Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 49

То ли после этого полушутливого разговора с женой в голове прояснилось, то ли оттого, что зуб и в самом деле дал легкую передышку, а может, таблетки подействовали, но после нытья Олжаса, Миронов несколько минут посидел, пялясь на календарь со спортивной машиной, а потом, найдя в записной книжке номер вдовы Панарина, позвонил ей.

— Слушаю вас, — прошелестел бестелесный голос.

— Ирина Витальевна? Это майор Миронов.

Панарина помолчала, а затем ответила все тем же безжизненным голосом:

— Я узнала вас. Чем-то могу быть еще полезна?

Кирилл, чуя неловкость, откашлялся, а затем проблеял неуверенным голосом:

— Мне очень неловко спрашивать об этом у вас, но… Мы никак не можем найти любовницу вашего супруга, Жанну Колчину. Это, конечно, нелепо, спрашивать об этом у вас, но, возможно вы, как супруга, знаете больше о привычках вашего мужа…

Этот вопрос, казалось, развеселил Панарину. Во всяком случае, в трубке послышалось странное квохтанье, словно вдова подавилась смешком, а затем она, чуть более бодрым тоном ответила:

— Для своих рандеву муж давно приобрел квартиру в Красном переулке, и с Жанной периодически они встречались именно там. Если же ее там не окажется, ничем не могу помочь.

То, что Колчина прячется в квартире любовника, стало ясно сразу. Вычислив, какие окна выходят во двор, Кирилл и Олжас долго вглядывались в тьму оконных провалов, пока не уловили синие всполохи. Дома кто-то был, и этот кто-то смотрел телевизор.

Консьержка долго не хотела пускать: ну и что, что полиция? У них дом приличный и никаких сигналов не поступало, она была бы в курсе. На лице суровой бабки лет семидесяти словно чеканными буквами было выведено «КГБ». Мимо такой мышь не проскочит. Дом, всего-то четыре этажа, двухуровневые квартиры, действительно был элитным. Даже на территорию попасть было сложно. Неудивительно, что Жанна окопалась именно тут как в крепости и нисколько не боялась, что ее обнаружат. Не по карману были скромной визажистке такие апартаменты. После того, как консьержка с неохотой впустила полицейских в дом и подтвердила: жиличка дома, Кирилл и Олжас двинулись наверх.

— Как бы бабка ее не предупредила, — озадачился Олжас. — С этой Жалмауз Кемпир станется. Шеф, а ты в курсе, что с такой щекой похож на Траволту?

Миронову очень хотелось дать Олжасу подзатыльник, но он сдержался.

— Разговорчивый какой, — проворчал Кирилл, глядя на скалящегося Устемирова. — Иди уже, Ер-Тостик, посмотрим сейчас, какой ты богатырь.

Лифт был, но подниматься стали по лестнице, застеленной коврами — не дом, чистый мавзолей. Красная ковровая дорожка была подозрительно чистой, хотя — что удивительного? Люди, которые тут живут, по грязным тротуарам не ходят. Из дома в машину, из машины домой, можно вообще не обуваться. Стены, выкрашенные в бледно-бежевый, украшали кашпо с цветами, лианы свисали аж до ступеней, и под ними можно было спрятать слона. Лампы на лестничных клетках были стилизованы под уличные фонари девятнадцатого века, и даже двери — все как одна резные, из тяжелого дерева, в эту стилистику вписывались как нельзя лучше.

— Кучеряво живут, богатеи, — завистливо вздохнул Олжас, видимо, вспомнив, свою однушку. — Какой дом интересный, никогда в таких не был.

Кирилл не ответил. Олжас служил недавно, и в своем родном Петропавловске действительно вряд ли видел такой роскоши, а вот Миронов к ней давно привык и не реагировал. Мало ли куда приходилось приезжать по вызову, особенно на трупы. Смерть везде смерть, одинаково отвратительная и ужасная. Это в кино, разбросав ноги и роскошные волосы, красавицы смотрят стеклянными глазами в небеса, с застывшей хрустальной слезинкой на кончике ресниц. В жизни все прозаичнее и отвратительнее. Покойники валяются в лужах крови и собственных испражнений, с застывшим невыразительным взглядом закатившихся глаз, полуоткрытыми ртами, откуда вываливается синий язык. И даже в роскошных интерьерах труп всегда остается холодной неподвижной вещью, равнодушной ко всему окружающему.

Ковровая дорожка заглушала звуки шагов. Приблизившись к двери, Кирилл прислушался.

