Духова гора (СИ) - Сойтту Анна - Страница 19

Я не знаю кто дрожал больше, кто сильнее боялся проснуться и понять, что это не сон, чьи губы ревностно и нежно касались щёк, носа, рук. Я боялась, что окутавший меня запах чабреца и полыни лишь безумная мечта, что всё это не наяву. Но прикосновения его рук и губ дарили надежду, что всё реально.

— Лахи, — напряжённый голос князя вырвал из безумного омута радости и слёз. — Ты вернулся.

Радомир не спрашивал, а утверждал. Оторвавшись от мужа, я взглянула на князя. Вот уж, кто ни на миг не изменился. Ощутив мой взгляд, правитель кивнул мне и вновь повернулся к гостям.

— Пришла пора, — пожал плечами ведарь. — Цел мой дом ещё? Мы с дочерью там поселимся.

— Дочь? — князь вздрогнул и медленно моргнул, встречаясь взглядами с лучницей. — Хэда? Но…

Встряхнув головой и возвращая себе прежнее уверенное выражение лица, Радомир распорядился закрыть ворота, проводить ведаря с дочерью в их дом и, наконец, переключил всё свое внимание на замерших посреди дороги меня и Аргора.

— А я ведь так Кайриму спасибо за рысь и не сказал, — хмыкнул князь и, отвернувшись, ушёл с площади, оставляя меня и заклинателя одних.

Люди растеклись по домам уже при первых приказах, обсуждать происшествие, досыпать, а утром снова дивиться возвращению тех, кого уже считали мёртвыми.

Аргор поднялся, увлекая меня за собой и крепко сжимая в объятьях.

— Идём домой, — тихо произнёс муж, касаясь губами кончика моего носа.

Заклинатель вёл меня знакомыми уже тропинками мимо бревенчатых домов, в которых потихоньку гасили свечи, а люди укладывались в объятья ночи, что тёмными крыльями укрыла крепость. Холодный стылый ветер трепал низ моего платья, которое было надето в тот день, когда вурдалаки угнали меня прочь от знакомых мест.

Аргор и сам был в одной рубахе и домашних брюках — всё, что на нём было, когда со стены раздался призыв стражника.

Мы прошли мимо дома Любавы, в котором бледный огонёк успел погаснуть до нашего приближения. В ответ на мой недоумённый взгляд, Аргор лишь крепче сжал ладонь, прижимая к себе моё дрожащее от холода тело, и вывел к невысокому двухэтажному дому. Аромат свежеспиленной древесины ещё витал в воздухе рядом и ощущался внутри.

— Половик Любава сплела, — словно извиняясь, криво улыбнулся муж. — Не хочу, чтобы старики разносили сплетни, их и без того хватает.

Вместо ответа я обхватила ладонями лицо Аргора и прикоснулась осторожным поцелуем к его губам. Он ждал! Он меня не забывал!

Тихий скрип несмазанных петель отрезал нас от того мира, что раскинулся за пределами нашего личного мирка. В слабом свете зажжённой свечи отражались привычные взгляду вещи. Новые глиняные горшки хмурили свои бока от падающего на них света. Грубо сколоченные стулья ждали прикосновений разложенных рядом инструментов, чтобы обрести завершённый облик. Сразу за печью уже готовая лавка и лестница на второй этаж в убежище и спальню.

С улыбкой я рассматривала огромную дубовую кровать, что занимала половину комнатушки, и под самым окном пышно взбитую подушку с серой шерстяной шалью. Муж настороженно следил за моими эмоциями, словно боялся, что я сейчас исчезну — стоит только отвести взгляд.

— Спасибо, — улыбнулась ему, вложив в эту улыбку всю ту нежность и благодарность, что удержали мой разум на самом краю, не позволив окончательно потерять себя.

И всё-таки не верит. Как и я, мечется между счастьем и неверием в то, что оно наяву. Аргор одним широким шагом сократил то расстояние, что возникло между нами, пока я разглядывала нашу спальню, и тёплые родные губы прижались к моим. Нежно, трепетно, будто он боялся спугнуть призрака.

Жар его тела согревал озябшую кожу и возвращал мне уверенность, что всё это на самом деле. Я ведь его чувствую, если бы это был сон, то всё было бы иначе?

