Завидное чувство Веры Стениной - Матвеева Анна Александровна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/107
- Следующая
На цыпочках Вера поднялась на второй этаж по тёмной лестнице и тут же напугалась пристального взгляда дамы с портрета ван дер Влита – его недавно перевесили в коридор, и лицо дамы страшно освещал лунный свет. Она сказала что-то по-голландски, Вера не поняла, но вежливо кивнула – и, как вор, прокралась в первый из своих залов. «Waarom is “als”?» – покачала головой дама. – «Почему “как”?»
Вера прокралась мимо «Вечера встречи», на ходу показав язык прекрасной Юльке, так что та возмутилась: «Ты чего, Стенина, совсем уже?» Три жены галдели, как чайки, кот шипел, а Вадим насмешливо смотрел на воровку поверх очков с автопортрета. Картины источали аромат, жили и звучали, как оркестр перед концертом, – каждый инструмент подавал голос, но не было дирижёра, чтобы собрать нужные звуки в единую дивную музыку. И лучше всех, права Евдокия Карловна, лучше всех была «Девушка в берете» – Веру несло к ней так, что никаких больше сил не оставалось. Хватило их только на то, чтобы отключить сигнализацию. Теперь по правилам следовало позвонить в охрану, но Вера, конечно же, не стала этого делать. Пока милиция доедет, её и след простынет.
В ночном свете «Девушка» выглядела иначе, чем днём, – у себя дома Вера её такой не помнила. В темноте музейной тишины прибывшая из неведомых стран и отвыкшая от своей хозяйки после долгой разлуки, «Девушка» смотрела на Веру виновато. Ни дать ни взять ребёнок, которого оставили на долгие месяцы с бабушкой – и теперь он не может решить, надо ли радоваться маме, или лучше будет по-прежнему сердиться на неё? Какое сияющее личико… Почему Вере никто не говорил, как она умеет сиять? Девушка в берете испуганно косилась на Стенину – и не зря! В руке грабительницы торчал, как цветок на длинном стебле, отлично наточенный кухонный нож. Рама «Девушки» была слишком тяжёлой, и Вера не смогла бы дотащить её даже до выхода.
А что, если просто изуродовать? – мелькнуло внутри. Конечно, это была идея мыши, и для того, чтобы вдохновиться подобным предложением, нужно было обладать тщеславием Герострата или хотя бы шизофренией Бронюса Майгиса, облившего рембрандтовскую «Данаю» кислотой. Вере же всего лишь хотелось обладать портретом. Пусть его даже нельзя будет повесить на прежнее место, зато можно спрятать «Девушку» под матрас – именно так столяр Винченцо Перуджа поступил с «Джокондой». Об этом рассказывали на вводных лекциях, ещё на первом курсе.
Обладание обладанием, а сейчас главное – не промахнуться и вырезать холст из рамы так быстро и ловко, как умеют только артисты из фильмов о похищенных полотнах. Вера закрепила на лбу фонарик из детского конструктора – очень удобная вещь для тех, кто собрался ограбить родной музей. Она вспотела и мучилась теперь от запаха трусливого пота, который расходился волнами, будто круги от камня по воде. Картины не прекращая лопотали, кот шипел, три жены возмущённо закатывали глаза. Вера прищурилась и воткнула нож в левый верхний край портрета – девушка отшатнулась к правому. Сияющее личико потемнело, она вдруг стала меняться быстро и страшно – так разноцветная тропическая рыба, которую выловили и бросили на палубу, стремительно теряет краски, которые уходят вместе с жизнью. Кажется, Вера видела об этом какой-то телефильм – в последнее время ей часто попадались передачи про животный мир, и взволнованный голос диктора чётко зазвучал в памяти. Портрет терял свое волшебство. Стенина вытащила нож, как из раны, и заплакала, утирая глаза рукой и начисто позабыв о том, что рука – в перчатке.
– Эй, – громкий шёпот сзади. Наверное, очередной портрет никак не может угомониться.
Но тут Вере постучали в спину согнутым пальцем – вполне себе живым. Она обернулась, и лунный свет пробежал по ножу, словно играя гамму.
– Варвара, положи нож! – приказал обладатель пальца. И тут же добавил, словно извиняясь: – Это цитата.
– Я знаю, – дёрнула плечом Вера. – А вы кто?
Она стучала зубами как от холода, но на самом деле, конечно, от страха.
– Да я, знаете, мимо шёл, гляжу – музей открыт. Вот и решил заглянуть. Интересно ведь – как оно в музеях ночью.
Вере тут же стало всё ясно: Ванька приголубил снотворный компот задолго до полуночи и не успел закрыть изнутри музейную дверь. Ещё неизвестно, сколько бродит по зданию таких любопытчиков.
– Сейчас милиция приедет, – сказала Вера.
– Тогда пошли скорей!
Вера неслась по лестнице, как бегала только в детстве от потенциального насильника. В Юлькином подъезде на неё однажды польстился чужой усатый дядька, полез под юбку, но Вера каким-то чудом вырвалась и убежала. Усатый сопел и мчался следом ещё лет десять – во многих Вериных снах. А сейчас за ней бежал любопытный ночной посетитель музея, не исключено, что тоже – насильник.
Ванька мирно спал, пуская слюни на газету с чайнвордом. Вера успела умилиться на бегу, после чего горло ей обжёг ледяной воздух Плотинки. Помчалась налево, к тем камням, по которым они с Юлькой и Бакулиной лазали вместе в третьем классе. На улице Воеводина хлопали дверцы машин и переговаривались мужские голоса. Милиция.
– Уф, – сказал ближайший камень голосом всё того же любопытчика. – Отлично бегаете, Варвара!
Они почти не видели друг друга, и в этом была бы своя прелесть, если б не свирепый холод, спустившийся на город этой ночью.
– Я домой, – сказала Вера. – Спасибо, что составили компанию.
– А я не тороплюсь, – отозвался невидимка.
Тут Вера побежала опять – мимо плотины, вверх по лестнице к Водонапорной башне, и – направо, по Пушкина, к Малышева. Нож она бросила по дороге в какую-то урну. Невидимка не отставал, Вера слышала его топот сзади и чувствовала себя школьницей на физкультуре, где её вновь обогнали все, включая толстую Бакулину.
Кашляя так, что можно было запросто выплюнуть лёгкие, Стенина вылетела, наконец, к троллейбусной остановке, где как раз готовился закрыть двери родной номер семь. Последний на маршруте и совершенно пустой, не считая, конечно, водителя. Вера вскочила на ступеньку – сзади её подсадила чужая рука.
Транспортное знакомство, опять.
– У вас есть абонементы? – церемонно спросил невидимка.
– Проездной, – прохрипела Вера.
Она села на «кондукторское» место, прижала сумку к груди. На спутника своего старалась не смотреть. Как от него отвязаться и надо ли?
Стенина вдруг поняла, что совсем его не боится – вот просто ни капельки!
– Как вас зовут-то? – спросил невидимка.
– Вера.
– Вервера! – развеселился он.
Троллейбус промчался через весь город и остановился на Белореченской, рядом с универсамом – хлопнул дверьми с каким-то вызовом. Вера вышла, не сомневаясь в том, что невидимка идёт следом.
– А вас как зовут? – спросила не оборачиваясь.
– