Внутренний суслик (СИ) - "Inndiliya" - Страница 52

К тому моменту, как Тори закончил с работой и перетаскал часть нарубленного в сарай, я уже накрыл на стол, приготовил кашу с тушенкой, заварил чайник обычного черного чая. Дедовы запасы дурманяще пахли, и было трудно противостоять запахам, но мы с Бубочкой держались, хотя сусел подзуживал «покормить детку».

Но, видя, как альфа ополаскивается возле рукомойника, я сдержался. Подхватил полотенце из шкафа, большое, махровое, банное, и вынес мужу, подавая фыркавшему и отряхивавшемуся от брызг, как собака, Тори.

Он радостно улыбнулся, сверкая зубами, и от желания вытереть эти капли с мокрого тела у меня свело скулы.

За столом мы сидели напротив, я поджал под себя ноги и с упоением добавлял в кашу варенье из вишни. Заметив, что муж почему-то застыл, я поднял на него недоуменный взгляд и увидел, что бледный Тори с ужасом смотрит на месиво в моей тарелке, стараясь сдержать позывы организма.

— Попробуй! — я протянул ему ложку, зачерпнув самое вкусное. — Это вкусно!

Половина недоеденной каши, которую он только что так нахваливал, так и осталась на тарелке, а вот то, что он съел — нет. Тори выскочил на крыльцо и однозначные звуки расставания с едой должны были меня как-то остановить или испортить аппетит, но нет. Мы с Бубочкой пили сладкий чай и заедали все это вареньем прямо из банки, не обращая внимания ни на что.

Бледный, с мутным взглядом муж сидел на крыльце, разглядывая стремительно темнеющее небо.

Я накинул ему на плечи куртку и протянул бутылку с водой. После такого всегда хочется пить, уж я-то знал это как никто.

Тори с благодарностью принял бутылку и в несколько глотков опустошил половину.

— Спасибо, — хрипло сказал.

Я присел рядом на приступок и задрав голову, стал выискивать в небе знакомые звезды. Астроном был из меня аховый, все, что я знал, это ковш Медведицы, Полярную звезду и малый ковш. Здесь ничего похожего не было. Но, даже если бы я был в другом полушарии на Земле, там, у себя дома, я бы тоже не смог найти знакомые звезды.

— О! Смотри! Ракета! — я указал пальцем на движущуюся звездочку.

Тори усмехнулся и шутливо взъерошил рукой мои волосы:

— Это самолет, Милош. Видишь, мигает огоньками? Ракеты так низко не летают. — Он притянул меня к себе, обняв рукой и накинув куртку на меня. Без солнышка на улице было прохладно и тепло его тела было не лишним. — Милош, а как ты переносишь эту… еду?

— Нормально. Бубочка, тебе нравится? — спросил я у своего живота, и он одобрительно буркнул. — Бубочке нравится, — тут же ответил, довольно жмурясь.

— Он тебе отвечает? — изумился Тори, уставившись на мой живот. Разглядеть небольшую выпуклость под футболкой было затруднительно, но он уже потихоньку рос, и я радовался, что живот почти незаметен, и боялся тех перемен, которые меня ждали в недалеком будущем.

— Тори, сколько тебе лет? — скосив глаза на мужа, нейтрально поинтересовался.

— Тридцать, — буркнул он.

— Такой большой мальчик, а в сказки веришь, — засмеялся я, и смех Милоша колокольчиком прозвенел в тишине. — Если бы Бубочке не понравилось, я бы стоял там же, где и ты пару минут назад, — кивнул головой за угол.

— Милош… — Тори помолчал и нерешительно продолжил, — А как ты себе представляешь дальнейшую жизнь?

— Я представляю себя богатым и знаменитым. Мы с Бубочкой будем жить у теплого моря, ездить в круизы, посещать знаменитые места и зоопарки. Может быть, заведем домашнее животное…

Рука на моем плече заметно напряглась.

— Ты совсем не видишь меня в своей дальнейшей жизни? — нейтрально спросил Тори.

— Ну зачем мы с Бубочкой тебе сдались? Ты даже не выносишь моих пристрастий в еде… — выдохнул я, решив быть откровенным и постараться не подъебывать мужа в кои-то веки. Для этого у меня Василий имеется.

Жесткий недотрах и восставшие в полный рост гормоны, притягательный запах ванили, теплое тело рядом, все вместе взятое вопило о желанном, воображаемом, вымечтанном сексе, но я категорически решил не поддаваться на соблазны. Вон, первые звоночки уже есть — и аленький цветочек, хотя он мог заказать ювелирку и отделаться дорогим украшением, и интерес к моему будущему, и даже защита перед дедом и папами.

Вот что лишения делают. Мозги включаются и начинают шевелиться извилины.

«А ты, Бубочка, подожми свой хвостик и терпи, как папка терпит!» — пришлось напомнить детке, кто здесь главный. — «А ты, „совесть“, вообще уймись и ляг, как будто тебя здесь нет», — строго скомандовал отростку, тесно сжатому нижним бельем и заставляющим меня ёрзать по подозрительно увлажнившимся ступенькам.

— Я постараюсь и привыкну, Милош, только больше не предлагай мне, пожалуйста. Дай мне шанс.

Тори повел носом, реагируя на увлажнившуюся предательницу-жопу, и, вместо ожидаемого мною объятия и плавного перехода к сексу, в котором я ему откажу, конечно же, внезапно сказал:

— Иди ложись. Вон, как на свежем воздухе тебя развезло. Прав был дед.

— А ты куда? — в спину удалявшемуся мужу растерянно спросил я.

— Обойду подворье, проверю, все ли закрыто, калитку прикрою. Иди ложись, Милош.

Выбрав теплую пижамку в смешные желтые цветочки на голубом фоне, я быстренько переоделся и юркнул в постель, которую успел застелить сразу после разбора вещей. Убирать со стола было лень. Меня действительно развезло после сытного ужина и треволнений с перелетом, да еще этот дурацкий обряд с Виччерри отнял много сил.

Дверь хлопнула и показавшийся в дверях Тори окинул взглядом мою засыпающую тушку, укрытую одеялом.

— Милош, забыл сказать, если захочешь в туалет ночью, вот здесь ведро стоит. А если приспичит по-большому, буди меня, сам на улицу не ходи. Ну, или ведром воспользуйся.

«Ваааасяяяя!» — Заныл я. — «Как же я ненавижу эти ведра и туалееетыыы».

Проснулся я, ожидаемо, прижатый к обнаженному телу мужа — хоть бы трусы надел, паршивец. В пижаме, да тесно прижатому к Ториниусу, стало жарко. Хотелось в туалет, но вставать было так лень, журчать в ведро — стыдно. Поэтому я развернулся лицом к мужу и погладил сморщенный вялый орган, хихикая и наблюдая, как он набухает и потихоньку распрямляется. Терпкий аромат кожи, вперемежку с запахом ванили, напоминал мне запах кожаной обивки в новом автомобиле, и рецепторы просто взбесились, разгоняя кровь в жилах с нуля до закипания за считанные секунды. Тори сонно завозился, руки его задвигались в поисках меня, и я оперативно выбрался из постели, выбрав посещение ведра, а не жаркие объятия.

Выдержке Тори я честно завидовал. Он не делал никаких попыток принудить меня к сексу, хотя его интерес ко мне был заметен. Я уже держался из последних сил, даже не на честном слове, данном самому себе, а на остатках чего-то глубинного Таськиного, которое плавало крохотными кусочками во мне, не давая налететь на мужа и изнасиловать его в особо извращенной форме. Тори ходил передо мной голым по утрам и ложась спать. В ход шло все: умывание утром и вечером на улице, сонный, теплый и расслабленный, с капельками воды на мускулистом теле он был воплощенной мечтой. Постоянные смазанные прикосновения. Взгляды, от которых у меня вставали дыбом волоски вначале на руках, а через секунду и по всему телу. Теплые улыбки, которые он дарил, когда мы общались, и жадные взгляды украдкой, когда он думал, что я не вижу.

Тори не давал мне делать тяжелую работу, разве что просил подержать или посидеть на бревне, когда он его пилил, чтобы отремонтировать калитку в заборе или перевесить дверь в сарае. Запах чистого тела с небольшой примесью терпкого пота пьянил и будоражил, вздымая из глубин нерастраченный переизбыток нежности и желания.

Васятка теперь ходил, все время держась за пах, переваливаясь, как уточка, но молчал, со значением посверкивая глазами-бусинками.

Тело мужа уже было изучено до последней веснушки, до старого шрама на левой ягодице, косые мышцы живота, восхитительно прорисованные кубики пресса, округлый неглубокий пупок и мощные красивые ноги были облизаны моими взглядами, когда он этого не видел.