Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 70

Двое братьев росли вместе, как близнецы, однако разительно отличались друг от друга. Энсаро был простым, ничем не примечательным ребёнком, в то время как младший брат его, будучи ещё нескольких месяцев от роду, демонстрировал такие поразительные таланты и чудеса, что друзья и соседи семьи не могли на него надивиться. Никто, кроме матери, не знал правду о том, что он сын Солнечного Духа, но все признавали, что этот ребёнок — совершенно удивительный, особенный.

А мать думала так: «Пусть только раз в жизни я видела его отца, чья красота внушила мне величайшую в жизни любовь, но он оставил мне на память самое дорогое сокровище, какое только возможно в людском мире».

Но её счастью не было суждено длиться долго.

Однажды вечером она уснула, и ей приснилась женщина в золотых доспехах и с суровым лицом, и мать поняла, что ей явилась посланница самой Богини.

«Ты нарушила закон, повелевающий, чтобы люди соединялись только с людьми, а не с духами, и соблазнила одного из воинов Аларес Сияющей, — сообщила она. — Это не останется безнаказанным. Однако наказание понесут твои дети, ибо с давних пор заведено так, что ошибки, которые совершает мать, накладывают тень на её потомков. Но так как ты всегда почитала Богиню, то она решила даровать тебе выбор. Итак, выслушай же её волю: у тебя двое сыновей, и одному из них придётся принести искупительную жертву, отдав свою жизнь. Он погибнет во цвете лет, умрёт мучительной смертью, покинутый и преданный всеми, кто прежде любил его, и имя его будет многократно попрано, а после забыто в веках. Зато второй добьётся всего, чего хотел, и получит власть над миром и людьми. Тебе решать, кому из них какая участь достанется».

В этот момент Манью вдруг упал на колени и, прижав руки к груди, запел.

Хайнэ вздрогнул — ни на одно мгновение он не мог предположить, что у актёра, кривлявшегося и хихикавшего тоненьким смехом, окажется такой голос — глубокий, красивый, сильный.

— Разве может мать выбирать, какому из её детей достанутся позор и смерть? Разве может своими руками сломать жизнь тому, кому даровала её? Мать одинаково любит всех своих детей! — пел актёр, и в этот момент казался донельзя похожим на женщину, охваченную раздирающим душу противоречием. Он внезапно подскочил и заметался, протягивая руки то в одну сторону, то в другую — то мать металась между двумя кроватками своих сыновей, не решаясь сделать страшный выбор. В конце концов, она упала на пол, закрыв голову руками, признавая своё поражение.  А после снова поднялась на ноги, усталая, смирившаяся, опустившая взгляд. — Да, это правда, — пел актёр, — правда, что мать не любит своих детей одинаково. У неё всегда есть любимец, и сколь бы ни скрывала она правду от остальных, в глубине своей души она знает, что это так. Энсаро, мой первый сын, хороший и добрый мальчик, но он ничем не примечателен, таких множество. А Хаалиа награждён бесчисленными талантами, он — частица божества в нашем непостоянном, омрачённом страданиями и печалью мире… Я не могу позволить ему умереть молодым.

Актёр повернулся налево, и раскрашенное лицо его отобразило сожаление и безмолвную просьбу простить. Повернулся направо — и лицо «матери» осветила гордость.

— Итак, судьба Энсаро была решена, — сообщил Манью, вновь возвращаясь к бесстрастному, лишённому эмоций тону рассказчика. — Отныне ему предстояло нести на своих плечах бремя, которого он, по сути, ничем не заслужил.

Хайнэ проглотил ком, стоявший в горле.

«В этом мы с ним похожи, — подумал он. — Мне тоже досталась несправедливая судьба, которой я ничем не заслужил. Если всё это действительно правда…»

— Одного мать не знала: что Энсаро, не спавший этой ночью, слышал её мольбы к небесам и, несмотря на свой малый возраст, понял всё, потому что был от природы умён, хоть и не умел проявлять свой ум так блистательно, как его брат. Это был мальчик с тихим и кротким нравом; он смиренно переносил то, что всё внимание и восхищение окружающих приходятся на долю его младшего брата, а ему не достаётся ничего. Хаалиа предпочитал громкие и шумные игры, ему нравилось разыгрывать родителей и соседей, показывать фокусы, удивлять, а Энсаро проводил большую часть времени в саду. Он любил цветы и деревья, зверей и птиц; одно только терзало его душу — когда он видел, как одно животное загрызает другого, или как срезанные цветы медленно умирают в вазе. Раньше он не задумывался над этим, а просто тихонько плакал, жалея их, но теперь, когда он услышал, как судьба и собственная мать обрекли его на жестокую смерть, мысли о несправедливости мироустройства стали всё чаще посещать его.

