Мои мужчины (сборник) - Токарева Виктория Самойловна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая

Какова роль Дани в моей жизни? Он купил у меня собрание сочинений и заплатил мне внушительный гонорар. Тогда, в девяностых годах, эта сумма казалась астрономической.

Я купила землю в элитном поселке и построила себе загородный дом. Дом на земле – это моя мечта, мой сбывшийся сон.

Деньги дал «Диогенес». «Диогенес» нарисовался благодаря перестройке. А перестройку привел Горбачев Михаил Сергеевич. Если бы не Горбачев, я снова получила бы двадцать процентов от гонорара и купила в «Березке» белые тапочки.

Как я могу не любить Горбачева? Хотя, конечно, на мой вкус, он слишком многословен. Пятьдесят процентов лишнего текста. Я садилась перед телевизором, слушала его речь. Напрягала лоб, чтобы понять: о чем он говорит? Зачем так много слов? А он просто любил говорить. Болтливый человек. Сейчас, когда Михаил Сергеевич перестал быть первым лицом, – он перестал быть многословным. В этом смысле потеря статуса пошла ему на пользу. Однажды в одной из передач я услышала, как он поет. Очень хорошо.

Патриарх Алексий устраивал прием. Он иногда собирал у себя творческую интеллигенцию.

Я увидела Михаила Сергеевича. Мы встретились с ним глазами.

– Здравствуйте, Виктория, – поздоровался Михаил Сергеевич.

Я была поражена: надо же, знает. Неужели он читает книги при своей занятости?

Это был период, когда Михаил Сергеевич потерял жену. Он горько плакал по телевизору, и все его полюбили, и Раису Максимовну тоже. Она стала жертвой борьбы за власть. А жертву любят больше, чем победителей.

Михаил Сергеевич смотрел на меня. Надо было что-то сказать. Мне казалось, что он ждет.

– Вы теперь жених, – легко сказала я. – Будем вас женить…

Я произнесла эти слова и испугалась. У человека трагедия, и не время для шуток подобного рода.

Я ожидала, что Михаил Сергеевич игнорирует мое замечание. Сделает вид, что не слышал, и тем самым поставит меня на место. Но он вдруг заинтересованно округлил глаза и живо поинтересовался:

– А на ком?

Откуда я знала на ком? Рядом со мной стояла красавица Лариса Удовиченко.

– Вот, – указала я на Ларису.

– Ну так… – не поверил Михаил Сергеевич. Дескать, такая за него не пойдет, да и он такую не потянет.

Я улыбнулась и отошла.

Горбачев перестал быть президентом, но он был все-таки знаменитый и богатый. И с хорошей репутацией, в отличие от многопьющего Ельцина.

Мы вошли в зал. Предполагался концерт.

Мое место оказалось как раз перед Михаилом Сергеевичем. Он сидел в седьмом ряду, а я в шестом.

Начался концерт. В мой затылок упирался его взгляд. Он хотел продолжить разговор, а я как раз не знала, как его продолжить, и жалела, что начала.

Наступила пора моих путешествий. Я девять раз была в Германии, одиннадцать в Швейцарии, пять в Париже. Все это были деловые командировки. Европе была интересна наша культура.

Я купила наряды, оделась с головы до ног, и не в спекулянтское тряпье, а в фирменные одежды из дорогих магазинов.

Боже, какое счастье одеться по собственному вкусу.

Кто меня одел? Конечно же Михаил Сергеевич. В любом застолье я поднимаю за него первую рюмку. «Дай вам Бог здоровья, Михаил Сергеевич, и долгие лета».

Я построила дом и переехала в него. Это домик Наф-Нафа, прочный, кирпичный, двухэтажный. На окнах белые ставни, как в Цюрихе. Подвешены горшки с геранью. Красота!

У меня во дворе свой Уголок Дурова: собака, кот, белка и ворона. Собака и кот – мои, а ворона и белка – дикие. Просто приходят и воруют у собаки сухой корм.

Для белки я заготавливаю орехи фундук. Она это знает.