Звуки были, и не сказать, что ужасающие, эти он, отец семилетнего пацана узнал бы из тысячи, бравурный утрированный цирковой марш и визгливый детский хохот. А значило, что там, за дубовыми дверьми кто-то, скорее всего четырехлетняя девочка смотрит мультфильм про маленькую шкодницу в красном сарафанчике и циркового медведя. Хорошо. Значит, дочь Жанны как минимум там. Кирилл надавил на кнопку звонка.

Звуки сразу стихли. Кирилл надавил еще раз, а потом с силой забарабанил в дверь. И, несмотря на полную тишину с другой стороны, ему почудилось — нет, не шаги, а дыхание, и в темном глазке на мгновение что-то мелькнуло, да пропало.

— Откройте, полиция, — крикнул Олжас и, помедлив, добавил: — Гражданка Колчина, мы знаем, что вы там, и что проживаете в квартире незаконно. Если не откроете, сломаем дверь.

За дверьми еще пару секунд было тихо, а затем отчаянно заревел ребенок, на которого безуспешно шикала мать. Наконец, дверь неохотно приоткрылась.

— Что вы долбитесь? — зло прошипела Колчина, и ее узкие глаза полыхнули яростью. — Не видите, ребенка напугали?

— Гражданка Колчина? — любезно поинтересовался Кирилл и вытянул вперед руку с удостоверением. — Майор Миронов, Кирилл Андреевич. Что же вы, Жанна Амангельдыевна, обещали к нам явиться и не явились?

Колчина на удостоверение взглянула с беглой ненавистью и опустила глаза вниз, туда, где в щель стали протискиваться детские пальчики, а потом, отпихивая мать, показалась девочка, сверкая заплаканными глазенками.

— Не могла я, — отрывисто выдохнула Жанна. — У меня… того… ребенок болеет.

— Вот мы и пошли вам навстречу, — радостно ответил Кирилл. — И поговорим прямо тут.

— Исключено, — решительно ответила Жанна. — Дочь ослаблена, мало ли какую инфекцию вы принесете.

Она попыталась захлопнуть дверь, но Кирилл ловко вклинил ботинок в щель и сурово сказал:

— Слушайте, я тут не шутки с вами пришел шутить. Вы — свидетельница по делу об убийстве, а, может и подозреваемая. Так что дайте пройти. Или мне выломать дверь, а вас в наручники заковать?

— Не посмеете, — прошипела Жанна. — Не за что меня арестовывать.

— Еще как посмею, — грубо ответил Кирилл. — Ой, как посмею. Надоели мне ваши выкрутасы. Ну что, будем разговаривать, или в кутузку отправимся?

Жанна выдохнула и с мольбой поглядела на Олжаса. На ее лице мелькнуло отчаяние.

— Мына адамды алып кет, мен ертен озiм полицияга барамын, — быстро проговорила она. Кирилл подобрался и метнул взгляд на Олжаса, а тот невозмутимо ответил:

— Кешiр бара алмаймын ол менiн бастыгым. Мен саган сенбеймiн сен менi коп реет алдадын.

(-Прошу тебя, уведи этого мужчину, а завтра я сама приду в полицию.

— Не могу, он мой начальник. Да и не верю я тебе. Ты уже много раз обманывала. (Каз))

В отчаянной попытке не пустить полицию в дом, Жанна еще какое-то время придерживала дверь, а затем приоткрыла, но в тот же момент ее лицо удивленно вытянулось. Кирилл обернулся, и автоматически потянулся к пистолету, проклиная застилавшие коридор ковры, заглушающие шаги.

По коридору шел мужчина с громадным букетом, и свет бил ему в спину. В тусклом освещении коридора незнакомец был как две капли воды похож на Шварценеггера в знаменитой сцене «Терминатора»: кожаная куртка, стрижка ежиком и темные, совершенно неуместные вечером очки. И даже походка была та же — тяжелая, раскачивающаяся, угрожающая. Кирилл был уверен: сейчас букет полетит в сторону, и на его месте в руках незнакомца окажется помповое ружье. Увидев у дверей Жанны полицейских, мужчина остановился, как вкопанный, а потом попятился.

— Стоять! — рявкнул Кирилл. — Полиция!

Мужчина стоять и не собирался. Швырнув букет в сторону, он бросился вниз, перепрыгивая через ступени. Кирилл и Олжас бросились следом. Позади громко хлопнула дверь.