Герои и злодеи (СИ) - "Schneewolf" - Страница 42

Однажды в детстве мамкин дружок напоил его пивом (ему было тогда года три), пенный напиток оказался противным и горьким. А ещё над ним все смеялись, когда он шатался по квартире, натыкаясь на мебель, а потом упал и уснул на полу. Он их здорово тогда повеселил: и мать и её дружков. И ему не хотелось становиться похожим на них, потому он никогда и не пил. А второй раз ему было четыре, и он хлебнул «водички», из оставленной на столе кружки, в тот момент ему показалось, что он жидкого пламени отведал, даже проглотить не смог: открыл рот и водка потекла на пол вместе со слюной. С тех пор, он никогда не притрагивался к спиртному. Но вчера всё вышло из-под контроля. Он был слишком огорчён ситуацией сложившейся в школе, и решил послать всё к чертям, и немного повеселиться, как все остальные.

Наступил новый день и на горизонте занималась полоска зари, а утренний туман низко стелился по земле. В воздухе раздавалось пение птиц. Рамси удивился, как может быть так красиво и так паршиво одновременно. Прекрасная картина перед глазами резонировала с его ужасным самочувствием. Он положил голову на руки и закрыл глаза. За спиной хлопнула дверь и кто-то ступил на крыльцо, скрипнув половицами. В ноздри ударил едкий табачный дым и тяжёлая ладонь опустилась ему на плечо. Рамси осторожно поднял голову, стараясь не делать резких движений.

— С добрым утром, Граф. Что хреново тебе? — добродушно поинтересовался хозяин дома. Сам он выглядел вполне свежим и бодрым — словно вовсе не пил вчера.

— Да, вообще, сейчас умру, — простонал Рамси и прислонился к бревенчатой стенке.

— Ничего, малой, привыкнешь, поначалу всем плохо, — утешил его Бродяга. У него в двадцать четыре года жизненный опыт оказался куда богаче. Он протянул ему початую пачку сигарет.

— Я не курю, — отказался от предложения Рамси.

— Молодец! Ты верно, ещё и отличник и на скрипке играешь? — дружелюбно усмехнулся собеседник, присев рядом на ступеньки.

— Угадал. Только не на скрипке, а на ударных и на синтезаторе, и на гитаре немного, — похвастался Рамси. На пианино и барабанах он занимался ещё в музыкальной школе, а вот на гитаре Ворон его научил играть года три назад.

— Да ты крут, парень! Помоги мне дров нарубить — сегодня ночь холодная будет, — сказал Бродяга поднимаясь. Но оценив его плачевное состояние, сходил в дом и принёс остатки портвейна. — Надо сначала тебя немного подлечить, — вручил ему бутылку.

— Нет, я больше никогда пить не буду, — запротестовал Рамси, ему даже думать об этом было противно, а к горлу подкатывала тошнота при одном воспоминании об алкоголе.

— Выпей, Граф, тебе лучше станет. Послушай совета старого Бродяги, — настаивал собеседник.

Рамси глубоко вздохнул и выпил. Вроде всё оказалось не так и плохо. А полчаса спустя он уже помогал Бродяге рубить дрова.

Часам к одиннадцати утра народ пробуждался в разной степени помятости. Гремлин и Орк собирали монеты на опохмел и пропитание, а потом отправились в сельский магазин за провиантом. А после девчонки из принесённых продуктов приготовили завтрак. К обеду Орк, Ведьма, Сказка, Гремлин и Мать разъехались по домам. А остальные продолжили вчерашний праздник. Рамси решил воздержаться от общего веселья и отыскал в кармане куртки свой телефон. Удивительно, как он его вчера не посеял. Обнаружив пять пропущенных вызовов от отца, он задался поистине гамлетовским вопросом: звонить или не звонить? Сегодня была только суббота, и лучше бы вернуться домой в понедельник, когда отец будет на работе. Хотя вечером, он всё равно придёт домой, и тогда ему точно придётся держать ответ. Пока Рамси метался в сомнениях, отец снова ему позвонил и он поспешно сбросил вызов, а после и вовсе отключил мобильник. Кажется, он слишком далеко зашёл. Раньше он всегда домой вовремя приходил, и не пил никогда, не курил. Старался вести себя по правилам, и лишний раз не злить отца. Самое плохое, что он натворил до сих пор, была, пожалуй, история с мопедом, ну, и когда он в девять лет хотел из дома сбежать (впрочем, это было давно). А теперь он даже представить не мог, что его ждёт дома. Так как, терять ему больше было нечего, то он с горя напился вместе с остальными.

