Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса - Коллектив авторов - Страница 57

Рассказывая, он легонько поглаживал пальцами окаменевшую ракушку, на которой проступало человеческое лицо. Жест показался Тёрн очень ласковым, полным почтения и даже любви. Она вдруг сразу поняла, что здесь, среди красивых вещей, магистр отдыхает душой.

– Если будешь приходить сюда, постарайся ничего не сломать, – сказал он.

– Я даже касаться их не буду.

– Нет, я совсем не то имел в виду. Человек должен касаться предметов, держать их в руках, работать с ними. Недостаточно просто смотреть. Но касаться надо так, как они этого хотят.

Он протянул ей окаменевшую ракушку. Она оказалась на удивление тяжелой и идеально легла в руку. Лицо вдруг стало удивленным, когда Тёрн подняла ее прямо перед собой, и девочка рассмеялась.

На стенах, как и на полу, свободного места почти не осталось, их покрывали картины, гобелены и вымпелы. Только одна стена казалась почти пустой, потому что на ней, словно на почетном месте, висела единственная картина. Тёрн подошла к ней, и девочке почудилось, что изображение движется и цвета меняются в зависимости от угла зрения. На картине была юная девушка с длинными черными волосами и серьезным выражением лица, примерно одного возраста с Тёрн, но более красивая и хрупкая.

Увидев, что ученица рассматривает картину, магистр Прегалдин сказал:

– Портрет выполнен из крыльев бабочек. Характерный вид искусства для Виндахара.

– Это родная планета виндов?

– Да.

– А вы ее знаете? – Она кивнула на девушку на портрете.

– Да, – нехотя сказал он. – Но для тебя это ничего не значит. Она давным-давно умерла.

Голос его прозвучал как-то особенно. Ему больно? Нет, решила Тёрн, тут не болезненное воспоминание, а что-то другое. Но чувство было настолько сильным, что осталось висеть в воздухе, даже когда он замолчал. Магистр это тоже заметил.

– На сегодня истории искусства достаточно, – отрывисто сказал он. – Мы говорили о самолетах.

В посленотье Хантер ушел по каким-то своим непостижимым делам. Тёрн подождала, пока Майя погрузится в разговор с очередной подругой, и пробралась в его кабинет. У Хантера была самая лучшая библиотека из всех, что ей доводилось видеть, вещь, совершенно необходимая на этой планете, где практически не предусматривалось общественных источников знания. Тёрн не сомневалась, что обязательно найдет книги по искусству в его коллекции. Она просмотрела полки с дисками, наконец достала один – энциклопедию искусства. Сунула его в планшет, напечатала «бабочка» и «Виндахар».

В энциклопедии приводилась лишь короткая статья, из которой Тёрн узнала, что искусство создания изображений с помощью крыльев бабочек очень высоко ценилось когда-то в старину, но сейчас никто этим больше не занимается, так как все бабочки вымерли. Она начала просматривать иллюстрации и нашла ту самую картину, которую видела сегодня. Правда, та выглядела немного по-другому: краски ярче, а девушка более печальная.

«Портрет Джеммы Дивали, – гласила надпись под изображением. – Признанный шедевр в данной технике, утрачен в 862 году, когда его украли из дома, принадлежащего семье Дивали. Согласно Алмази, репрезентационный формализм субъекта слегка нарушается трансформационной перспективой, которая создается за счет абстрактного изображения дополнительного слоя. Портрет предваряет „искусство хаоса“ Данливи…» Автор статьи продолжал обсуждать картину, но в основном в ключе теории искусства. Тёрн пригодилось лишь первое предложение. 862 год – это год гминтского голоцида.

Джемма мрачно смотрела с картины, словно хотела ей что-то сказать. Тёрн вернулась к полке и на сей раз стала искать книги по истории голоцида. Их было не меньше сотни. Она выбрала одну наугад и напечатала «Дивали», имя встречалось в книге несколько раз. Тёрн узнала, что Дивали, виндская семья, имела связи с правительством Гминтагада. Джемма нигде не упоминалась.

Тёрн оставила дверь приоткрытой и сейчас услышала, что Хантер уже вернулся домой. Тёрн быстро разложила книги по местам и стерла поисковую историю с планшета. Она не хотела, чтобы он узнал эту тайну. Сама решила во всем разобраться.

Другого шанса порыться в кабинете Хантера до очередного урока в квартире магистра Прегалдина на аллее Вицер ей больше не представилось. Для их занятий учитель даже расчистил стол, над ним висела голова какого-то животного с закручивающимися рогами цвета меди. Пока он проверял ее работу, выполненную в преднотье, Тёрн то и дело посматривала на портрет Джеммы, висевший на стене напротив.

Наконец он поднял взгляд и заметил, как она пялится на картину.

– А вы знали, что она с Гминтагада? – выпалила Тёрн.

Тень промелькнула у него на лице, но тут же исчезла.

– Да, – сказал он низким голосом.

– Ее украли. И считается, что она пропала.

– Знаю.

Мысленно девушка бросилась обвинять его, и, должно быть, старик заметил это по ее лицу, потому что спокойно сказал:

– Я собираю произведения искусства времен голоцида.

– Что за макабр!

– Во время голоцида было украдено много ценных произведений искусства. В последующие годы их вывезли, они появились на черных рынках на дюжине планет. Многие были утрачены. Я пытаюсь собрать их воедино, спасти, если получится. Но работа продвигается очень медленно.

Это объяснение немного изменило картину, которую Тёрн уже нарисовала у себя в голове. Прежде магистр казался ей расхитителем, наживающимся на горе других. Теперь же – скорее хранителем, который отдает должное давно ушедшим. Она даже пожалела, что плохо подумала о нем.

– И где вы их находите?

– В антикварных лавках, магазинах с импортными товарами, на распродажах имущества. Большинство людей в них ничего не смыслят. Есть, конечно, торговцы, которые специализируются именно на этом товаре, но я с ними не разговариваю.

– А вы не считаете, что нужно вернуть портрет семье, которой он принадлежал?

Старик немного замешкался, лишь на секунду, а затем сказал:

– Считаю. – Он посмотрел через плечо на портрет Джеммы. – Если бы в живых остался хоть один человек, я бы его вернул.

– Вы имеете в виду, что они все умерли? Все до одного?

– Насколько мне известно.

После его слов картина приобрела иное качество. К ее утонченности, красоте, застывшей во времени, прибавилась железная рама смертности. Вся семья погибла. Тёрн встала и подошла поближе, не в силах противиться желанию.

– Бабочки тоже вымерли, – сказала она.

Магист Прегалдин встал позади нее и тоже посмотрел на портрет.

– Да, – подтвердил он. – Бабочки, девочка, семья, мир – все исчезло. И никогда не повторится.

Теперь картина казалась изысканно пронзительной. Лишь она пережила трагедию, чтобы стать доказательством того, что все это когда-то существовало. Тёрн посмотрела на магистра Прегалдина.

– Вы там были?

Он медленно покачал головой.

– Нет. Это случилось до меня. Но я всегда интересовался данным периодом, вот и все.

– Ее звали Джемма, – сказала Тёрн. – Джемма Дивали.

– Откуда ты знаешь?

– В книге прочитала. В глупой книге. Там еще было что-то об абстракции дополнительного слоя и прочей чепухе. А про саму картину больше ничего.

– Я тебе покажу, что там имелось в виду, – сказал магистр. – Встань сюда.

Он поставил ее в четырех футах от картины, затем взял лампу и подсветил сбоку. Когда свет переместился, изображение Джеммы Дивали вдруг исчезло, а вместо него появился абстрактный узор из сцепленных между собой спиралей и кружащихся вертушек, фиолетовых и синих.

Тёрн даже вскрикнула от удивления.

– Как у вас это вышло?

– Благодаря микроскопической структуре крыльев бабочек, – объяснил магистр Прегалдин. – Позже я покажу тебе под увеличительным стеклом. Почти под всеми углами они отражают одну и ту же длину световой волны, но под одним углом – совсем другую. В том и заключалось мастерство художника, чтобы создать оба изображения. Большинство людей думает, что это всего лишь проявление технической виртуозности, без всякого смысла.