Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 50

На первом этаже консьержка валялась на полу, перебирая ногами и изрыгая проклятия, охая и стеная, но разбираться с ней было некогда. Выбежав во двор, Кирилл и Олжас затравленно оглянулись по сторонам. Незнакомецкак сквозь землю провалился. Полицейские поспешили к воротам.

— Давай налево, — скомандовал Кирилл, и сам побежал, только направо. В пустынном переулке не было ни души, и только где-то вдали на собачьей площадке визгливо побрехивала чья-то шавка, да весело смеялась девчонка. Пробежав до угла. Кирилл подвернул ногу, затем провалился в лужу и, проклиная все на свете, поковылял обратно.

Мужик, крепкий, спортивный, с дорогим букетом наперевес явно шел к Колчиной. Это тоже наводило на мысли. Скорее всего, перед ними только что был убийца.

Олжас показался с другого конца улицы и развел руками — не то упустил, не то не нашел. Кирилл махнул рукой и, прихрамывая, пошел навстречу, злой и несчастный. Попадись ему сейчас этот мужик или его подружка Колчина — поволок бы в СИЗО без всяких разговоров. И ботинки жалко, новые ведь совсем…

Он понял, что все это время сжимал в руке пистолет, только когда позади Олжаса вдруг вспыхнули фары. Понял и заорал — «Отойди! Отойди!», точнее думал, что орет, а на деле лишь бестолково махал руками и выл, пока громадная махина, слепя фонарями, уже летела вперед, сминая, раздавливая, словно тряпичную куклу его напарника, друга, маленького щуплого казаха. И когда фигура Устемирова провалилась под тупое рыло «Лэндкрузера», Кирилл с диким криком выпустил в машину всю обойму. Машина прыгнула вперед с визгом и боднула Миронова грязным боком, да так, что он кувыркнулся в грязь, а потом, с фырчанием, исчезла за углом.

Он продолжал выть даже когда, грязный, мокрый, машинально стискивая табельный «ПМ» полз к вдавленной в лужу марионетке, когда тащил умирающего Олжаса подальше от дороги, и когда к нему боязливо подбегали сердобольные люди. Олжас несколько раз хрипло выдохнул в его руках, забился в агонии, а потом затих, отвернув лицо в сторону, где, словно на месяце, грязью было вымазана только одна половина. Вторая осталась чистой, с тусклым взглядом черных глаз, да кровавыми потеками из носа и ушей.

Домой Кирилл не поехал. Измученный, с отбитым боком, вымазанный в грязи и крови, свой и чужой, он отправился в отдел, уселся там за свой стол и страшным взглядом уставился в пустой стол Олжаса, с забытой немытой кружкой, разбросанными ручками с изгрызенными колпачками и стопкой бумаг. На подоконнике, в относительной прохладе остался пластиковый контейнер-тормозок, с остатками вареной баранины и лапши, то, что маленький мертвый опер не доел на обеде.

Кирилл еще с места происшествия доложил обо всем начальству, малодушно устранившись от поездки к жене Олжаса, маленькой, некрасивой, кроткой, как голубка, Гульмире, которую со спины можно было принять за четырнадцатилетнюю девочку. Шеф, надо ему отдать должное, поехал сам, чему Кирилл был рад. Смотреть сейчас в глаза жене Олжаса он просто не мог. Да и вообще он ничего не мог, растекаясь по стулу безвольной медузой и чувствуя неукротимую жажду. Газировки бы… стаканчик… нет, лучше полторашку «дюшеса».

Дежурный заглянул в кабинет и доложил: задержанная Колчина доставлена, но Кирилл махнул рукой: потом, потом, и выскочил из кабинета. На улице добежал до первого магазинчика, купил бутылку лимонада, расплатился под испуганным взглядом продавщицы, оценившей его грязную одежку в подозрительных пятнах, и выпил половину прямо на крыльце.

Колчину привели к нему поздно ночью, растрепанную, пышущую яростью и одновременно напуганную. Естественно, она знала, что Олжас погиб, а ее подозревают в причастности к убийству. Когда ее выволакивали из квартиры под вопли напуганной дочки, Жанна брыкалась, вырывалась и даже укусила молодого патрульного, после чего получила по зубам и затихла. Дочку забрала подруга Колчиной, вызванная среди ночи, хотя Кириллу с несвойственной ему жестокостью захотелось отправить ни в чем не повинного ребенка в специальный приют. В эту ночь ему не хотелось жалеть никого.

С Жанны сняли наручники только в кабинете, и она, потирая запястья, метнула на Миронова убийственный взгляд. Он не обратил на это никакого внимания, достал бланк протокола и, набулькав в стакан еще лимонада, жадно выпил, а затем мрачно спросил:

— Фамилия, имя, отчество.

— Колчина Жанна Амангельдыевна, — прошелестела задержанная.

— Место рождения?

— Караганда…

Олжасик был из Петропавловска, и Кирилл смутно догадывался, что это несколько севернее Караганды, так что вряд ли они пересекались с Жанной раньше, но его очень интересовало, что она ему успела сказать там, в подъезде. Задав еще несколько стандартных вопросов, Кирилл перешел к главному:

— Там, в доме… Это был ваш любовник?

— Не понимаю, о чем вы, — холодно ответила Колчина. Кирилл поморщился.

— Перестаньте. Тот мужчина шел к вам, с цветочками. А потом сбежал, убив нашего сотрудника, земляка вашего, между прочим. Это его вы подрядили убить Панарина?

— Я никого… — Жанна поперхнулась, закашлялась, а затем продолжила хрипло: — …никого не подряжала. И никого не убивала. Никакого любовника у меня нет… Можно мне попить?

И мотнула головой в сторону недопитого лимонада. Кирилл с сожалением поглядел на бутылку и неохотно налил ей в чашку. Колчина залпом выпила лимонад, закашлялась и вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Как у вас все замечательно выходит, — ядовито сказал Кирилл и отложил ручку. — И не подряжали вы никого, и любовника у вас нет. И вся вы такая насквозь не виноватая. Вот только люди вокруг вас мрут, как мухи. Панарин вас трахал — брык! И в могиле. Мы сегодня пришли с вопросами — еще труп. И все за очень и очень короткое время.

— Я к этому никакого отношения не имею, — воскликнула Жанна и добавила уже другим тоном: — и вообще, я без адвоката с вами разговаривать не буду.

— Дура, — холодно сказал Миронов. — Ты что, американского кино насмотрелась? Кто тут с тобой политесы будет разводить? Какие, на хрен, адвокаты? Ты полицейского убила, друга моего, между прочим. Богу молись… какой там у тебя Бог? Аллах? Вот, молись Аллаху, чтобы выйти отсюда живой и здоровой. Тебя сейчас в камеру закроют и забудут на пару недель, что ты вообще есть. А потом строй из себя политзаключенную, если хочешь. А в камерах всякое бывает. Так что сдай своего подельника по хорошему, а я тебе чистосердечное оформлю в лучшем виде.

У Колчиной набухли губы, а глаза заволокло слезами.

— Что вы мне угрожаете?! — вскричала она. — У меня ребенок… Я никого не убивала! И коллегу вашего тоже! Я не знаю — слышите — не знаю мужчину, который был на лестнице! Он не ко мне шел!

— Что ты делала в квартире Панарина? — рявкнул Кирилл. — От кого пряталась?

Жанна всхлипнула.

— Да от вас! От кого еще? И квартира эта — моя, точнее, Элина.

— Чья? — не понял Кирилл.

— Эльмиры, — пояснила Жанна. — Дочери моей. Точнее, нашей с Олегом. Незадолго до смерти он переписал квартиру на Элечку.

— Чего вдруг? — ехидно спросил Кирилл, а Колчина вдруг вытаращила глаза, и охнула, словно поняла, что проболталась. Вильнув взглядом, она вытерла слезы, шмыгнула носом и уклончиво произнесла:

— Ну… Она все-таки его дочь. Я настояла, чтобы он оставил ей наследство.

Кирилл оскалился.

— А после этого ты его заказала? А что? Квартирка чудная. Я даже затрудняюсь предположить, сколько стоит такая. Элитный район, консьерж, виды из окна замечательные, переулок тихий… Сколько там квадратов? Четыреста? Пятьсот?

— Да нет же! — вскричала Жанна и даже попыталась вскочить, но под грозным взглядом Кирилла уселась на место. — Олег просто… просто… Он позаботился о дочери. Не хотел, чтобы в случае чего все досталось его белесой выдре!

— В случае чего, интересно? — нажал Кирилл. Покрасневшая от злости Жанна уселась на место.

— Ничего больше не скажу, — решительно произнесла она. — Зовите адвоката.