В воскресение кроме Бродяги и него в доме остались только Светофор и Медведь. И Рамси не знал, что делать, ведь сегодня в любом случае придётся ехать домой. А он к этому не был готов.

— Граф, чего такой кислый? — полюбопытствовал Светофор, подойдя ближе.

— Просто праздник закончился, вот и грустно, — Рамси попытался придать себе непринуждённый вид, словно у него и вовсе нет никаких забот, а на душе было паршиво.

— С родоками проблемы? — быстро раскусил его Светофор.

— С чего ты взял? — Рамси уже хотел сочинить наспех какую-нибудь историю, но Светофор дважды моргнул и хитро посмотрел на него.

— Да все мы тут в одной лодке. Я когда был малой, мне мамаша табуретку об башку разнесла. С тех пор, я маленько заикаюсь и на рожу кривой, — заржал во весь голос панк. Его не только за разноцветный: сине-красно-зелёный ирокез так прозвали, а ещё и за то, что он моргал невпопад.

Рамси не знал, что ответить, он и раньше замечал, что у Светофора какую-то дисгармонию в мимике. Ему хотя бы повезло, что папаша его не изувечил.

— Не повезло тебе, — он как-то не задумывался, что с кем-то ещё родители обращались так же плохо, как и с ним.

— Мамашу в дурку упекли, меня в детдом, и ничего вырос нормальным человеком, — закончил свою историю Светофор, и вновь подмигнул сразу обоими глазами.

Подошёл Бродяга, с дымящейся кружкой чая в руке.

— Светофор, не пугай малого своими байками, — оборвал он своего приятеля.

— Да это разве байки? Это жизнь. Я вот к чему, мы завтра с Медведем стопом двинем по стране. Хочешь с нами? — предложил он.

— У меня денег нет, — признался Рамси, хотя поехать ему очень хотелось.

— Не беда, — сказал Светофор и они с Бродягой переглянулись.

— Ты сказал, на гитаре умеешь играть? — уточнил Бродяга.

Рамси кивнул.

— Я на губной гармошке, Медведь песни горланить мастер. Будем как Бременские музыканты. Идёт? — расписал свой план Светофор.

— Да, — с улыбкой согласился Рамси.

Бродяга дождался, когда Светофор уйдет на кухню, и приблизился к Рамси, который сидел у камина, глядя на пляшущий огонь. Он опустился на пол рядом с ним и произнёс:

— Граф, тебе решать ехать или нет. Но, я вот, что хотел сказать. Со Светофором будь настороже. Я его давно знаю и у него крышу сносит совсем, к тому же, он наркотой балуется. Когда он тебе будет загонять байки свои, не слушай, Светофор половину врёт, и хорошему он не научит. Одно слово — панк, — Бродяга считал своим долгом предупредить его о том, что Светофор не слишком надёжный попутчик и друг.

— Спасибо, я понял, — Рамси замолчал ненадолго, обдумывая его слова, а потом всё же спросил: — А то, что он мне сегодня сказал, правда? — ему хотелось узнать, не повезло ли кому-то с родителями, так же, как и ему.

— Что он сказал? — поинтересовался Бродяга. Когда он повернулся к нему, то отражённые от камина, всполохи пламени придали его лицу немного изломанные, зловещие черты. Рамси отметил, что в таком свете Бродяга ему кого-то напоминает.

— Что ему мать в детстве об голову табуретку разбила, и он с тех пор… — он задумался, подбирая верное слово.

— С тех пор ебанутый? Да уж двенадцать лет как с ним такая беда, — закончил за него Бродяга. — Он тебе соврал, ни мать, ни отец его никогда не били, все жалеют бедного калеку, а он этим бессовестно пользуется. Этот придурок в девять лет с чердачной лесенки вниз сыграл и башку себе разбил. Ему операцию делали, но полностью не помогло, и он с тех пор в ссоре с головой. И да, этот мудак — мой младший брат, — пролил свет на истинные события Бродяга.

— А… вот так поворот! — удивился Рамси. Теперь стало ясно, кого ему напомнил Бродяга.

— А ты думал!

И они дружно рассмеялись.

— В общем, держись Медведя, он вроде парень неплохой. А братец мой — панк, да ещё и на всю голову отшибленный, — Бродяга закончил снабжать ценными указаниями и поднялся на ноги. Было уже девять часов вечера, а завтра всем предстоял долгий и тяжёлый день. — Граф, это конечно, не моё дело, но дам тебе ещё один добрый совет. Родителям позвони. Медведю двадцать три — он взрослый и сам за себя отвечает. Со Светофором и так всё понятно. А тебе четырнадцать лет, позвони родителям, скажи, что уезжаешь, — Бродяга положил руку ему на плечо, и заглянул в глаза, ожидая ответа.