Что-то не так (СИ) - "gaisever" - Страница 35

– В общем, они тут все, похоже, из одной бочки. Что кони, что люди. Таких белых, как Гиттах, здесь, я уверен, тоже целый определенный выводок. В единственном экземпляре, я тоже уверен, здесь только Эйнгхенне... Алё! – крикнул он Ддейхергу. – Ты не забыл что мне обещал? Найти Эйнгхенне?

Тот не ответил. Конь, наконец, приблизился. Упряжь, на матовом фоне угрюмой дороги, сверкала особенно ясно и ярко. Матово-черная полировка переливалась в бело-жемчужном сиянии солнца сочными зайчиками. Конь, позвякивая всеми этими железячками, остановился. Марк взял его под уздцы, свел с дороги, подвел к Ддейхергу – тот полулежал, откинувшись назад на локтях; ему было больно, он терпел, сцепив зубы, иногда тихо стонал.

Марк помог подняться и забраться в седло. Они вернулись на полотно, двинулись на восток. Снова дорога, подумал Марк – и на этот раз с отчаянным неудовольствием. Насколько путь по этим волшебным дорогам нес наслаждение раньше, все первые дни пока их не разлучили с девушкой, в том мертвом городе, – настолько сейчас он был тягостен, удручал. Ужасно хотелось куда-нибудь, наконец, прийти и пожить, хотя бы несколько дней, в каком-нибудь стационарном месте. Вот бы здорово – в городе. Пусть даже пустом, с каким-нибудь одним тамошним Гиттахом, – но в населенном пункте. Походить, посмотреть, подумать. И вот еще что – надо учить язык. Ролевая игра, похоже, затянется очень надолго... Скорее всего – навсегда. Блин.

К вечеру Марк отупел окончательно. Он, как робот, шагал о бок с конем, рядом со сверкающей в солнце шпорой на вышитом сапоге, и вообще перестал о чем-либо думать. Тем не менее, когда солнце уже почти скатилось к закату, он ясно почувствовал, что под ногами становилось явно «что-то не так». В течение буквально минут двадцати-тридцати ощущения от ходьбы ухудшились до такой степени, что стало казаться будто под ногами теперь не каменное полотно, а зыбкий слой каменных плиток, уложенных, например, на песке и ничем не скрепленных.

– Погоди-ка, – он дернул упряжь.

(Ддейхерг отключился снова; в течение дня он постоянно терял сознание, минут на двадцать-тридцать, потом включался, опять же на двадцать-тридцать минут; при этом за весь день простонал только раза четыре.) Присел на корточки, потрогал холодную кладку. Камень, бывший обычно «нейтральной» температуры, независимо от времени суток, теперь остыл; солнце лупило вовсю, было, как обычно, тепло и ясно, а камень оставался такой же холодный как утром.)

Потрогав ладонью прямоугольник, узор на котором уже вообще не виднелся – только под пальцами на месте рисунка ощущались какие-то желобки, – Марк вдруг понял, что кладка шевелится! Словно, на самом деле, дорогу теперь составляли уложенные просто так, без скрепления, плиты. Пошатав шершавый серый прямоугольник, он также понял, что может взять и просто вот так вытащить его из дороги – просто вот так, пальцами.

– А там впереди мост, – он поднялся и дернул Ддейхерга за полу плаща. – Алё! – дернул за руку.

Тот вздрогнул, огляделся, посмотрел вниз на Марка.

– Гга́йргех, – тот вдруг вспомнил (сам даже не ожидал) как ее называла Эйнгхенне; снова присел, постучал суставами пальцев по полотну. – Перестала держаться вообще, ты понял?! – поднялся, ударил пяткой.

Ддейхерг пару секунд соображал, затем включился полностью, покивал.

– Теэде́тт-ре а́йддене́нтде, – указал рукой в восточную перспективу.

– Так вот о чем ведь и я! Пошли быстрее! Таах...

– Геэссе́йммдетт, кхаа! – Ддейхерг наклонился и протянул руку. – Хеве́те-ка?

– Умею. Я уже знаю – это про лошадь.

Ддейхерг, с неожиданной в его состоянии силой, дернул Марка наверх. Тот втиснулся у него за спиной в седло; удар шпорой, конь срывается и несется. Копыта стучали так словно внизу был не камень, а какой-то картон. Мост показался когда солнце уже тронуло на западном горизонте кряж, почти точно в той точке где, в той седловине, еще вчера вечером возвышалась колоссальная башня. Ддейхерг остановил коня перед входом – угрюмая серая полоса дороги между угрюмыми серыми лентами парапета. Марку стало казаться, что он теряет чувство реальности. Что если он сейчас спрыгнет, подойдет к парапету, тронет камень – то ничего не почувствует, будто вместо моста – голограмма.

А мост был метров сто пятьдесят в длину, и перекрывал каньон глубиной метров под семьдесят. На дне царил уже полный мрак, и только извилистый ток реки отражал глубокое синее небо. Увидев, что Ддейхерг пробует спешиться, Марк спрыгнул и поддержал. Они подковыляли к правому парапету; Ддейхерг потрогал рукой, пошатал камень, покачал головой.

– А́йсек, – сказал поморщившись с досадой и неудовольствием. – Э́нгдетт, – обернулся назад, на западный кряж.

– Твоя железка осталась там, – догадался Марк. – Это покатит? – он вытащил из-под куртки жезл «униформиста».

– Э́хентде-ргеэ’йсе́тт эх? – сказал Ддейхерг с удивлением.

– Ты не болтай, а действуй, если покатит.

Ддейхерг взял стержень, снял с него шарик-кристалл. На дорогу, глухо щелкнув, упала голографическая «монета».

– Ага, – Марк хмыкнул. – Поэтому он, что ли, светился? А потом разрядился, что ли?

«Монета» лежала на камне, такая же мрачная и безжизненная. Ддейхерг сунул руку под плащ и вытащил новую – засверкавшую в наступающих сумерках, в мрачной серости моста и дороги, так ярко и радужно, словно сквозь отверстие из другой реальности.

– Нге́йстенгде, – сказал он, снова поморщившись.

– Последняя, что ли? – догадался Марк. – То есть – веселая наступает жизнь?

Ддейхерг вставил «монету» в жезл, накрыл кристаллом. Затем сделал нечто, опять же, совсем нежданно-негаданное – даром что ожидать можно было чего угодно. Ясным резким голосом он озвучил короткую формулу. Шарик жезла вспыхнул ало-золотым огнем. Ддейхерг всадил жезл в каменный парапет словно в мягкую глину – стержень воткнулся наполовину.

Ало-золотой огонь сошел по жезлу с кристалла, и в секунду распространился по всему гигантскому сооружению. В наступающих сумерках весь этот огромный мост, сияя словно флуоресцентный в ультрафиолетовом свете, высветил антураж на сотню метров вокруг – Марк, бросив взгляд вниз, в бездну под лентой моста, разглядел камни вдоль русла реки. Зрелище без преувеличения грандиозное, но Ддейхерг не дал поглазеть даже секунды.

– Геэссе́йммдетт! Тте́г-хе́йллдеххе́нгдерт!

Дернул за руку и заскакал на одной ноге к коню. В огне моста шлем засверкал так пронзительно, что было больно смотреть. Марк догнал, подставил плечо; через десять секунд оба сидели в седле; Ддейхерг пришпорил, и конь помчался вперед – на сияющий феноменальным призраком мост. На алом золоте горящего полотна копыта застучали так же звонко и мелодично как на «нормальной», живой дороге.

Они мчались по блистающей ленте моста; когда позади осталось две трети, мост начал тускнеть. Еще удар шпорой; конь снова рванул, сильнее, но мост угасал на глазах. Осталось пятьдесят метров, сорок, тридцать, двадцать... Мост потух полностью. Копыта заглохли. Десять метров – мост рушится, каменный «водопад» проливается, стекает по склону. Сухой грохочущий треск – точь-в-точь как там, в скалах над башней, когда разрушался тоннель, – только намного мощнее, жутче, – и они, влекомые камнепадом, срываются в глубину каньона.

Рухнув на склон, они покатились вниз. Марк почти сразу получил в голову элементом кладки – и даже не почувствовал боли. Словно ударило не тяжелым камнем, а куском пенопласта – просто глухой, легкий, совершенно безопасный удар. Через секунду он ударился этим же местом о камень склона, и этот удар был уже «настоящий»; в голове взорвалась адская молния, и он – снова – потерял сознание.

Очнувшись, он понял, что лежит у самой воды – перед лицом булькал поток (больше слышно чем видно). Перевернувшись на спину, посмотрел в небо – был предрассветный час; небо тянулось между высоченными стенами густо синеющей полосой. Час самый стылый – очнулся от холода (но зато и голова не болела и не гудела, как в прошлый раз).