Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 73

— Не знаю, — сестра немного помрачнела. — Кажется, это было их наказание… Но, мне кажется, это было придумано уже позднее. Вообще, мне это ужасно не нравится. Послушание, наказание, вся эта дурацкая мораль… Свобода — вот самое главное.

— Справедливость — вот самое главное. Каждый должен получать то, что заслужил! — вырвалось у Хайнэ. Он всё ещё никак не мог смириться с услышанным: Энсаро погиб, а его брат остался жив и добился того, чего хотел. Обрёл бессмертие… — И если твои сантийцы действительно делали, что хотели, то их наказание справедливо!

— А за что их было наказывать? За то, что они жили в своё удовольствие? За то, что не имели религии? И почему нужно обязательно почитать каких-то богов, если ты сам можешь всё? По-моему, это выглядит так, как будто сами небеса позавидовали их счастью и решили отнять его у них…

— А чем они заслужили своё счастье?!

— А чем не заслужили?!

Хайнэ открыл было рот, чтобы возразить, и осёкся, поняв, что если продолжить в таком же духе, то они с сестрой окончательно разругаются.

Да и к тому же, это было довольно глупо — спорить из-за каких-то легенд, о которых он прежде и не слышал.

Разгромить и уничтожить Хаалиа — вот чего ему хотелось на самом деле, но этого рассказать Ните он не мог.

— Ладно, давай лучше подумаем, как быть с тобой, — предложил Хайнэ более спокойным тоном. — Для начала мне нужно вернуться в свою комнату. Думаю, ты тоже сможешь в ней переночевать, а утром что-нибудь решим.

Сестра согласилась, и, проплутав ещё какое-то время по саду, они нашли нужный павильон.

Но, поднявшись по лестнице на балкон, Хайнэ увидел сквозь двери, что в комнате кто-то есть, и отшатнулся.

— Подожди здесь, — шепнул он сестре. — Я дам тебе знак, когда можно будет войти.

Нита спряталась за углом стены, а он зашёл в комнату, распахнув двери.

Онхонто, в ночной одежде и без маски, сидел на его постели.

— Хайнэ! — воскликнул он. — Мне сказать, что вас нет в комнате. Я думать, что вы хотите погулять, но так долго! Я беспокоиться, ведь вы же… — он запнулся, явно вспоминая нужное слово. — Вы же калека, вам трудно гулять один.

Услышать это слово было для Хайнэ так больно, как будто бы он получил удар ножом.

Да, он был калекой, и сам так называл себя в мыслях, но всё же никто прежде не произносил этого слова ему в лицо, стараясь использовать какие-то более мягкие эквиваленты.

Вот только запас слов чужеземца был не настолько велик, чтобы он мог позволить себе подбирать выражения….

— Всё в порядке, — пробормотал Хайнэ, садясь на постель рядом с гостем. — Простите, что заставил вас волноваться.

Он низко опустил голову.

— Хайнэ, что же вы плакать?! — поразился Онхонто, заметив его слёзы, и, помедлив, привлёк его к себе, ласково погладил по волосам.

— От боли, — проговорил Хайнэ, стиснув зубы. — У меня часто бывают боли в ногах.

Когда Онхонто ушёл, он открыл двери и впустил Ниту.

— Кто это был? — изумлённо спросила та. — Неужели Онхонто? Такой красивый…

— О, да, — улыбнулся Хайнэ, угадывая в сестре те же чувства, которые испытал несколько часов назад сам. — Если уж люди даже сейчас, не видя его лица, называют его Прекрасным, то что будет, когда он появится на людях без маски? Видишь, тебе повезло, что ты заблудилась сегодня в саду и благодаря этому смогла увидеть его раньше других.

— Поразительно красивый, — как-то растерянно повторила Нита и поглядела на постель, как будто он до сих пор там сидел.

— Это ты ещё не слышала, как он разговаривает, — с воодушевлением сказал Хайнэ. — На своём, родном языке. Когда не запинается и не путает окончания… Ни один певец не смог бы спеть красивее, чем он говорит.

Он отвёл взгляд в сторону.

Не сговариваясь, сестра и брат думали сейчас об одном и том же, и недавние распри по поводу сантийцев были позабыты.

***

— Итак, он всё-таки выбрал калеку, — произнесла принцесса Таик после того, как приём был окончен, и она удалилась в свои покои, чтобы иметь возможность выплеснуть эмоции.

