Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 41

— Да что ты молчишь, как пень? — воскликнула она. — У Лики все в порядке или…

Он отвернулся. Саша сжала кулаки, покраснев от гнева, но вдруг прижала ладонь к рту, обмякла, и беспомощно прошептала:

— О, господи!

— Вот именно, — мрачно ответил Никита, подтверждая ее догадку. — Версия не моя, но Миронов намекнул: Лику подозревают если не убийстве и ограблении Коростылева, то, по крайней мере, в соучастии. И потом, ты же сама это понимала, помнишь? Давай, Сашка, вспоминай. Какой Лика была во время учебы? Какой стала теперь?

Саша потерла виски, жалобно поглядела на Никиту, а поскольку тот не отреагировал, перевела взгляд на попугая. Мальчик Гриша наклонил голову, сверкнул голову набок и неожиданно вспорхнул на плечо хозяина, ущипнул за ухо и выдал заливистую трель. Никита обернулся на питомца и спросил:

— Что?

— Что? — повторил мальчик Гриша шепотом, чирикнул и стал терзать воротник рубашки. Никита отмахнулся. Попугай возмущенно заорал и улетел обратно, взгромоздился на клетку и стал бегать по прутьям туда-сюда. Саша потрясла головой:

— Погоди, у меня в голове не укладывается… Лика? Хотя… — она задумчиво почесала лоб и медленно продолжила: — Честно говоря, я о ней бы никогда не подумала, но она всегда была авантюристкой. В институте училась еле-еле, умудряясь сдавать зачеты каким-то немыслимым образом, хотя ни одного дня над учебниками не сидела. Сколько помню, Лика шаталась по дискотекам и вечеринкам, на лекциях отсыпалась… Знаешь, ты сказал, и я вспомнила: а ведь Лику уже подозревали в кражах. В институте еще, помню, была какая-то грязная история. Я даже не уразумела, в чем было дело, отлеживалась в больнице с воспалением легких, а когда вернулась, все уже стихло. Но девчонки на Лику смотрели косо, и ценные вещи убирали подальше.

Никита навострил уши и торопливо поинтересовался:

— В чем было дело?

— Не помню, не знаю, — рассеяно ответила Саша. — Но что-то связанное с Коростылевым, это точно. Мы же все таскались к нему то и дело за консультациями, за материалами, он никогда не отказывал. И, кажется, Лика у него что-то стащила прямо из кабинета.

Воспоминания о далеких годах учебы были слишком зыбкими. Саша наморщилась, стараясь припомнить побольше, но ухватить мысль никак не могла, да еще Никита вмешался, сбив с толку ехидным вопросом:

— И после этого он взял ее на работу?

Саша, которой эта история тоже начала казаться странной, закивала. Попугай повторил ее движение и стал энергично кивать, но она не обратила внимания, возбужденная мыслями о прошлом.

— Странно, правда? — спросила она и жалобно добавила: — Никит, я честно не в курсе, что произошло между ними. Знаю, что когда все открылось, она у Коростылева в ногах валялась, умоляла не губить и не отчислять, чего-то про больных родителей рассказывала, хотя я точно знаю, никто не болел и не собирался. Но ее почему-то простили, а потом она устроилась к Коростылеву в салон, чуть ли не сразу после выпуска.

Никита прищурился, и даже губами пошевелил, что-то вычисляя, но затем, сдавшись, все-таки спросил:

— Когда произошла та история?

— Давай прикинем… Курсе на третьем. Да, точно. Лика долго ходила тише воды, ниже травы, а затем вдруг стала хорошо одеваться, крутой телефон купила. Для нас это было не то, чтобы шоком, но, в общем-то, делом странным. На историческом одни мыши церковные учатся, либо за идею, как я, либо от безысходности. Экономили на всем, каждый рубль был на учете, и все понимали — перспектив немного, разве что в школу пойти — преподавать, или в музей, сидеть в зале, укутавшись в шаль и ждать, пока не загнешься от старости или вот, моль съест. Поэтому на Лику многие смотрели даже с завистью.

Саша откинулась на спинку дивана, оглядываясь назад с определенной долей ностальгии. Надо же, сколько времени прошло, а ведь кажется, еще совсем недавно она, трясущаяся выпускница городской гимназии, подстрекаемая дедом и бабушкой, историком и искусствоведом, пришла в институт строя честолюбивые планы, не понимая, что от всего этого скоро останется один пшик. Где-то на подкорке сознания витали и Лика, и еще десяток институтских подруг, разлетевшихся по белу свету, и даже первая любовь, закончившаясяяростным и болезненным сексом на продавленной койке общаги, скомканное прощание — как оказалось, навсегда — и неделя слез в подушку.

Воспоминания о неудачном романе оказались неприятными, и Саша вернулась из мира грез, споткнувшись взглядом о лицо Никиты, еще одного бывшего, потерянного, далекого и такого желанного. А он, уже мысленно улетев в тщательно выстраиваемую конструкцию грядущего репортажа, осведомился:

— А Коростылев после еще долго преподавал?

Саша пожала плечами.

— Знаешь, нет. На последнем курсе его уже не было, точно знаю. Он бросил университет и открыл свой салон. А после выпуска Лика сразу устроилась к нему на работу. Хотя, погоди, я припоминаю, что она работала там даже раньше, приходила по вечерам…

Никита хмыкнул, и на его губах появилась неприятная сальная улыбочка.

— Похоже, у твоей подруги и Коростылева был роман.

Саша выпучила глаза и замахала руками, отгоняя эту глупую мысль.

— У Якова Семеновича и Лики? Да ну, глупости! Он же совсем старый!

— Саш, ему сейчас было бы шестьдесят три года, — снисходительно пояснил Никита. — А тогда было почти на десять лет меньше. Может, я тебя удивлю, но пословицу «седина в бороду, бес в ребро» придумали не просто так. Подумай сама: Лика стащила у Коростылева ценность, была поймана на месте преступления, рассказала байку об умирающей бабушке, и была не просто прощена, но даже устроена на работу. Если бы у тебя сперли фамильную диадему, а потом валялись в ногах, мол, бес попутал, ты бы с этим человеком общалась дальше, даже если б простила?

Саша задумалась, а затем неохотно согласилась, раздосадованная тем, что Никита, привыкший видеть в людях гадости, додумался до того, что ей никогда не приходило в голову. Вот только согласиться с этим было выше ее сил.

— Вряд ли, — созналась она. — На подобное мое благородство не распространяется. Может, простила бы, но к себе на работу бы точно не взяла.

— А он взял. И я сильно сомневаюсь, что ему не донесли о подлинном состоянии здоровья Ликиных родственников. Но, тем не менее, она устроилась к нему еще до выпуска, и проработала все время на одной должности.

— У нее парень есть! — возмутилась Саша.

— И что? Давно у нее парень появился? Хотя, это не важно. Если Лике пришлось отрабатывать свою провинность, парень вряд ли Коростылеву бы помешал. К тому же, вспомни, ему на момент убийства было за шестьдесят. Пыл угас, но Лика осталась работать с ним, потому что, как бы это не мерзко звучало, они друг другу не чужие люди.

Саша покачала головой. Эта версия показалась ей сомнительной.

— И она так ненавидела Якова Семеновича, что, вытерпев столько лет, решилась на убийство? Не верю!

— Не только на убийство, — жестко сказал Никита, и от его тона повеяло изморозью, — но еще и на ограбление. Вспомни: Коростылеву принесли чайную шкатулку, которая, как я думаю, до того принадлежала убитому за день до того в электричке бизнесмену Панарину. Ты уверена, что шкатулка не представляла особой ценности?

— Уверена, — сурово сказала Саша, ни на минуту не задумываясь. Шкатулка из красного дерева вдруг ожила в памяти, и она невольно дернула рукой, вспоминая, как пальцы гладили гладкие, лоснящиеся лаком бока. — Даже если она подлинная, больше двухсот… ну, трехсот тысяч она не стоила. И то с натяжкой. Максимум — сотня, сто пятьдесят…

Никита, упорно отстаивая свою версию, сдаваться не желал и с надеждой спросил:

— А если шкатулка принадлежала какой-нибудь значимой личности? Царю, например?

Саша усмехнулась. Все-таки есть отрасли, в которых Шмелев был полным профаном, и это давало возможность снисходительно растолковывать ему все тонкости ее ремесла. По большому счету Саша уже давно не считала журналистику профессией, не без основания полагая, что все эти люди плавают по верхам, и даже Шмелев, проныра из проныр, болтался где-то рядышком, не удосуживаясь нырнуть поглубже, если этого не требовал материал. Вот и сейчас, уперевшись рогом в версию о мнимой ценности шкатулки, он явно хотел свернуть на авантюрную дорожку кладоискателя, выдав читателям захватывающий триллер о пропавших царских сокровищах.