Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 48

— Хотя бы.

— Куда? К тебе? К брату твоему уехать в Красноярск? Ии к бабушке под бок? Бросить все и оставить дом, хозяйство, даже наших собак — ей? И что потом? Тешить себя мыслью, что я очень гордая? У нас ведь почти до развода дошло, но я сказала — давай, но мне идти некуда. Хочешь жить с ней — уходи сам. А Вовка, хоть и думал одним местом, все-таки сообразил, что в этом случае никто из детей ему руки не подаст, а уж о стакане воды на смертном одре можно было и подавно забыть. Ты бы отца простила, если бы он ушел?

— Никогда, — покачала головой Юля. — Ты права.

— Вот потому мы и остались вместе. С годами все пообтесалось, и я… не то чтобы простила… Примирилась скорее. Но не забыла, — мать пристально поглядела на Юлю и мягко спросила: — У Валерки любовница?

— Любовницы, — горько ответила Юля. — Не впервые. И, думаю, не в последний раз. Люди смеются, мама. Я догадывалась, конечно. А потом он вернулся весь в помаде и даже отпираться не стал. Они ему, видите ли, нужны для самоутверждения, чтобы не чувствовать себя кастратом. А что при этом чувствую я, никого не волнует.

Юля разрыдалась и рухнула в пышную материнскую грудь. Мать молчала и только гладила дочь по трясущейся голове.

— Разводиться будешь? — спросила мать. Не дождавшись ответа, она добавила: — Ты ведь его любишь.

— Я уже ничего не знаю, — глухо ответила Юля. — Люблю или не люблю. Мне хочется разогнаться посильнее и вмять его в стенку. Что мне делать?

— Ну… — мать пожала плечами. — Если хочешь уйти, возвращайся сюда, или, можно с твоей старой квартиры жильцов согнать, правда, вряд ли ты после своих хором захочешь в хрущевке жить. Можешь помириться, попробовать поговорить. Главное, горячку не пори и не делай ничего в таком состоянии. Кто его хахельша-то знаешь?

— Нет, — всхлипнула Юля. — Бухгалтерша какая-нибудь, он к аристократкам не клеится, проблем много. Но можно вычислить.

— Не вздумай. А если случайно узнаешь, не вздумай отношения выяснять, не унижайся.

— Даже не думала, — буркнула Юля и шмыгнула носом. — Разберусь как-нибудь. Надо, все-таки, от сестрицы избавляться, пока она не понесла в массы весть о нашем разрыве.

— Правильно, — одобрила мать. — Главное, не суетись и думай, хотя, господи, кого я учу? Ты же всегда была самой умной из моих детей.

— Можно подумать, у тебя их десяток, — фыркнула Юля. — Вот Серега обрадуется, когда узнает, что ты его считаешь балбесом. Но я, пожалуй, тебя не сдам.

Мать рассмеялась. Юля ответила слабой улыбкой. В этот момент в сумке завибрировал мобильный, а потом из ее нутра донесся веселенький мотивчик. На экране высветилась Никиткина фотография. Юля поднесла сотовый к уху.

— Привет, — торопливо поприветствовал ее приятель. — Искала меня?

В его голосе она почуяла тревогу и что-то вроде испуга и заволновалась.

— Искала, — подтвердила Юля. — У меня новости.

— У меня тоже, — мрачно ответил Никита. — Да еще какие! Закачаешься!

Жанна Колчина, любовница Панарина, оказалась просто неуловимой.

Кирилл дважды вызывал ее повесткой, дважды отправлял за Колчиной наряд, однако все попытки допросить ее терпели фиаско. По телефону Колчина отбрехивалась занятостью, болезнью дочери, срочной работой, клялась, что приедет через час, через два, завтра, послезавтра, но витоге так и не явилась. Разъярившись, Кирилл отправил наряд к ней домой среди ночи, но те вернулись ни с чем. Если Жанна и была дома, то ничем себя не выдала: за дверями было тихо, свет не горел, соседи — тихие алкаши — не видели ее уже неделю.

— У родителей ее тоже нет, — рапортовал Олжас, раздосадованный, что какая-то визажистка так ловко водит их за нос. — Может, уехала?

— Вряд ли, — скривился Кирилл.