Никого из свиты с собой она не взяла; только Аста Даран неслышной тенью проскользнула вслед за ней.

Она теперь всегда сопровождала её, и порой принцессу это раздражало — она не доверяла ей, о нет, не доверяла, и в то же время странным образом доверяла и обойтись без неё не могла.

«Как только вся полнота власти будет моей, я избавлюсь от неё», — много раз думала принцесса, оборачиваясь и искоса глядя на всё ещё красивое, но точно выточенное из камня лицо Верховной Жрицы.

Однако пока что не отдаляла её от себя.

— Было бы лучше, если бы он отличил Сорэ Санью? — невозмутимо уточнила Даран. А потом, помолчав, добавила, как показалось принцессе, с едва уловимой тенью насмешки в голосе: — Или, может быть, вы хотели бы, чтобы он приблизил к себе какую-нибудь красивую девушку?

Принцессу точно пощёчиной обожгло.

На что это она намекает? Что будущий муж может быть ей неверен, что может предпочесть ей какую-то другую девушку, и что она должна заранее этого опасаться и, сходя с ума от ревности, прятать его от всех женских глаз?

Старая змея.

Однако принцесса сдержала свои чувства и, раздражённо поморщившись, села писать Онхонто письмо.

Это также было частью свадебных традиций: после начала церемоний, которые могли растянуться на много месяцев, и до самого их завершения будущие муж и жена не могли видеть друг друга, даже после того, как жених переезжал в дом невесты — в данном случае, во дворец.

Исключением служила торжественная встреча и обмен рукопожатиями, но даже этот момент был испорчен, и испорчен он был Хайнэ Саньей.

Принцесса прикрыла глаза.

«Сегодня перед вашими глазами побывало несколько сотен юношей и девушек, которых я и приближенные мне люди отметили как наиболее достойных. Почему вы выбрали одного лишь Хайнэ Санью, неужели никто иной не был достоин вашей милости?  — писала она. — В таком случае мне жаль. Если уж мои подданные настолько никчёмны, что из тысячи наиболее талантливых и одарённых вы выбираете лишь одного, причём калеку, то чего мне ждать в качестве правительницы этой страны? Но всё-таки ваша свита не может состоять из одного человека, который к тому же, в силу своего физического состояния, не сможет исполнять все обязанности, поэтому прошу вас назвать ещё хотя бы несколько имён».

Дописав, принцесса приказала отнести письмо Онхонто.

Ответ не заставил себя долго ждать:

«Я доверяю этот выбор вам», — было написано в нём.

Принцесса не знала, чувствовать себя польщённой или оскорблённой.

Потом она вспомнила то, что говорили люди, приставленные к её будущему супругу: он спокоен и тих, подчиняется всем распоряжениям, терпит необходимые церемонии, хотя, несомненно, не привык к ним, и в голову ей пришла новая мысль.

Может быть, несмотря на то, что ему было сказано, Онхонто не считает себя вправе самому принимать решение?

Она снова взялась за кисть.

«Я пообещала, что вы будете чувствовать себя свободным во дворце, что сможете выполнять все свои желания. Я не отказываюсь от своих слов, даже если в чём-то это может пойти мне в ущерб. Должна признаться, по многим причинам я недолюбливаю человека, которого вы захотели приблизить к себе, но это было ваше решение, и я не буду с ним спорить. Можете не стеснять себя».

На этот раз ответное послание пришлось ждать дольше. Лишь развернув его, принцесса поняла, почему: оно было гораздо длиннее предыдущего, и, очевидно, Онхонто понадобилось много времени, чтобы составить его. Он всегда очень долго писал письма, однако результат превосходил все ожидания: читая их, сложно было поверить, что автором был чужеземец, в устной речи неимоверно коверкающий все слова. На бумаге он почти не делал ошибок, слог его отличался изяществом, а почерк — удивительной красотой.

«Госпожа, возможно, я неверно понял ваше желание, — писал он. — Вы хотели, чтобы я выбрал себе слуг, я же хотел найти друга. Но друзей не может быть много. Почувствовав, по некоторым причинам, расположение к Хайнэ Санье, я перестал думать о том, что должен выбрать ещё кого-то, и просто наслаждался талантами ваших подданных, не запоминая их имён. Поэтому, боюсь, я не смогу выполнить вашу просьбу и назвать ещё нескольких человек. Простите меня».