себе. К этому городу. К чертовому лекарю, увивавшемуся вокруг ведьмы.

Его ведьмы.

Дола никогда не заморачивался над отношениями, и женщин себе выбирал — таких же, как он сам. Повеселились и разбежались. Все, никаких обязательств, никаких лишних чувств, привязанностей и слез. А потом появилась Сольвейг. Не требовала ничего взамен, сама не хотела обременять себя обязанностями и отношениями — и ему в ней это нравилось больше всего. В какой момент чертова ведьма крепко-накрепко засела в его мыслях, заняла сердце — Дола так и не понял. Просто однажды её стало мало, слишком мало. Хотелось, чтобы она смотрела только на него, улыбалась лишь ему одному. И чтобы рядом не было никаких лекарей из ее прошлого. И это злило, выводило из себя. Порой Доле казалось, что он просто взорвется и придушит Мэда к чёртовой матери, да и ведьму заодно — чтобы не глядела в сторону лекаря, не видела его, не смела говорить с ним.

Раз-два-три, в голове самая настоящая путаница. Щелчок. Что делать, к кому идти, как спастись? Как вернуть Лайе, как выдрать ведьму из своего сердца? Ответа нет, в этот раз молчат голоса в его голове, предоставив ему самому вариться в каше из собственных мыслей.

Дола брел по Нижнему городу, не разбирая дороги, куда глаза глядят. Пугал своим видом людей, для которых в чуме были повинны нелюди. От него шарахались, как от прокаженного, осеняли себя защитными знаками и кричали что-то вслед. Но Доле было наплевать. Внутренним зрением он видел следы — живые, яркие, разноцветные, и не было в них болезни и смерти. Ресургем возвращался к жизни, и это было хорошо, было правильно. Конечно, нелюдей здесь ещё долго будут чураться, возможно даже изгонят из города, а квартал смесков сравняют с землёй, засыплют камнями вход в руины старого города и забудут этот период, как страшный сон. А Джалмаринен был большим, места на Земле Радости хватит всем.

Дола с иронией подумал о том, что jalmaer все же были правы — нелюди принесли чуму. В конце-концов, прежде чем стать одержимой, Мадригаль была иллирийской принцессой, одной из Совершенных до их падения.

Ноги продолжали нести Долу вперёд, дома вокруг становились все более заброшенными, изредка попадавшиеся люди выглядели донельзя сомнительно, а впереди замаячили стены, окружавшие город со всех сторон. Иллириец сбавил шаг, понимая, что стража Ресургема отнюдь не обрадуется его появлению. Конечно, у Долы чесались руки набить кому-нибудь морду, выпустить пар, но стражники явно были неподходящей мишенью.

—Опасно нелюдю ходить одному по местам столь злачным. — Дола резко обернулся на голос.

Сзади стоял человек, мужичок крайне непритязательной внешности. Ростом он был невысок, хотя Доле все jalmaer казались невысокими, так как чаще всего, еле дотягивали ему до плеча. Волосы человека были длинными, спутанными в один большой колтун, который он перевязал непонятного цвета тряпкой на пиратский манер. Одежда выглядела изношенной, вся перештопанная, словно из лоскутов собранная. И тем не менее, создавалось впечатление, что мужичок старался выглядеть не совсем оборвышем — жилет был подогнан по фигуре, грязная рубаха аккуратно заправлена в штаны, сшитые из разных лоскутов. Изношенные сапоги, явно с чужой ноги, были начищены до блеска, словно их обладателя не волновало, что они будут в пыли уже через несколько минут прогулки по Нижнему городу. На жилистых руках виднелись браслеты из разноцветных деревянных бусин.

Сам человек был сухощав и смугл, чёрные глаза смотрели цепко, внимательно. Вместо бороды — щетина с проседью. Лицо острое, скуластое. Больше всего он напоминал иллирийцу шута, этакий вариант нищего клоуна.

—Глухой, что ли? — ухмыльнулся мужичок, и Дола понял, что стоит, бесцеремонно разглядывая его внешность.

Он отрицательно мотнул головой.

—Значит, немой. — фыркнул его собеседник. — Не боишься, что пырнут где-нибудь ножом и одежку отберут? Одежка-то у тебя добротная.

—Пусть попробуют. — пожал плечами иллириец. — Пожалеют потом.

—Я гляжу, ты в себе уверен. — хмыкнул мужичок. — Меня Малгожатой звать, а тебя, нелюдь?

Дола смерил его ещё одним долгим взглядом, полным подозрения.

—Бес. — лаконично ответил он.

—Ищешь, с кем бы подраться, Бес? — Малгожата сразу взял быка за рога. — К страже лезть не советую, они, знаешь ли, не чествуют остроухих. Жив останешься — и то счастье будет.

—Странные речи толкаешь, jalmaer.

—Я всего лишь ищу таланты. Хороших бойцов. А ты, погляжу, сойдёшь за такого. — улыбка Малгожаты стала ещё дружелюбнее.

—Не думал, что после мора кто-то захочет развлекаться. — скептически поднял брови Дола.

—Видать, плохо ты знаешь наш народ, нелюдь. Мы живём пиром во время чумы. Когда беда — люди ищут спасение в развлечениях и пороках.

—Что-то я не видел, чтобы в Нижнем городе кто-то желал хлеба и зрелищ. — Дола вспомнил заброшенные дома и пациентов в богадельне Мэда.

—Есть Нижний город. А есть неприкасаемые. — пожал плечами Малгожата. — У нас свои правила. Чума чумой, а жизнь никто не отменял. Ты выглядишь крепким, не чета нелюдям, живущим здесь.

—Поразительная наблюдательность. — съязвил Дола, скрестив руки на груди.

Боковым зрением он заметил быстрое движение в тени домов, скривил губы, продолжая разглядывать Малгожату.

Мужичок, казалось, не заметил сарказма в его голосе. Цепким взглядом он разглядывал Долу с головы до ног. Так, словно рассматривал... товар. Выискивал изъяны и достоинства. От этого Доле стало несколько некомфортно.