Завидное чувство Веры Стениной - Матвеева Анна Александровна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/107
• Следующая

Вера намеревалась укрыть «Девушку в берете» на антресолях, среди старых пластинок в конвертах и ещё какой-то пыльной чепухи подходящего формата – сама бы она переночевала на диванчике и утром – на работу, как на праздник. У неё были припасены свежая блузка, бельё, колготки, и зубная щётка с пастой, и даже молочко для снятия макияжа. Неудачное ограбление и этот Сарматов с его шуточками сбили Веру и с толку, и с пути. Домой было нельзя – по легенде она же ночует у Юльки, а у мамы чуткий сон.

– Чёрт! – сказала Стенина, замерзшая к тому времени уже действительно до чёртиков. – Я перепутала, мне нужно совсем в другое место.

Они вернулись на Белореченскую, и Вера встала у дороги одна – так легче было поймать машину, на девушек извозчики реагировали молниеносно. Тут же клюнула едва живая от холода старая «Волга». Сарматов вышел из-за фонаря, занял переднее сиденье, и они помчались на Бажова. Город стоял тихий и робкий, присыпанный мелкой снежной пудрой аккуратно, словно большой пирог.

У Веры внутри всё приятно болело – так бывает от искреннего смеха. Она и сейчас хихикала, глядя, как тревожно смотрит на неё в зеркало пожилой водитель.

– Тут направо, – скомандовала Вера, и водитель послушно развернулся. – Вот здесь, спасибо, сколько с нас?

Сарматов платить не спешил, но Веру это не покоробило – она в отличие от Копипасты вовсе не считала, что мужчина должен нести финансовую ответственность за всех женщин в округе. Расплатилась, и «Волга» уехала.

– Спасибо, что проводили, – сказала Вера.

– Не за что. А я разве не приглашён в гости?

– Боюсь, что нет.

– У вас там малина, да? Воровская сходка и делёж награбленного?

– Слушайте, Павел Тимофеевич Сарматов, я вас не знаю, вы меня – тоже. Спасибо, конечно, что не сдали меня милиции, но должны же вы в свои тридцать с лишним лет понимать, что я не могу пустить домой человека, с которым познакомилась час назад!

– Спасибо за тридцать с лишним, – Сарматов поклонился так низко, что с головы упала шапка. – Мне всего лишь двадцать восемь.

– И тем не менее. Даже если вы покажете паспорт, всё равно ответ «нет».

– Хотя бы телефон оставьте, Верверочка.

– Лучше я ваш запишу, – упёрлась Стенина.

Сарматов долго копался в кармане тулупа и в конце концов выкопал оттуда шариковую ручку, сине-белую, точно у школьника. На холоде ручка, понятное дело, писать не спешила – Сарматов долго и страшно дышал на неё раскрытым ртом, как дракон.

– На чём?

Вера подала руку, и он написал на ней шесть цифр телефонного номера – такого лёгкого, что можно было запомнить. Давить на кожу Сарматову пришлось сильно, потому что ручка работала плохо, но Вере было не больно, а всего лишь чувствительно, как выражалась мама, характеризуя уж и не вспомнить какую физиологию.

– Обязательно позвоните мне завтра. Правда, это телефон соседей – попро?сите передать информацию для Сарматова.

Вера терпеть не могла людей, которые в отсутствие своих телефонов дают всем подряд соседские. Но вслух ничего не сказала и даже улыбнулась.

Сарматов дождался, пока Вера зайдёт в подъезд (чужой, разумеется), и пошёл со двора, то и дело оглядываясь. Вера минут двадцать согревалась, положив руки на батарею – и только потом решилась перебежать в нужный подъезд. Во дворе было тихо, и снег под ногами приятно скрипел.

Она проспала до семи утра, а потом позвонила домой. Трубку схватила бодрая Лара:

– Мама, я вчера на улице видела ряженых и медведя!

– Как интересно! – зевнула Стенина.

– Вот только это не настоящий медведь! У него во рту было человеческое лицо.

Серёжа дёрнул за ручку дверцу машины – проверил, сработал ли замок. Он, безусловно, сработал, но доктор всё равно зачем-то обошёл машину кругом и подёргал ещё и за другую ручку. Возможно, это был какой-то ритуал. Из окна подъезда Серёжа вновь попытался взглянуть на свой автомобиль – хотя стекло замёрзло и ничего за ним видно не было.

– Вы прямо как молодая мать, – не удержалась Вера. – Впервые отпустила ребёнка во двор…

– Ну да, ну да, – засмеялся Серёжа, – сам знаю, это глупо, но я не люблю оставлять Тамарочку одну, без присмотра.

Кот Песня и машина Тамарочка? Вера зашла вслед за Серёжей в лифт, который поднимался здесь только со второго этажа. От Серёжи пахло, как от крупной дворняги, попавшей под дождь.

Возле двери с чеканным номером «29» доктор начал искать ключи в карманах, яростно чертыхаясь и заливаясь краской. С той стороны двери истошно орало невидимое чудище – кот Песня, нелюбимый Верой заочно.

– Песенка! Потерпи немного! – приговаривал Серёжа, вставляя в дверь ключи.

Наконец темницы рухнули – и Вера увидела перед собой самое страшное кошачье существо, какое только мог создать человек в процессе усовершенствования природы.

Песня был голым и морщинистым, с глазами инопланетянина и хвостом крысы – словом, полный прискорбный набор внешних признаков. Вера не знала, что сказать: кот был ей неприятен, хозяин – пугал, но ей нужно срочно попасть в Кольцово, где вот уже три с лишним часа рыдает Евгения. И самый близкий на данный момент путь в аэропорт начинался для Веры отсюда – с улицы Тверитина. Так что обижать Песню, в общем, не следовало. Кот жаждал корма, Серёжа – восхищения.

– Какой… необычный, – Стенина выдавила из себя самое мягкое из всех определений, которые пришли ей на ум при виде Песни.

– Да, он особенный, – просиял Серёжа. – Снимайте вашу куртку, проходите в комнату. Сейчас, Верочка, я поставлю чайник…

– Ой нет, пожалуйста, без чайников, – запротестовала Вера (и ещё без «Верочек» бы, добавила она про себя). – Мне нужно в порт, я вам говорила.

– Понимаете, Верочка, я сутки был на дежурстве и очень хочу есть. Это всего лишь минута, – укоризненно сказал Серёжа. Он, судя по всему, принадлежал к той малознакомой Вере людской породе, что всегда добивается своего усиленным нытьём и долгой осадой. Сначала – котика покормить, потом – самому поесть. Потом, наверное, спать ляжет, и мне предложит рядом прикорнуть, – решила опытная Стенина. Кот Песня алчно ел корм, Серёжа набирал из кулера воду в чайник. Квартира, как успела заметить Вера, была чисто прибранной, но выглядела при этом странно. Как будто бы её аккуратно перенесли из советского прошлого – не растеряв по пути ни единой детали. Из коридора была видна стенка с хрусталём, в нише – телевизор, покрытый ажурным пологом. Забор переплётов Толстого и Чехова. Часы с маятником, на стене – ковёр. Диван-кровать со встроенными полками. И даже чеканка на стене – «Алые паруса». Самым современным в квартире доктора был кот – такие сейчас в моде. Вот и Лара недавно попросила купить ей лысого котёнка, но они сторговались на новом телефоне.

– Верочка, вы куда это? – Серёжа выскочил из кухни в красном фартуке с зелёной аппликацией. Тоже откуда-то из минувших времён.

– Мне правда пора, Серёжа. Извините.

– Это вы меня извините. Сейчас заверну нам с собой бутерброды. Любите сыр?

Он что-то жевал, и Вера вдруг поняла, что тоже голодна. Она уже давно не ела – при своей-то привычке ходить к холодильнику без всякого повода! Глядя, с каким аппетитом рыжий поедает чёрный хлеб с сыром, Вера подумала, что Евгения сможет подождать ещё чуть-чуть. Пять минут ничего не решают.

Ликующий Серёжа повесил на крючок Верину куртку и вернулся в кухню. Вера же зашла в ванную и убедилась там, во-первых, в несомненном Серёжином одиночестве, которое подтвердила сиротливая зубная щётка, похожая на ёрш для мытья посуды, а, во-вторых, в том, что время в этом доме остановилось повсюду. В ванной стояла стиральная машина «Малютка», на зеркале сохранилась пожелтевшая переводная картинка, а пол был выстлан метлахской плиткой.

• Предыдущая
• 41/107
• Следующая