Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 84

Во время разговора с Марик Хайнэ как бы между прочим упомянул некоего странно одетого господина, которого он якобы случайно видел проходящим под своим балконом, и в ответ получил изумлённый возглас.

— Не может быть! — воскликнула Марик. — Судя по вашему описанию, это не кто иной, как господин Маньюсарья, наставник дворцовой труппы, но он никогда не разгуливает по саду просто так и не появляется при посторонних. Даже я видела его от силы раза три за всю жизнь! И он ни разу не заговорил со мной. Некоторые даже думают, что он немой.

«А со мной он говорил, и долго», — подумал Хайнэ изумлённо.

— Ах, Хайнэ, если так, то вам повезло увидеть самую большую загадку дворца, — продолжила Марик. — Сдаётся мне, даже сама Императрица не знает всего о господине Маньюсарья. Каких только слухов о нём не ходит… например, что он на самом деле бессмертный волшебник и живёт здесь, во дворце, уже тысячу лет.

«Бессмертный волшебник? — мысленно повторил Хайнэ, и в голове его мелькнуло безумное предположение, но он постарался его отбросить, зная о своей склонности чересчур поддаваться собственному воображению. — Нет, такого не может быть».

Но, как бы там ни было, его тянуло увидеть Манью вновь.

Он попытался было найти беседку, в которой встретил его в прошлый раз, однако сейчас, при свете дня, она как будто сквозь землю провалилась, и после часа бесплодных поисков Хайнэ понял, что если будет продолжать в том же духе, то сляжет ещё дней на пять, не меньше.

Он попросил отвести его к актёрам.

Те, как оказалось, занимали огромный участок в западной части сада с несколькими павильонами и высокой стеной, отгородившей их от остальной территории дворца — почти что «весёлый квартал».

Когда перед ними распахнули ворота, Хайнэ показалось, будто он попал в иной мир.

Всё здесь было каких-то кричащих, ярких цветов — павильоны, раскрашенные в немыслимые оттенки, рисунки демонов и красавиц на стенах, одежда самих актёров и волосы, особенно их волосы. После того, как Хайнэ привык видеть у мужчин лишь естественный цвет, каштановый или чёрный, странно было видеть яркие пряди изумрудно-зелёного, пурпурно-красного или нежно-фиолетового оттенка.

Обитатели «квартала» провожали носилки знатного господина насмешливыми взглядами, но у Хайнэ отчего-то было чёткое ощущение, что смеются они не над его болезнью, а над чем-то своим.

— Здесь нет ни одной женщины? — удивлённо спросил он у сопровождавшей его дамы, дворцовой прислужницы.

— О да. Это особенность дворцовой труппы. Среди других манрёсю встречаются лица обоих полов, однако господин Маньюсарья берёт к себе только мужчин.

— Но почему?

— Ну, он якобы утверждает, что перевоплощение в роль противоположного пола — одна из самых сложных задач для актёра, а он сам любит «трудных учеников». И поскольку мужчина от природы в целом менее талантлив, чем женщина, а его способности к перевоплощению хуже, то поэтому господин Маньюсарья набирает к себе мальчиков. Но как оно на самом деле, никто не знает, — женщина засмеялась, прикрыв лицо веером. — Может быть, всё объясняется личными склонностями нашего загадочного господина. Вы ведь, конечно, знаете, что означает выражение «забавы манрёсю»?

Хайнэ не знал, но догадался.

Его слегка передёрнуло от отвращения, а потом вдруг снова вспомнились слова про Хаалиа, ненавистного брата пророка Энсаро: «Он живёт в роскоши и богатстве, он в открытую творит чудеса, у него множество любовниц и даже, как говорят, любовников».

«Это ещё не основание, — попытался остановить себя Хайнэ. — Не основание считать, что Манью на самом деле и есть…»

Но его уже лихорадочно трясло от волнения.

Его занесли в главный павильон.

— Здесь нет слуг, — предупредила его дама. — Эти актёры живут, как хотят, не так, как нормальные люди. Я бы не советовала вам оставаться здесь одному и надолго. Не думаю, конечно, что кто-нибудь осмелится причинить вам вред, но всё увиденное может повергнуть вас в большой шок.

Хайнэ поблагодарил её за заботу, однако попросил всё же оставить его на какое-то время одного — встречаться с господином Маньюсарьей в присутствии свидетельницы и слуг ему отнюдь не хотелось.

Дама удалилась.

Решив попросить кого-нибудь из актёров отвести его к их наставнику, Хайнэ толкнул первую попавшуюся дверь.

Внутри царила полутьма; тишину прорезали звуки томных вздохов и поцелуев.

Присмотревшись, Хайнэ увидел в глубине комнаты два силуэта — и ни один из них, судя по всему, не принадлежал женщине.

Поражённый, он замер на месте, силясь подавить поднявшееся внутри отвращение.

Любовники, тем временем, заметили, что они не одни, однако, казалось, ничуть не смутились. Всё же через какое-то время они оторвались друг от друга, и первый, не удостоив Хайнэ ни словом, ни взглядом, прошёл через всю комнату и скрылся в дверях.

На нём была одежда знатного господина.

Второй, в свою очередь, поднялся с кровати, откинул полог и неторопливо зажёг пару светильников.

 Губы его были ярко накрашены алой краской; рыжеватые волосы, сверкнувшие от пламени светильника, напомнили на мгновение о Хатори.

Даже не подумав поправить распахнутый на груди халат, юноша прислонился к стене и тогда только поглядел на гостя, чуть приподняв брови — дескать, чего желаете, господин?

— Я хотел бы увидеть господина Маньюсарью, — довольно сухо, если не сказать высокомерно, заявил Хайнэ.

Он и раньше-то относился к актёрам без особого почтения, а теперь, после увиденного, и вовсе не считал себя обязанным проявлять к одному из них хоть каплю уважения.

— Все хотят его увидеть, — обворожительно улыбнулся актёр. — Да только он никого не хочет.

Хайнэ подумал, что если и дальше будет разговаривать с таким пренебрежением в голосе, то точно ничего не добьётся, и попытался сменить тон на более доброжелательный.

— Может быть, и так, но всё же я прошу вас доложить ему обо мне. Скажите, что с ним хочет встретиться человек, для которого он устраивал представление четыре дня назад в беседке.

В глубине души он рассчитывал, что эти слова произведут на актёра впечатление, однако тот только пожал плечами, выглянул в коридор и, подозвав к себе какого-то мальчика, ласково потрепал его по волосам.

— Мне позвать амэ? — спросил ребёнок.

— Да, — улыбнулся ему актёр и напоследок поцеловал его в затылок.

— Этот мальчик — сын господина Маньюсарьи? — вырвалось у изумлённого Хайнэ.

Он знал, что «амэ» — это обращение к отцу в семьях простолюдинов.

Юноша-актёр посмотрел на него как будто даже снисходительно.

— Нет, конечно, — сказал он. — Вы должны бы знать, господин, что официально нам не позволено иметь детей. Всякое, конечно, случается, и бывало так, что у одного из нас рождался ребёнок от связи с простолюдинкой, а потом мать умирала, и отцу приходилось забрать дитя к себе и воспитывать уже как своего ученика, но это не тот случай. Мы зовём господина «амэ» в знак нашей любви к нему.

— Вот как. Вы так сильно его любите? — пробормотал Хайнэ слегка растерянно.

Сложно было представить, что странный господин с крикливым голосом и повадками умалишённого способен внушить столь глубокие чувства своим подопечным. Или с ними он ведёт себя по-другому?

— Он любит нас, и мы, в свою очередь, отвечаем ему не меньшей любовью, — подтвердил юноша. — Так бывает всегда. Настоящая любовь не бывает невзаимной.

— Ну, это не совсем правда, — не мог не возразить Хайнэ, хотя он отнюдь не собирался вступать в спор. — Сколько случается несчастливых историй…

— Я говорил про настоящую любовь, — мило улыбнулся актёр. — Когда вы кого-то по-настоящему любите, то эта любовь не может сделать вас несчастливым. Если же это так, то речь идёт лишь о вашей любви к самому себе.

Хайнэ вздрогнул, но в этот момент в комнату вернулся мальчик и позвал его идти за ним.

Проводив его на второй этаж, он показал ему на двери в конце коридора и скрылся.