Мои мужчины (сборник) - Токарева Виктория Самойловна - Страница 15
- Предыдущая
- 15/32
- Следующая
Невестка Валентине не понравилась, она решила развести их с сыном, и все кончилось тем, что Валентина сама вылетела из их пространства, как пробка из бутылки с шампанским. Летела долго и далеко, пока не воткнулась в мой дом.
Я на нее посмотрела. Она мне понравилась, и я взяла ее в услужение.
У Валентины не было ни жилья, ни прописки, практически бомж. Она выпала из учета государства. Нет такой…
Домработница из Валентины получилась качественная. Моя маленькая внучка влюбилась в Валентину, считала ее бабушкой. Валентина тоже привязалась к моей двухлетней внучке, да и как не любить маленького человечка, ангелочка. Надо ведь любить кого-то, иначе сердце ссыхается.
Параллельно у Валентины шла какая-то ее собственная жизнь, которую она тщательно от меня прятала. Потом я поняла: она связалась с агентством недвижимости и те искали ей дешевое жилье в Подмосковье, и она ездила смотреть.
Почему-то она скрывала свой поиск, хотя могла бы и сказать. Что тут такого? Но нет. Она вдруг пропадала – без спроса, без предупреждения. Только что стояла, и вдруг – раз! И нет ее, как сквозь землю провалилась. А мне надо уезжать, ребенка не с кем оставить, хоть с собой бери.
Вечером появляется – опять молча, без слов. Тупо молчит, как партизан перед врагом. На вопросы не отвечает.
Меня это бесило. Однажды я хотела ее выгнать, но куда? Ей некуда идти. Не на улицу же. На другой день я уже не хотела ее выгонять. Я к ней привыкла, сроднилась в какой-то степени. Но я всегда чувствовала ее потаенную ненависть и тупое упорство. Таким образом она отстаивала свое достоинство. А мне уже не до достоинства. Мне надо внучку растить, дочке помогать. Ради дочки я могу прыгнуть с вертолета в океан, и мне не трудно. А уж перетерпеть Валентину…
Иногда мы с Валентиной устраивали себе праздник. Врубали кассету на полную мощность и пели вместе с Надеждой Бабкиной «Живет моя отрада в высоком терему». Пели – не точное слово. Мы орали во все горло – так, что было слышно на Калужском шоссе. Нас распирало вдохновение. На участок выходил мой зять, и его лицо хмурилось. Он думал, быть может, что мы выпивши. А это не так. Мы просто объединяли души: я, Валентина и Надежда Бабкина. Объединенная душа рвалась наружу, и тело освобождалось от уныния, однообразия жизни и было открыто всему прекрасному. Любви, например.
Мать моего зятя говорила: «Ты думаешь, они нас любят? Они нам завидуют и ненавидят…» И, как всегда, оказывалась права.
Однажды я засобиралась в Баку. Там чествовали какого-то классика, и я была приглашена как представитель русской литературы.
Валентина засуетилась, сбегала в магазин (четыре километра пешком), купила коробку шоколадных конфет и попросила меня передать гостинец своему бывшему любовнику Бабиру.
Мне это было неудобно, день в Баку расписан по минутам, но я все же нашла время и встретилась с Бабиром. Передо мной предстал высокий блондин, что не свойственно азербайджанцам. По тому, как он держался, угадывалась порода и хорошее воспитание. Он взял конфеты, поблагодарил и ушел.
Валентина крутила с ним роман в течение пятнадцати лет, целая жизнь. И все пятнадцать лет она погружалась в объятия молодого любящего красавца и буквально утопала в любви – его и своей. Можно позавидовать.
Мне стало ее по-настоящему жалко. Потерять такое и окунуться в равнодушную Москву, попасть в услужение. В моем доме к ней относились с уважением, но все равно она жила на моих условиях.
Прежде Валентина работала завучем, командовала учителями, брала взятки – не деньгами, продуктами. Ей из района привозили метровых осетров, черную икру, битую птицу – гусей и уток, парную баранину, мешки риса, зелень с грядки. У нее был статус, любовь и черная икра на завтрак. А сейчас – ни первого, ни второго, ни третьего, только мои кастрюли и нудные прогулки с ребенком.
Семья сына ее отсекла, внука не показывали, да она и не хотела, поскольку мальчик походил на свою мать – такой же белобрысый и косорылый. Единственная отдушина – деньги в конце месяца и маленькая девочка, моя внучка.
