Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 72

Императрица степенно удалилась, а Манью, вернувшись на своё место, растянулся на полу и запел глухим голосом больного, измученного человека:

— Сбудется то, что было мне суждено: я приму мучительную смерть, и имя моё будет попрано и забыто в веках. Значит ли это, что всё, что я делал, было напрасно? — Он с трудом приподнял голову и посмотрел куда-то вверх, как будто ожидая ответа небес, а потом, не получив его, снова бессильно упал на пол. — Пусть будет так, да будет воля твоя. Я прошу тебя об одном: дай мне силы стерпеть пытки и казнь. Я хочу улыбаться так, как всегда улыбался мой брат — широко, искренне и беззаветно…

Хайнэ, переживавший всю эту историю так, как будто участвовал в ней лично, скомкал рукава.

Он хотел бы надеяться на чудо, но знал, что его не произойдёт, и теперь отчаянно ждал той единственно возможной победы Энсаро, которая могла, которая должна была случиться — перемены в его брате.

Если бы только Хаалиа, увидев казнь брата, понял, что заблуждался, пожалел обо всём, что говорил, принял его веру… то тогда смерть Энсаро бы не была напрасной.

— Еретик упорствовал в своих заблуждениях и его многократно пытали. Ему вырвали глаза и перебили ноги, сделав его слепым калекой…

Хайнэ задрожал.

— И провезли в таком виде по городу, чтобы народ видел, чего стоит их пророк. А после сожгли заживо, и множество покинувших его последователей смотрели, как огонь подбирается к лицу изменника. Однако он не кричал и улыбался, подняв безглазое лицо к небу. Так исполнилось то, что было суждено.

Манью замолчал и легко поклонился.

Несколько мгновений Хайнэ не мог вымолвить ни слова.

— А что же Хаалиа?! — наконец, не выдержал он. — Что случилось с ним?

— Он обрёл бессмертие, как и хотел, — пожал плечами актёр. — Да, он стал бессмертным, ах-ха-ха-ха!

Это снова был прежний Манью, с его кривлянием и визгливым смехом, с его нелепой одеждой и повадками помешанного.

Хайнэ смотрел на него, приоткрыв рот, глотая слёзы.

Он понимал, что ведёт себя глупо, что, возможно, ничего из этого не происходило на самом деле — кто может доказать? — но внутри у него всё разрывалось.

Как это обрёл бессмертие?! Разве может такое быть?

— Неужели он увидел, как его брат погиб мучительной смертью, и остался равнодушен? — начал Хайнэ дрожащим голосом. — Почему он не спас его, почему позволил всему этому произойти?! Ведь он был волшебником, он мог это сделать!..

— Представление окончено, — заявил Манью.

Хайнэ понял, что больше он от него ничего не добьётся.

— Нет, пророчество не исполнилось, — возразил он, не в силах совладать с волнением. — Там говорилось, что имя Энсаро будет всеми позабыто. Этого не случилось! Может быть, у него осталось не так много последователей, но всё же они есть! И даже если не останется ни одного человека, я, я всегда…

Голос его был перебит знакомым визгливым смехом.

— Ах-ха-ха-ха-ха! А с чего ты взял, что имеешь право называть себя последователем пророка, Энсенте Халия?

Хайнэ вздрогнул.

— То, что я написал несколько книг не самого целомудренного содержания, ещё не значит, что я не могу… — попытался возразить он, но Манью снова перебил его.

Скользнув к нему неслышно и незаметно, как тень, он вдруг положил руку ему на плечо — рука оказалась очень лёгкой, почти невесомой, и одновременно холодной; Хайнэ бросило в дрожь от этого прикосновения.

Манью наклонил своё лицо к его лицу; хитрые глаза-щёлочки сверкнули.

— Разве я говорю о том, что мешает тебе называться последователем Энсаро? — вкрадчиво спросил он. — Нет, я спрашиваю, что ты сделал, чтобы заслужить это право, ах-ха-ха-ха!

— Сделал? — переспросил Хайнэ, изо всех сил стараясь говорить ровно. — Я… я… книга, которую он написал, попала ко мне, когда мне было двенадцать. Я читаю её каждый вечер. Ну, то есть, когда у меня есть такая возможность. Сейчас, конечно, я не…

Он замолчал; краска стыда проступила на его лице багровыми пятнами.

И одновременно Хайнэ вдруг пришла в голову жуткая мысль: что он делает?! Он во дворце и признается неизвестно кому в том, что на протяжении семи лет являлся последователем запрещённого учения, является им по сей день и собирается быть им до самой смерти.

Если кто-то видел или слышал хотя бы одно слово из произнесённого… или если самому Манью захочется от него избавиться, то это будет проще простого. Нет, но им ведь потребуются какие-то доказательства! Его слово против слова актёра — он же не какой-то там простолюдин, он принадлежит к самой знатной семье страны, его не смогут казнить без следствия, он скажет, что это навет…

Хайнэ похолодел.

Скажет?

Отречётся от своей веры?

В полном смятении, обливаясь ледяным потом, он прислонился затылком к стене беседки.

«А если не отрекусь, если даже смогу вытерпеть пытки и потом казнь, как Энсаро, то какой в этом смысл? — подумал он с каким-то бессилием. — Я просто умру, и всё. Умру, не успев ничего сделать».

Манью же, казалось, не замечал ни малейших следов этой внутренней борьбы, исказившей лицо Хайнэ.

— Ты читал книжку, ах-ха-ха! — рассмеялся он. — Я тоже её читал, но разве это сделало меня последователем Милосердного?

Хитро улыбнувшись, он вдруг вытащил из рукава знакомую Хайнэ книгу.

— Возьми, перечитай её, и, может быть, поймешь что-нибудь новое, — предложил он и, сунув Хайнэ в руки книгу вместе с его тростью, с неожиданной силой подхватил его под мышки, поставил на ноги и вытолкнул из беседки.

Хайнэ понял, что его больше не хотят здесь видеть — да и не то чтобы он желал остаться.

В полном смятении он заковылял по освещённой аллее.

Постепенно мысли его немного пришли в порядок, страх отступил; он пришёл к выводу, что кем бы ни был этот странный человек, вряд ли он станет доносить на него после того, как сам вручил ему запрещённую книгу. Вот только зачем он это сделал…

Он остановился, чтобы перевести дух, и тут внезапно услышал за своей спиной звуки — кто-то определённо догонял его, тяжело дыша от быстрого бега.

Помедлив мгновение, Хайнэ обернулся — и увидел испуганное лицо собственной младшей сестры.

— Хайнэ! — воскликнула она. — Что ты здесь делаешь?! Я слышала звуки твоих шагов и ещё подумала, что это слишком похоже на то, как передвигается мой брат, но как бы ты мог очутиться во дворце в столь позднее время? А это и впрямь оказался ты!

Чуть отдышавшись, Нита поведала свою историю: ей удалось пробраться в книгохранилища, но, замешкавшись там («Зачиталась» — добавила она со смущённой усмешкой), она пропустила нужный момент и не смогла покинуть дворец вместе с остальными гостями.

А теперь ворота заперты, и что же ей делать, как объяснить, почему она задержалась здесь так надолго?

— Может быть, сказать, что ты хотела поговорить со мной? — предположил Хайнэ неуверенно.

Он рассказал, что с ним случилось; Нита пришла от этой истории в совершеннейший восторг.

Вообще, она была как-то непривычно взволнована и возбуждена, и оказалось, что виной тому — книги из книгохранилища, повествующие о государстве Сантья, которое, как известно, размещалось на этих землях до того, как они ушли под воду.

«Получается, не я один узнал сегодня историю из прошлого, которая потрясла меня до глубины души», — думал Хайнэ со странным чувством, слушая, как сестра, охваченная восторгом, рассказывает ему легенды тысячелетней давности.

— У сантийцев не было богов, — говорила Нита, широко улыбаясь. — Они сами себе были богами! Они умели творить чудеса, магия всех стихий была подвластна им, они летали по воздуху, они делали, что хотели, и не подчинялись ничьим законам!

— Что же они тогда не спасли свою страну от уничтожения, если были, как ты говоришь, богами? — не удержался Хайнэ.

Все эти слова про чудеса, магию и свободу вызывали у него одну ассоциацию —  Хаалиа, и этого хватило, чтобы мифические сантийцы вызвали у него не восторг и не преклонение, как у Ниты, а неприязнь и даже ненависть.