У него второй день болел зуб, а идти к стоматологу он боялся, как в детстве, когда все это было не так страшно, как сейчас. В последний раз у стоматолога он был в школе, причем храбро пошел сам, обнаружив, что коренной зуб лезет поверх молочного, через десну, а когда зуб вырвали, заплаканный Кирилл отпросился у учителя и сбежал домой. Но тогда анестезия была совсем не такой. Жена уговаривала его не мучиться, но Кирилл предпочитал терпеть, утешая себя, что зуб, может быть, утром и перестанет болеть.

Зуб, естественно, имел свое мнение. Пощупав слегка вздувшуюся щеку языком, Кирилл понял, что дальше тянуть нельзя. Выпив обезболивающее, помогавшее как рыбке зонт, Миронов собрался на работу, проклиная все на свете.

— Ваську по дороге в школу закинь, — крикнула ему Ольга из ванной, перекрикивая фен. — Я сегодня не могу.

Сын копошился в своей комнате, складывал в портфель учебники, весь из себя, серьезный и рассудительный. Первый класс, фу-ты, ну-ты. Кирилл прикрикнул на него, чтобы поторапливался.

— Оль, — крикнул он через дверь, — предположим, ты хотела бы скрыться от ментов, куда бы ты делась?

Фен перестал жужжать. Ольга высунула в коридор голову, мотнув гребнем челки, торчащим в небеса пикой. Поглядев на серьезное лицо мужа, она догадалась, что он спрашивает не просто так.

— У родителей искали? — деловито спросила она.

— У родителей, дома и у родственников. Но ты точно в городе. К подруге бы поехала?

— К подруге? — эхом переспросила жена и с сомнением добавила: — Да, пожалуй. А я что-то натворила?

— Скорее всего, ты что-то знаешь о своем покойном любовнике и не хочешь это рассказывать.

— А дома у любовника я быть не могу?

— Там жена.

Ольга нырнула обратно в ванную. Зажужжал фен.

— А я богата? — крикнула она.

— Нет, — с сомнением ответил Кирилл. — Ты — среднеобеспеченна, и у тебя дочь четырех лет, которая не ходит в детский сад. Так что подкарауливать тебя у детсадовских ворот у начала смены — дохлый номер. Ты где-то в городе, работаешь визажисткой по вызову.

— Ну, так и закажи меня, — предложила Ольга. — Невесту штукатурить. У нас товар, у вас купец, и все такое. Не могли бы вы, милочка, нарисовать нам стрелочки на глазах и сделать выразительные брови.

— Да пробовали уже, — вздохнул Кирилл. — Девчонки из отдела звонили. Не ведется, зараза.

Девочки из отдела, действительно звонили, но неуловимая Жанна точно чуяла подвох и быстро отказывала. Кириллу ее таинственность не нравилась. То, что Жанна скрывалась, не имея внятного алиби (не на честное слово же четырехлетней девочки ориентироваться!) наводило на нехорошие подозрения.

— Господи, всему тебя учить надо, — рассердилась Ольга. — Найдите ее клиентов, попросите их, пусть они и закажут.

— И клиентов находили, — отмахнулся Кирилл. — Та же история.

— Тогда не знаю, — отмахнулась Ольга. — Но для бабы, которая что-то знает о покойном любовнике, я чего-то чересчур усердно прячусь, особенно учитывая, что навредить ненаглядному я уже не могу. Поищи среди подруг в самом деле. Должны же у нее быть подруги? У всех есть какие-то люди, к которым можно пойти.

— Это у тебя есть, — буркнул Кирилл. — А у нее нет. В школе она пырнула вилкой лучшую подругу за то, что та стала ходить с ее парнем. Ее никто не любит. Даже любовник ее боялся. Боялся и продолжал ездить к ней по вечерам, нагулял дочь, совал деньги. Такая вот странная любовь.

— Может, он мазохист? — предположила Ольга.

— Может быть, — вздохнул Кирилл и неожиданно притянул жену к себе. — Если бы ты пряталась не от ментов, а от меня, куда бы ты пошла?

Ольга осторожно высвободилась, поглядела на мужа с удивлением и подозрительно поинтересовалась:

— Это ты уже не в рамках расследования спрашиваешь?

— Не в рамках.

— А почему бы я от тебя пряталась?

Кирилл разозлился:

— Да откуда я знаю? Может, чего натворила. Или я плохо с тобой обращался. Если вдруг в твоей жизни возникла бы ситуация, что ты, схватив Ваську в охапку, сбежала бы, то куда? Где бы ты пряталась?

— Дурак ты, Миронов, — улыбнулась Ольга и ласково потрепала его по щеке. — Так я тебе и выдала свою нору.