Недавно за моим котом помчалась чужая собака и успела перекусить ему хвост. Хвост повисел несколько дней и отвалился. Осталось сантиметров десять. Кот безумно переживал: во?первых, он потерял красоту, во?вторых, хвост зачем-то нужен, для баланса например.

Кот перестал быть сверкающе красив, но мы ему простили. Все-таки свой, не посторонний. Практически член семьи.

У меня на участке сорок деревьев. Из них восемь – мачтовые сосны.

Задрав голову, я проверяю верхушки. Нет ли сухих? Сухие деревья надо убирать, иначе упадут на крышу дома и проломят крышу. Нежелательно.

Лето. Моя подросшая внучка щурится на солнце. Она направляется к песочнице в центре участка, но ее останавливает белка. Белка подбегает, встает на задние лапы, а передние ставит внучке на колено. Вернее, под колено.

Внучка пугается. Мало ли что придет в голову этой белке? Может взбежать и укусить за щеку.

Внучка напряженно смотрит на белку сверху вниз, а белка на нее снизу вверх, задрав глазастую мордочку.

Остановись, мгновенье, ты прекрасно.

Я торопливо их фотографирую. Я остановила мгновение, и оно действительно прекрасно.

Утро. Солнце. Счастье…

Собакин, Михалков, Войнович, Данелия, Горбачев – вот они, архитекторы моей жизни. Я, конечно, и сама тоже внесла свой вклад, а именно – труд. Я написала двадцать томов, и за меня это никто не мог бы сделать. И тем не менее: литературный талант очень трудно обнаружить. Талант певца или художника – запросто. Человек поет или рисует – сразу заметно. А писать… Все умеют писать, всеобщая грамотность с тридцать седьмого года.

Я могла бы и не распознать свои литературные способности. Работала бы учительницей пения: вахадили гу-си… И так всю жизнь. Мое предназначение умирало бы во мне. Я ходила бы нервная и несчастная.

Но я избежала этой участи. Я всегда занималась тем, что мне интересно. Это счастье. Я выиграла свою жизнь.

И свою личную историю я тоже не проиграла. Мы с мужем вместе начали свой путь и вместе заканчиваем. А то, что было в середине, можно забыть, как белый танец. Был такой танец, когда дамы приглашают кавалеров. Потанцевали и разошлись.

Я хотела стать писателем – и стала.

Хотела быть сценаристом – и стала.

Хотела быть известной – получилось. Мой маленький внучок говорил в детстве: «Моя бабушка работает знаменитой писательницей».

Но, несмотря на все достижения, мне все-таки кажется, что меня надули. Молодость – кратковременна, жизнь – коротка.

Все проходит в конце концов. Это не мое открытие. Так говорил еще царь Соломон три тысячи лет назад, а может, пять. И он не ошибся.

Пройдет и жизнь. И когда я предстану перед Всевышним, то в свое оправдание протяну Ему двадцать томов моей прозы.

Возможно, Он возьмет и сдует их с ладоней, и мои книги разлетятся в пыль. Но какой-нибудь один рассказик останется. «Старая собака», например. И тогда меня пустят в райский сад, и там я встречусь с мамой и папой. И увижу Люську Сундатову – мою подругу из девятого «Б» 104-й школы. И мы обрадуемся. Как сказано у Чехова: «мы отдохнем»…

И еще я встречу Меричку и спрошу ее:

– Ну что, рада?

С рождением внуков у меня стали появляться домашние работницы.

Первая, по имени Валентина, нарисовалась из горячей точки. В Карабахе начались проблемы, мягко говоря, а точнее – резня. Эта свара перекинулась в Баку. Валентина – русская, но ей тоже досталось по голове кирпичом. Удар был нанесен удачно, по касательной. Повреждения минимальные, только кожа, но все равно неприятно. Ко всему прочему ее долголетний любовник Бабир женился на молодой, и Валентине не захотелось оставаться в Баку. Она получила травмы физические и душевные, ей захотелось выдернуть себя из неласкового города.

Валентина продала свою квартиру за кое-какие деньги и с этим богатством приехала в Москву. К тому же в Москве жили ее ближайшие родственники: женатый сын и внук. Сын был прописан на площади жены, поскольку своей площади у него не было.

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая