Я ползу сквозь (ЛП) - King A. S. - Страница 25

– Как ты думаешь, у них есть автоответчик? Я бы позвонила и сказала им пару ласковых.

– Не знаю. Но я устала, а завтра мне в школу. Пойду посплю.

Вернувшись в комнату, я не включаю обратно плойку. Я включаю антиопределитель номера и снова звоню Айринику Брауну. Когда он берет трубку, я начинаю изображать полицейскую сирену и не замолкаю, пока он не сбрасывает звонок.

========== Станци — вечер четверга — допрос гениев в Месте Прибытий ==========

Марвин спрашивает меня, где я думаю искать орган вины. Я показываю ему точку у самого основания шеи, рядом с ключицей, но ближе к плечу. Он нажимает на нее и зажмуривается. Я жду, когда он выскажет свое мнение, но он так и стоит, зажимая место, где может находиться нужный орган. Голос Патрисии в моей голове произносит: «Пусть он думает в одиночку».

Когда мы выходим на дорогу, я возмущаюсь:

– Но я хотела сама до всего додуматься! Я хотела сделать открытие сама!

– Его открытия навсегда останутся здесь, как и он.

– Но это мое открытие!

– И ты принесешь его людям, когда вернешься.

– Вернусь? – переспрашиваю я. – Почему вы все время повторяете, что мы вернемся? Обратных рейсов же нет. – Мы некоторое время идем молча. – Значит, никто не верит, что мы пришли пешком?

– Никто.

– Должны же быть и другие способы сюда попасть, не только на вертолете.

Патрисия улыбается:

– Дело не только в вертолете. Ты и сама знаешь.

– Густав сказал, что здесь должно быть месторождение гениев.

– Скорее черная дыра для гениев.

Я смотрю на нее, пытаясь понять, шутит ли она, но она абсолютно серьезно.

– Густав сказал, что мы летим в невидимое место, – продолжаю я. – Здесь как-то не очень невидимо.

– Я с каждым днем чувствую себя все более невидимой. Ты тоже скоро начнешь.

Я вспоминаю о тревогах. Голос Патрисии в моей голове отвечает: «Да. Как на тревогах».

– Так мужчина из куста поэтому вернулся?

Она смеется:

– Почему вы так его называете?

– Сложно объяснить… Он хороший человек, но все его боятся.

– Всех нас боятся…

Я представляю себе опасного мужчину из-за куста: голое тело, плащ буквы. Интересно, она это видит?

– Да, вижу.

Я вспоминаю куст, столик с лимонадом и поцелуи.

– Что вообще такое нормальность? – спрашивает Патрисия.

– Это точно не тут.

Минуту мы идет молча. Холм довольно крутой. Вот бы деревья правда помогали дышать, как обещала мама.

– Сегодня вам с Густавом устроят допрос, – предупреждает Патрисия.

– Ясно.

– Вас будут спрашивать о реальном мире.

– Ясно.

– Они спросят, знаете ли вы Кеннета. Нельзя говорить им правду.

– Ясно.

– Я совру, что у меня месячные, и отсижусь дома.

– Почему?

– Не люблю допросы.

Я спрашиваю себя, допрашивали ли когда-нибудь опасного мужчину из-за куста.

– Да, допрашивали. Но он соврал насчет нашей любви.

– Вы любите мужчину из куста? – удивляюсь я.

– Безумно.

– Я думала, вы замужем за Гэри.

– Ха!

Я спрашиваю себя, был ли влюбленный мужчина из-за куста похож на Густава.

– Точь-в-точь. Никогда не знал, куда деть руки.

– Он очень хорошо целуется.

– Да.

– И у него есть ответы…

Густав забрался на дерево. Я машу ему, он машет в ответ. Патрисия пораньше ушла спать, потому что ее мучают боли в стиле Лансдейл Круз.

Слезая, Густав рассказывает:

– Мне сказали, что никто нам не поверил из-за твоего халата. Мол, кто вообще пойдет в поход в лабораторном халате.

Он что-то бормочет себе под нос, спускаясь по двум нижним веткам, и спрыгивает на землю прямо у меня под носом.

– Очень умный ход, – замечаю я. – Пытаются настроить тебя против меня.

– Ты знаешь, где мы? – спрашивает Густав. – Ты знаешь, что это за место?

Теперь он разговаривает как Гэри. По колено в самодовольстве.

– У меня есть догадки, но я не верю в то, что они говорят тебе.

– Мы в самом умном городе Америки. Здесь у всех ай-кью выше ста семидесяти.

– Мы не в товариществе, Густав, и не факт, что в Америке. Сюда даже почта не придет.

– Кому нужна почта? Я дома-то ей не пользовался, а здесь она зачем?

– Ну, ты сказал, что мы в городе, а в городах есть почта. А еще они сразу поняли, что мы не туристы. Мой халат тут ни при чем.

Густав какой-то подозрительно оживленный. Возможно, дело в том, что он много месяцев подряд только и делал, что строил вертолет, а теперь ему нечем заняться.

– Они сказали, что поверили бы, если бы не ты, – настаивает он.

– Они умеют врать лучше, чем Лансдейл Круз. Марвин рассказал мне. И Патрисия тоже. Сюда можно добраться только на вертолете. А выбраться нельзя никак, но мужчине из куста удалось.

– Кеннету, – поправляет Густав.

– Да, Кеннету.

– Он выбрался. И рассказал мне, как выбраться. Только про горючее ничего не говорил.

– Ты же им про это не рассказывал?

– Нет.

– И вообще, что такого крутого в кучке людей с высоким ай-кью? – спрашиваю я. – Посмотри на Гэри. Может, он и умный, но очень мерзкий.

– У умных людей часто проблемы с социализацией. Это в нас заложено.

– В нас?

– У тебя проблемы с социализацией, у меня проблемы с социализацией, дальше что?

– Дальше то, что мы с тобой не мерзкие.

Густав берет минуту на размышление:

– Сложно привыкнуть, столько новой информации.

– Мы с самой первой минуты здесь начали врать, – напоминаю я. – Они нам не доверяют.

– Врать начала Патрисия.

– А потом и мы.

– Я просто решил подыграть.

– Может, мы не такие умные, как думали, может, нас легко свернуть с пути истинного, уж не знаю, но мне здесь не нравится. Я тут всего полдня, и мне уже не нравится.

Гэри свистит нам, как собакам. Пора допрашивать гениев.

– Расскажу им о тревогах, – решаю я.

– Я расскажу им, кто присылает предупреждения, – решает Густав.

Я глубоко вдыхаю:

– Густав, ты же не можешь знать наверняка. У тебя недостаточно научных фактов.

Мы идем к зданию столовой. На ходу Густав касается моей руки. Я отстраняюсь. Сегодня я какая-то дерганая. Я хотела прилететь сюда, но теперь не хочу здесь находиться. Густав хотел прилететь и вернуться, а теперь хочет остаться. Мы пара запутавшихся в себе новоприбывших.

– Это Чайна, – заявляет Густав. – Я ей не доверяю.

Хорошо, что мы не держимся за руки.

– Откуда ты берешь сведения? – ору я. – Ползаешь с насекомыми?

Густав ошеломлен. Кажется, я никогда еще на него не орала.

– Чайна твоя подруга! Мог бы и получше ее знать!

Густав останавливается у самого здания и опускает голову:

– Прошу прощения. Ты права.

– Она умнее, чем весь этот умный город! – продолжаю я.

– Иногда я завидую ее умению находить слова, – признается Густав.

– Неправда. С ее словами тебе передалось бы и ее невезение, и тебе бы никто не верил. Если бы ты научился находить слова своим собственным способом, тогда все могло быть иначе. А Чайна никогда не победит. Она может только глотать себя.

– Ты же знаешь, что произошло?

– Знаю.

– Как думаешь, она когда-нибудь оправится?

– Кто из нас когда-нибудь оправится?

– Не знаю, – отвечает Густав.

– Она рассказывала тебе про Фуэнтеовехуну?

– Нет.

– Когда вернемся, расскажет.

– Что значит, «когда вернемся»?

Внутри несколько комнат. Похоже на церковь без бога. В одной комнате с нами сидят еще шестнадцать человек. Среди них и Марвин, наконец отнявший руку от гипотетического местонахождения органа вины. Среди них Гэри в облаке самодовольства. Имен остальных я даже не слышу: они представляются названием своей науки и местом, где они ее учили. «Физика, MIT. Биология, UCLA. Музыка, Беркли. Нейробиология, Пенсильванский. Право, Гарвард. Поэзия, Нью-йоркский. Экономика, Йель. Абстрактная живопись, Королевский колледж искусств, Лондон. Архитектура, Корнелл. Шеф-повар, Culinary Institute Lenôtre. Математика, Стэнфорд. Психология, MIT. Философия, Гарвард. Ботаника, Тринити. Астрономия, Кембридж. Химия, Корнелл». Наверно, это все должно было нас впечатлить. Я не впечатлена. Густав, наверно, тоже.