Нежность и забота понемногу сдавали позиции и уступали место другим эмоциям: страсти, жадности, страху новой потери.

Много позже, когда свеча уже почти до конца оплыла, а за окном появились первые мазки близящегося рассвета, Аргор прижал к себе и начал говорить. Сначала медленно, словно подбирал слова, затем быстро и суетливо, будто боялся о чём-то забыть, упустить что-то важное.

Местную медицину я опробовала на себе ещё в первые дни своего пребывания в этом мире, поэтому знала, что травы и мази быстро ставят на ноги даже в самых запущенных случаях. Аргор полностью оправился уже через неделю и начал мои поиски, но вурдалаки словно с цепи сорвались! Они нападали каждый день, бросались на стены крепости, рвали в клочья выпущенных из загона собак, но людей не трогали… Нападали, кусали, отбрасывали со своего пути, но не убивали.

Радомиру первому пришло на ум, что по какой-то причине эти отвратительные существа не хотят, чтобы кто-то отправлялся в лес, чтобы велись поиски пропавшей пятнистой кошки. Люди перестали покидать крепость без нужды, углубляться в чащу дальше необходимого и атаки прекратились. Вурдалаки кружили неподалёку, присматривая за возможными нарушителями незримо очерченных границ, предупреждающе рычали, если кто-то осмеливался сделать лишний шаг.

Всё, что оставалось Аргору — лишь ожидание хоть каких-то вестей. Если бы в рядах нападавших появился новый монстр с остатками рыжей пятнистой шерсти — это уже был бы ответ, но тишина пугала и рвала душу неизвестностью.

А я всё это время провела в беспамятстве, запертая зверем в тюрьме своего подсознания. Охотилась, охраняла свою территорию, отбивалась от редких чужаков, что пытались её нарушить. И ничего не помнила о том, что я оставила среди людей самого близкого и родного человека. Того, кто принял меня такой, какая я есть и даже под шкурой хищника разглядел человеческую сущность.

В отличие от меня, Аргор провёл без малого три месяца ежедневного ожидания, которое лишь на время вытеснялось работой. Под недоумёнными взглядами людей Аргор строил дом, не отзываясь на робкие попытки старейшин объяснить непутёвому, что тот, кто ушёл в Сумрачные болота — мертвец. Заклинатель остервенело бросался на могучие стволы многовековых елей, что росли на делянке далеко на окраине, с нескрываемой злостью сдирал ненужные ветки и обтёсывал брёвна.

Со временем под молчаливыми взглядами крутящих у виска соседей, решивших, что нелюдимый заклинатель окончательно сошёл с ума, к нему присоединился Радомир. Вдвоём они таскали брёвна и подгоняли их друг к другу, образуя фундамент будущего дома. Неугомонный мальчишка-конюх Серко, который до сих пор мечтал погладить "злобного зверя", вился на подхвате, приносил нужные инструменты и выполнял мелкие поручения. Любава, скрывшись от чужих глаз, тайком плела многоцветный половик с необычайно красивыми вензельками и мотивами строгих обережных линий. Когда дом был готов, его постелили в прихожей, а соседям в ответ на робкое возмущение князь холодно сообщил, что я успела сплести его до обряда. По местным поверьям, это не возбранялось, но и не являлось обязательным. Такого понятия как "приданное" здесь не существовало.

На мой вопрос о том, почему князь помогал своему воину, Аргор окинул меня недоумённым взглядом, но ответил, что Радомир такой же человек, как и все. Он всего лишь сосуд для Велеса и оглашает его волю, но не стоит выше других.

Нежась в крепких объятьях мужа, я вспомнила оброненные Купавой слова о том, что я выбрала надежду, но не выбрала чью. Так может, вот она эта надежда? Надежда на то, что есть мир, в котором все равны, и каждый имеет право на помощь? Где нет "своих" и "чужих", и даже у "потусторонней" есть шанс получить признание и обрести семью.

Утром Аргор старался держаться так, чтобы я всё время была в поле его зрения и на расстоянии вытянутой руки, да я и сама жалась к нему ближе. Рысь флегматично отзывалась на мысли о ней, но активности не проявляла.

Почему вурдалакам было нужно, чтобы никто меня не нашёл? Столько вопросов, от которых пухла голова и хотелось укрыться в травянистом запахе, что я периодически и делала, утыкаясь носом в шею мужа.