Коронованный наемник (СИ) - "Serpent" - Страница 19

- Что за блажь, батюшка? Принц ранен, недавно был совсем плох, кто, как не я должна была печься о госте, особенно учитывая, что раны свои он получил отнюдь не на охоте…

- Не лги, – перебил Иниваэль, – я стар и никчемен, но не слеп и не глуп. Ты заигрываешь с принцем Лихолесья, а он, Моргот побери, хоть и владеет собою знатно, все ж не каменный.

Эрсилия сдвинула брови:

- Вы обижаете меня, мой князь. Я не скрываю, что общество его высочества мне приятно, он остроумен, учтив и добр…

-… а еще красив и холост, – Иниваэль снова повысил голос, чувствуя, как его затапливает ярость, – посовестись, Эрсилия! Как же твоя невозможная, по сей день непостижимая для меня любовь? Не скрою, ты потрясла меня этим выбором, но я не мог не уважать твою силу и решимость. И что же? Ты всем этим готова рискнуть ради увенчанного короной, обаятельного иноземца? Я разочарован, моя милая!

Княжна взметнулась с пола, тонкое лицо покрылось красными пятнами:

- Вы несправедливы, мой князь! Почему вы обвиняете меня в легкомыслии? Что вы знаете о моих чувствах и желаниях, чтоб вот так, походя, судить меня? Что вообще вы знаете обо мне? Когда вы давали себе труд хоть мельком вглядеться в меня саму, отдельную от ваших ожиданий, интересов и чаяний?

Глаза Эрсилии предательски заблестели. Не смущаясь, она отерла слезы широким рукавом блио и заговорила уже тише, будто впечатывая слова в тишину зала:

- Я знаю, что я не та дочь, какую вам хотелось бы. И мне больно не меньше вашего, поверьте, батюшка. Но я сделаю все, чтоб исправить былые ошибки и хоть немного зарубцевать старые раны. И я сама изберу для этого и путь, и оружие. Если вам мой выбор не по нраву – закройте глаза, но поверьте, что я не предам вас. Как не предам и своей… непостижимой, невозможной любви. Простите меня…

Иниваэль молчал, часто дыша, чувствуя, как боль сжимает грудь.

- Батюшка! – донеслось откуда-то, словно издалека, – мой князь!!!

Он услышал лишь, как прошелестел подол, а очаг дохнул жаром, когда распахнулась дверь. Она ушла… Ушла вот так, пошвыряв ему в лицо эти полуобвинения и полуклятвы. Куда же она ушла?.. Отчего бросила его одного?..

Больно… Иниваэль слышал лишь свое хриплое дыхание, боль почти ослепляла. Князь беспомощно зашарил рукой по груди, пальцы цеплялись за шитье на кафтане. Ему показалось, что сейчас он соскользнет в беспамятство, когда камин снова полыхнул, впуская чьи-то торопливые шаги.

- …я виновата, затеяла сложный разговор, – послышался обрывок фразы. Эрсилия, она вернулась…

А рядом уже позвякивал чем-то лекарь, сосредоточенно кряхтя, но тут чья-то едва знакомая тень заслонила свет:

- Позвольте, миледи, – услышал князь, и в этот миг уверенная рука легла на грудь, разом разжимая раскаленные тиски боли, и мир растворился в темноте.

Леголас стоял у узкого арочного окна, глядя, как ущербная луна тускло серебрит неприютную лесную даль. В ушах все еще слегка позванивало, а руки были налиты опустошающей усталостью. Он обернулся на звук легких шагов, и из-за поворота коридора показалась Эрсилия. Ее глаза слегка покраснели, то ли от слез, то ли от факельного чада.

- Как себя чувствует князь? – негромко спросил лихолесец.

Девушка подошла к окну и оперлась на широкий подоконник:

- Я всю дорогу от батюшкиной опочивальни придумывала, какими словами вас благодарить, милорд. Да так ничего и не сочинила. А посему просто скажу – если бы не вы, сегодня и я, и наши подданные могли бы осиротеть. И теперь наш огромный долг перед вами стал неоплатным.

Леголас покачал головой:

- Не преувеличивайте. Князь не так болен, как смертельно изнурен своими тревогами. Его тело подточено изнутри, а потому сердце отказывается порой повиноваться. Я лишь подпитал его сиятельство силой и подтолкнул его кровь к более свободному току. Некоторое время князь будет чувствовать себя лучше. Но если не снять бремя скорби с его души, все будет повторяться, пока сердце не откажет окончательно… Эрсилия, – эльф мягко взял руку девушки в свою ладонь, чувствуя, как холодны ее пальцы, – простите за этот бестактный вопрос. Кто наследует трон, в случае, если князь оставит этот мир?