Иногда Валентина рыдала, оплакивала свою участь. Моя Катя подбегала к ней и обнимала за голову. Утешала. Бывало и наоборот: Катя капризничала, выла на всю округу, Валентина ее спасала, хватала на руки, прижимала к груди. Они искренне любили друг друга, и это составляло их счастье. Но… Все кончается, к сожалению. Катя выросла и пошла в школу. Теперь она приезжала на дачу только на выходные. В ее жизнь плотно вошли папа и мама. Катя уже знала, что Валентина – не бабушка, а няня, и авторитет родителей стоял несомненно выше.
Когда Валентина пыталась руководить Катей, она отвечала: «Я спрошу у мамы».
Катя садилась есть, смотрела в тарелку и интересовалась:
– Это что?
– Гороховый суп с копченой колбасой.
– Я спрошу у мамы, – предупреждала Катя.
– Да что же это такое! – возмущалась Валентина. – Я под колпаком…
Она уже не могла быть самостоятельной. Катя проверяла все ее действия. И однажды у них вспыхнул скандал.
– Я скажу маме, что ты целыми днями смотришь телевизор и меня заставляешь.
– А я скажу, что ты писаешь мимо горшка.
Катя тут же звонила отцу и доносила, что ее упрекают тем, что она писает мимо горшка. А меж тем горшок ей мал, а на большом унитазе она проваливается. Отец тут же принимал сторону Кати. Даже если бы Катя писала ему на голову, он тоже бы с этим согласился. Он обожал дочь и все её проявления.
Валентина ни в ком не находила поддержки. И однажды случился взрыв.
– Всё! – Валентина швырнула кастрюлю на пол и пошла вон из дома.
Я смотрела в ее спину, на просвечивающуюся лысину на макушке. Из макушки высыпались волосы – результат гормональной недостаточности. Возраст.
– Валя! – позвала я.
Она обернулась.
– Ты что, с ума сошла? С кем ты связалась? Ей шесть лет, а тебе шестьдесят.
– Я приеду за вещами через неделю, когда ее не будет… – и скрылась за калиткой.
Не простила Кате предательства. Была – единая жизнь, а сейчас Валентине нашли замену. Примерно то же самое, что сделал Бабир, когда женился на другой. Предательство тут и там. Но это предательство ожидаемое. Бабир хотел детей, а Валентина не сумела родить. Катя предпочла своих родителей приходящей няне. По логике жизни всё ожидаемо. Но… Валентина вкладывала душу – тут и там. А ей в эту душу плюнули – тут и там. Обидно. И всех можно понять.
Валентина ушла разъяренная, раздутая злобой, как индюк.
Обеда она не приготовила. Воды нет, отключили. Полная раковина грязной посуды. Я растерялась.
Потом собралась, поджарила картошку и залила яйцом.
Катя стала есть, сидя в кресле перед телевизором.
– Вкусно, – удивилась она. – А почему ты раньше мне так не готовила?
Пришла соседка Верка – толстая и веселая, и тут же стала мыть посуду.
У меня было две Верки, обе толстые. Но одна никогда не стала бы мыть посуду: еще чего… А другая – моментально: нагрела воды – и вперед. При этом она пританцовывала и взбрыкивала задом, как лошадка. Глаза у нее были хитрющие и яркие, как у хохлушки.
Я не люблю конфликтов и потерь, когда умирают драгоценные отношения. Умирает часть души, которая принадлежала Валентине. Я собиралась нырнуть в депрессию, но осталась на берегу. Меня удержал Веркин скачущий зад и ее веселый, жизнеутверждающий взгляд.
Я осталась на берегу душевного равновесия и стала спокойно ждать, когда включат воду.
Я забыла сказать: за пять лет работы в моем доме Валентина заработала себе на двухкомнатную квартиру в Подмосковье. Обретя жилье, она прописалась и пошла оформлять пенсию. Это был долгожданный момент. Она давно и вожделенно мечтала, что поселится в своей квартире, будет получать пенсию и уйдет наконец из рабства, как евреи из Египта. У меня ей было совсем не плохо, но это была – моя жизнь, на моих условиях. А она хотела – свою жизнь. Никому не подчиняться и не плясать под чужую дудку.
- Предыдущая
- 15/32
- Следующая