Манью снова упал на колени, коснувшись лбом пола, а когда поднял голову, то лицо его было другим. В нём не осталось ни кривляний актёра, ни безразличия рассказчика, ни страданий и чувства вины матери — это лицо было наполнено тихой печалью.

— Десять лет прошло с тех пор, как я узнал о том, что за участь мне уготована. Десять лет я размышлял над тем, почему. Служительницы храма говорят, что тому, кто покоряется воле небес, будет даровано вечное блаженство, но они никак не объясняют, почему путь должен лежать через страдания, — пропел Энсаро негромким, невыразимо нежным голосом. — Также они говорят о том, что мужчина не может обладать силой жриц, но, глядя на своего брата, я понимаю, что это ложь. Мой брат умеет творить чудеса, он подчиняет себе силы стихий, он — волшебник. Я восхищаюсь им, и в то же время он — тот, кто причиняет мне самую большую боль. Сегодня, когда посреди лета неожиданно случились заморозки, птица с перебитым крылом, о которой я заботился, замёрзла, и утром я нашёл лишь окоченевший трупик… Я хотел похоронить её, проводить в последний путь, но явился Хаали и превратил тельце птицы в горсть конфетных фантиков.

Манью вдруг резко отскочил в сторону, а потом пронёсся по своей импровизированной сцене, как вихрь. Он взмахнул рукавами, и лицо его вновь преобразилось до неузнаваемости — теперь перед Хайнэ стоял мальчишка, самоуверенный и задорный, глаза его ярко блестели, на губах играла улыбка.

— Энсаро, мой глупый брат! — запел он весёлым, звучным голосом. — Хватит страдать и проливать слёзы, отыщи в своём сердце радость, стань счастливым!

Произнеся эти слова, Манью повернулся к Хайнэ другим боком и снова превратился в Энсаро, тихого, печального, нежного.

— Этот мир жесток, и я хочу разделить боль тех, кто страдает…

— Этот мир прекрасен, и я хочу разделить радость тех, кто радуется! Перестань, Энсаро, ты не сможешь оплакать каждое погибшее животное и каждого погибшего человека!

Манью, снова в роли Энсаро, отвернул голову от незримого брата и опустил взгляд.

— Когда умру я, ты тоже не будешь меня оплакивать?

Глаза Хаалиа сверкнули.

— Ты не умрёшь! — воскликнул он. — Ты знаешь, что я маг и чародей, и я найду секрет бессмертия!

— Ты расскажешь его всем людям?

— Нет! Я ещё не всё знаю о магии, но одно мне ясно точно: секреты волшебства нельзя доверять тем, кто не сможет их понять! Но я открою секрет тебе, моему брату, и ты будешь жить вечно… Послушай, меня зовут во дворец, Императрица хочет, чтобы я был в в её свите. Там я выведаю тайны жриц и смогу усовершенствовать своё мастерство. Я достигну невиданных высот! Пойдём со мной, я сделаю твою жизнь счастливой, и она не закончится никогда.

— Нет, Хаали, надо мной довлеет злой рок, и я умру молодым. Я так и не смог понять, чем заслужил такую судьбу, но сегодня я понял другое. Те годы, которые мне остались, я хочу прожить, помогая другим, разделяя их скорбь и утешая в минуты отчаяния. Я хочу уйти из дома и искать тех, кто более несчастен; вряд ли я найду их во дворце.

Манью замолчал и взмахнул своими длинными рукавами.

Тонкая ткань медленно опадала в воздухе, и на мгновение Хайнэ показалось, что он видит летящий на землю снег и две фигуры, смутно различимые в белой пелене — двух братьев, опустивших головы и понимающих, что расстаются навсегда.

Хаалиа первым протянул руку.