Внутренний суслик (СИ) - "Inndiliya" - Страница 51

Тори занялся дровами, затопив печь, и теперь таскал их из пристроенной рядом сараюшки, а я остался раскладывать вещи. Первым делом я достал «аленькый цветочек», который чуть-чуть примялся, и улыбнулся, вспоминая тот день, когда вернулся муж.

Альдис тогда повез меня днем по магазинам, и я всю дорогу удивлялся — с чего бы такое рвение. Никакой особой необходимости ехать не было. И только когда мы вернулись домой, купив мне не костюм, как настаивал Альдис, а настоящий килт в чудную зелено-красную клетку с черными гольфиками и черным приталенным пиджаком и жилеткой, я понял, к чему была эта поездка. Настроение из-за покупки наряда было уже приподнятым, хоть я и понимал, что при беременности такой приталенный костюм носить долго не придется, но сам факт того, как на мне смотрелся прикид и вслед оборачивались не только альфы и беты, но и омеги, сильно улучшал настроение, которое последнее время постоянно стремилось уползти за плинтус. А когда я увидел мою комнату, всю заставленную красными цветами — тут были цветы всех оттенков красного, в вазах, горшках и даже в банках, а на моей постели сидел, волнуясь, Ториниус, только тогда до меня дошло, к чему это всё было.

Я удивленно озирался, стараясь не показывать радости, но она сама пробивалась на лице улыбкой.

— Я не знал, какой именно «аленькый» цветочек ты хотел, муж, поэтому решил, что ты сам выберешь, — Тори неуверенно улыбался, жадно разглядывая мою фигуру в килте и пиджаке.

Поглаживая бутоны руками, я ходил мимо букетов в растерянности. Конечно же, аленького цветочка из моей сказки здесь не было. Но и разочаровывать мужа не хотелось.

«Тась, а Тась, чо делать будешь? Старался же, выбирал…» — Васятка завис вместе со мной, решая какой цветок назначить сказочным. — «Да бери уже любой, вон самый неказистый. В сказках так и бывает обычно… бери замухрышку, а он превратится в алого лебедя!» — настаивал Василий.

Обернувшись, растерянно пробежал глазами по цветам еще раз и увидел, что Тори встал на одно колено и протянул из-за спины руку с… бумажным тюльпаном, сложенным в технике оригами. Раскрашивали цветок ярко-красного цвета фломастером, на нем были видны штрихи, а каждый лепесток был украшен небольшими стразами вишневого цвета.

— Я не нашел среди живых цветов аленького, поэтому пришлось сделать самому. — Тори тепло улыбался и внимательно смотрел на этот раз только в глаза. — В твоей сказке этот цветок не так описывался, но у нас же другая сказка, правда?

Взяв цветок в руку, заглянул внутрь и увидел, что на каждом лепестке внутри были написаны буквы «И», «Л», «И», «М».

«Ну ты тупка, Таисий Валерьевич!» — Василий хлопнул себя по лбу лапкой. В его исполнении фейспалм выглядел смешно. — «„Мили“ там написано, „Мили“!»

Улыбка медленно, но неуклонно раздвигала мои губы, когда я заметил в серединке цветка фасолинку — белую, с нарисованными скобочками-глазками и скобкой-улыбкой, как будто она спала, свернувшись калачиком, и улыбалась.

«Бубочка!» — завопил Васятка. — «Ну мимими же!» — Он прижал к груди лапки и радостно расплылся в улыбке, отзеркаливая мою. — «Поцелуй уже дарителя, не томи!»

Фасолинка была по контуру тоже выложена стразами и свет, попадая внутрь цветка, преломляясь, бросал блики на лепестки. Видно было, что времени на это Тори потратил много и делал с душой. Самый настоящий волшебный аленький цветочек.

Тори ждал моей реакции, не торопя меня, а я вдруг по-девчачьи в голос разревелся.

— Милош, ну ты чего? — Тори поднялся с пола и обнял меня, прижимая к себе и поглаживая по волосам. — Я не хотел тебя расстраивать, — убитым голосом расстроенно произнес.

И вот это все в совокупности отменило наш такой долгожданный секс, потому что я рыдал и рыдал и мне было по кайфу рыдать. Мне теперь было многое по кайфу из того, чем я раньше не занимался. Гормоны-с…

«Подлизывается…» — Васятка бдил, ни на секунду не оставляя меня наедине. — «Или за Бубочку переживает.»

Так я мужу тогда и не дал. Тори не просил, видимо боялся, что я подумаю, что это плата за подарок. Хотя, конечно же, его выпуклость в брюках говорила о многом.

«Ну, не так уж и о многом… Хотя размерчик, конечно, что надо.» — Василий был весь в меня — любил и умел поддеть. — «Может дашь? Бубочка, вон, требует. Да и ты об этом сколько мечтал.»

«Василий Алибабаевич! Хоть ты не уговаривай! Иначе Тори подумает, что я теперь легкодоступен и как только он свистнет, буду раздвигать перед ним ноги. „От тебя требуется только одно…“»

«Ага» — хитренько улыбнулся Вася. — «Но много раз.»

От подзуживаний сусла, от близости такого желанного мужа, от всех этих цветов вокруг, от водопада слез, которые так и не останавливались, мне становилось только хуже и противостоять желанию было все труднее. А еще все время крутилась в мозгах фраза, брошенная Шиви: «Растолстеешь, будешь ныть, капризничать и опротивеешь Тори.»

Муж, не зная, как справиться с моими рыданиями, подхватил меня на руки, бережно прижав к себе, и носил по комнате, укачивая как ребенка. И укачал. Не в том смысле, что меня затошнило, а усыпил. Потому что проснулся я уже выспавшимся и отдохнувшим.

Поначалу, конечно, испугался — лежу весь в цветах, только что оркестр не играет, а потом сразу вспомнил Тори и увидел тюльпанчик, лежащий на столе.

А через пару дней после приезда пришел вызов от Иридика, что дед совсем плох, надо приехать, если хотим успеть попрощаться…

Разбирая чемоданы я поглядывал в окно, как Тори колол дрова. Интересссссно… Это он сублимирует? Взглянув на свою правую ладонь и не найдя там мозолей от своих ежедневных воспоминаний о муже, удивился.

«Да ладно, мозолей нет, но скоро будут. Кстати, ешь больше кальция — рога у тебя тоже не растут. И чего ты уперся и заставляешь страдать троих?» — Василий все чаще закатывал глаза вверх, я боялся, что у меня, с таким положением дел, сусел станет косоглазым. — «Ну что такого — он твой муж. Дашь разочек, небось не смылится нигде.»

«Вася!» — я делал зверскую рожу и медленно вдыхал и выдыхал, пытаясь успокоиться. — «Не провоцируй! Может ты про Шиви забыл?»

«Глубокоуважаемый Таисий Валерьевич. Восклицательный знак. Ты дурак, что ли? Наивный чукотский вьюнош, блин. Видел его стояк? Вряд ли после Шиви у мужа не укладывался бы этот орган. Или ты думаешь — он маньяк, у которого стоит на капризных беременных, которых тошнит по утрам, или его стояк — реакция на твои рыдания?» — Василий сидел на камне в позе «Мыслителя» Родена и наставительно изрекал мудрые мысли, которые мне, почему-то, в голову не приходили.

«Всё равно не дам! А то он не то обо мне подумает», — я задрал подбородок, вскинул голову и заодно разглядел закопченный потолок. — «Побелить бы не мешало. Но это уж точно летом, не сейчас. А то долго сохнуть будет.»

«Верной дорогой идете, товарищи!» — встав в позу Ленина, указуя правой лапой направление, а левой держась за лацкан пальто, продекламировал сусел. — «Так ты точно добьешься развала семьи на радость средних Лайонешей, Шиви, и тучи желающих тела Тори омег. И даже бет. А может еще и альф. Кто знает?»

Навалились тревоги прошедших дней, какая-то меланхолия не пойми откуда взялась, страхи беременюшек, оторванность от друзей, дурацкое отсутствие элементарных удобств… Получалось так, что все, что я не люблю, приключилось со мной сейчас и даже компом тут не попользуешься, придется писать в блокноте. А уж туалет во дворе был последней каплей моего портящегося настроения.

«А это еще откуда?» — изумился сусел и я с ним.

В чемодане лежали килт, гольфы и тот пиджак с рубашкой, тщательно упакованные. Я точно помнил, что не брал этого с собой в деревню.

«Тори любит косплей? И незаметно так об этом тебе намекает?» — Васятка хитренько сверкал своими бусинками глаз.

«Очень незаметно, ага» — я посмотрел в окно, где Тори, обнаженный по пояс, махал топором. Зря я это сделал. Мышцы мужа играли под кожей, мощное тело, казалось, играючи расправляется с рубкой дров, хотя я знал, что эта работа только со стороны выглядит красиво.