Княжна подняла на Леголаса глаза, полные неподдельного страха и отчаяния:

- По закону возглавить Ирин-Таур должен старший из взрослых отпрысков правителя. Я единственная дочь батюшки… Но принц, я не могу, я не готова, я не сумею…

Пролепетав эту бессвязную тираду, Эрсилия вдруг разразилась таким горьким, таким судорожным плачем, что Леголас на миг растерялся, а затем привлек девушку к себе, обнимая хрупкие плечи. Людей нельзя утешать в такой миг, это Леголас успел узнать в последнюю войну. Они не слышат никого в эти минуты, и бессмысленно говорить «не сдавайся», когда человек захлебывается в стремнине собственных бед, потеряв под ногами опору. Нужно действовать намного проще, как и с любым другим утопающим…

Леголас крепко сжал Эрсилию в объятиях и проговорил медленно и раздельно:

- Вам не нужно тревожиться о престоле, миледи, я не допущу, чтоб в ближайшие годы его сиятельству понадобился преемник.

Дрожащие руки крепче сжались на плечах эльфа. Все еще прерывисто дыша и всхлипывая, княжна подняла неузнаваемое лицо с опухшими от слез глазами:

- Леголас… вы… вы…

- Я найду первоисточник творящихся в княжестве несчастий и постараюсь положить им конец. Князю же я при нужде вновь добавлю жизненной силы, которая поддержит его. Вы не должны думать, что вы одиноки против всех бедствий разом.

Все так же судорожно вздохнув, Эрсилия снова уткнулась лбом в эльфийский камзол.

- Я не знаю, что ответить вам, Леголас. Что я ни скажу – это всего лишь слова, а вы заслуживаете намного большего. Простите меня, я непременно умру от стыда к утру, потому прошу вас, сделайте завтра вид, что забыли об этой жалкой сцене. А ведь, когда отец сказал, что решил обратиться за помощью к эльфам, я отговаривала его, уверяя, что Дивным нет дела до нашего суетливого человеческого муравейника.

Отстранившись, княжна в который раз отерла ладонями глаза.

- Спасибо вам, Леголас. Почти всегда там, где ищешь помощь, находишь равнодушие. Нечасто случается наоборот.

Лихолесец внимательно посмотрел на девушку. Сейчас, в измятом платье, с еще влажными от слез ресницами, Эрсилия не походила на энергичную и острую на язык княжну, к которой успел привыкнуть эльф. Под ее глазами лежали тени, губы слегка припухли, она казалась усталой и беззащитной, и Леголасу поневоле захотелось вновь обнять ее и утешить. Но он помнил ее и другой, разгоряченной быстрой скачкой, резко и независимо осаживающей его, когда он посмел упрекнуть ее в неосторожности. Эта заплаканная дева вовсе не была столь хрупка, как запомнили его руки…

- Миледи, я готов сделать все, что в моих силах, но мне не обойтись без вашей помощи, – мягко начал он, – я всего лишь чужак в ваших землях, и ваши подданные не доверяют мне, в чем их трудно упрекнуть. Вы – иное дело. И я убежден, что вы не раз слышали рассказы о странном недуге, что с недавнего времени начал поражать людей.

Эрсилия подняла голову, и меж бровей ее залегла складка:

- Да, разговоров хватает. Однако началось это более трех лет назад… Хотя, простите, я всегда забываю, что для вас столетие – это лишь сто листопадов да сто половодий. Что такое три года… Прежде эта хворь приключалась редко, а в последний год – сущее проклятие. Но беда в том, что мне нечего вам рассказать. Крестьяне не хотят говорить об этой напасти, у них укоренилось поверье, что беду сию можно накликать, и они избегают рассказов о заболевших родных. Что тут расспросишь?

- Понимаю… – Леголас задумался на миг, а потом кивнул, не отрывая от Эрсилии взгляда, – что ж, тогда остается последний разумный ход. Я должен отыскать Йолафа. Уж этот опальный страж лесов наверняка знает много такого, чего не знают прочие.

Эльф не знал, чего именно ждет, но готов был поклясться, что в глазах княжны промелькнула тень… испуга? Тревоги? Удивления? Однако Эрсилия лишь покачала головой: