Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев - Пессель Мишель - Страница 45
- Предыдущая
- 45/63
- Следующая
Зная, что в природе встречаются странные оптические явления, мне тем не менее ни разу не доводилось наблюдать столь всеобъемлющую иллюзию, которую не мог развеять даже тщательный анализ, — оптический обман продолжал существовать. Я попросил Лобсанга встать совершенно прямо в нескольких метрах от меня, чтобы посмотреть, будет ли его фигура вертикальной или наклонной… Он действительно был слегка наклонён по отношению к общему плану равнины. Следовало иметь слепую веру в Ньютона, чтобы отказаться поверить собственным глазам — вода текла вверх по склону!
Час спустя, весело вышагивая во главе каравана, я представлял себя неким Дон Кихотом, которому то и дело попадаются текущие вспять реки, как вдруг по щиколотку провалился в грязь. Тут же отпрыгнув назад, на твёрдую землю, я подумал, что сошёл с ума! Дело в том, что я шёл по твёрдой сухой земле и однако ступил в мокрую грязь, хотя всё вокруг было сухо и пыльную землю устилали булыжники. Я никогда до этого не слыхал о плавающих камнях! Признаться, вначале я с беспокойством подумал, что мне солнышком напекло голову; вот и показалось сначала, что вода течёт в обратную сторону, а теперь это «чудо»…
В недоумении обернулся к своим двум спутникам и в то же мгновение увидел, что замыкающий наше шествие осёл провалился в сухую землю, покрытую камнями. Ситуация вдруг стала драматичной. Лобсанг и Наванг бросились на помощь ослу. И тоже провалились в грязь. Осёл, ушедший в землю по брюхо, не мог даже шевельнуться и испуганно таращил глаза. Лобсанг и Наванг едва успели извлечь его из густой чёрной жижи.
Что же случилось? Несколько часов назад здесь прошёл грязевой поток — сель, а солнце и сухой воздух помогли быстрому образованию корки на его поверхности. Никто не мог бы и подумать, что под этой коркой продолжала течь жижа в сторону долины. Нам крепко повезло, что нас не поглотили тонны жидкого ила, стекавшего с горы. Попади мы на место, где грязь была поглубже, я встретил бы свою смерть именно здесь, а нахлебаться грязи куда противнее, чем утонуть в воде.
После экстравагантного канала и этой грязевой топи я был готов ко всему, даже к появлению летающего яка. Странно, но он не прилетел…
Я шёл и размышлял о том, что у людей Запада, пользующихся современными видами транспорта, утратилось понятие расстояния. Ведь оно непременно связывается с усталостью, мышечной болью, с пределами человеческой выносливости, а потому и исчезло из нашего мира, остались лишь единицы скорости. А здесь, в Гималаях, где ходят всегда пешком, понятие, «далеко» — это восемь часов ходьбы, «очень далеко» — десять часов и «невероятно далеко» — четырнадцать.
Я был на пределе сил, когда мы вошли в крохотную деревеньку Шилинг-Шит. Здесь жила сестра Лобсанга, и он предложил отправиться к ней, сказав, что мне будет интересно познакомиться с её мужем, редким, если не единственным гончаром долины Заскар. Я с удовольствием согласился, и мы пошли напрямик через пустынную равнину к четырём или пяти домикам, сгрудившимся вокруг нескольких деревьев.
Деревня выглядела безлюдной, но Лобсанг заметил какую-то старуху и спросил, здесь ли его сестра. Вскоре она появилась на верхней террасе одного из домов в окружении нескольких человек. Лобсанг представил меня и спросил, могу ли я посетить гончарную мастерскую. После долгой паузы молодая женщина сошла вниз и сказала Лобсангу, что я не могу войти в дом, поскольку её муж отсутствует. Лобсанг тщетно пытался её уговорить, но всё же пришлось уйти ни с чем.
— Извините их, — сказал Лобсанг. — Деревня очень мала и лежит в стороне от тропы, поэтому её жители редко видят чужестранцев. Свекровь сестры боится, что вы можете сглазить дом.
К вечеру снова посыпал мелкий дождь. Низкие тучи ползли над долиной справа, слева к небу уходили отвесные склоны величественной горы цвета меди. Её вершина была, скрыта облаками. Вскоре я увидел перед собой монастырь Тхонде — удивительное скопление зданий, цепочкой выстроившихся у края вертикального обрыва и похожих издали на голубей, которые сидят на коньке стены. У подножия скалы находилось несколько белых домов — первый из четырёх хуторов деревни Тхонде. Она располагалась на слегка покатой равнине, спускающейся к реке Заскар в месте слияния двух её рукавов.
В монастырь идти было слишком поздно. Мы добрались да первого дома Тхонде, расположенного рядом с чхортеном и громадной скалой, сорвавшейся с обрыва. Отсюда едва можно было различить монастырь. Около чхортена стояло человек тридцать одетых в лохмотья крестьян. Среди них были и женщины. Мальчишки и девчонки с грязными личиками и розовыми щёчками в упор уставились на меня.
Как обычно, я удивил людей своим знанием тибетского языка, спросив, где можно провести ночь. Но немедленного ответа не получил. Ко мне подошли несколько старых женщин, похожих на колдуний: они улыбались, открывая поломанные зубы. В большинстве своём заскарские девушки красивы, но, старея, они превращаются в уродин; их кожа покрывается несчётными морщинами из-за мощного ультрафиолетового излучения, а из-за отсутствия дантистов их улыбки способны ужаснуть.
С возрастом кожа заскарцев приобретает тёмно-коричневый цвет, но закрытые от солнца части тела остаются очень светлыми. Румянец на щёках не может скрыть даже загар. Чтобы избежать солнечных ожогов, женщины мажут лица сливочным маслом и присыпают сверху землёй. Результат ужасающ, поскольку они выглядят грязнулями, но мне хорошо понятна их боязнь солнца, которое почти напрочь выжгло мой нос!
Лобсанг и Наванг с осликом вскоре нагнали меня. Увидев мой благочестивый эскорт, от толпы отделился монах и предложил провести ночь в его доме, который принадлежал монастырю. Ночь уже вступила в свои права. Поскольку я засунул фонарь в какое-то недостижимое место, мне пришлось в доме идти на ощупь из-за коридора с низким потолком и множеством поворотов. Наконец вышел во внутренний дворик на втором этаже. Низкие двери и извилистые коридоры защищают обитателей дома от холода зимой, а раньше защищали и от разбойников.
Утром проснулся в полчетвёртого, чтобы успеть посетить монастырь перед уходом в Падам. Стараясь не разбудить спящих Лобсанга и Наванга, я, вдвое согнувшись, выбрался из дома, не раз стукнувшись головой о потолки, что вызывало взрыв заливистого собачьего лая. На улице было темно и дождливо. Но о дожде я уже знал, поскольку от воды, проникавшей через трещину в крыше, намок мой спальный мешок.
Я довольно легко отыскал извилистую тропинку, по обе стороны которой стояли чхортены и молитвенные стены, и начал медленное восхождение к монастырю. Мне понадобилось три четверти часа, чтобы подняться на четыреста метров. Тяжёлый подвиг на голодный желудок! Я собрал в кулак всю свою волю, чтобы не останавливаться для отдыха, и походил на паломника, дарующего свои страдания небу. Меж лопаток ручьём стекал пот, а рубашка охватывала грудь ледяным панцирем. Немного обалдевшим добрался до последних, самых живописных чхортенов и стенки, указывающей на границу святилища. Женщины не имеют права оставаться на ночь за этой оградой.
Сидя у входа, я собирался с силами. Несмотря на низкую облачность, света хватало, чтобы рассмотреть основные черты рельефа центральной провинции Заскара, расстилавшейся, как карта. Прямо передо мной, на другом берегу реки, посреди равнины торчал неожиданный одинокий холм. Его вершину венчал громадный, белённый известью чхортен, цоколем которого казался сам холм. В десяти километрах от Пипитинга (так называется этот чхортен) к югу виднелось нагромождение скал — это был Падам, куда мы направлялись. День обещал выдаться морозным. Дождь придавал пейзажу какой-то печальный вид.
- Предыдущая
- 45/63
- Следующая
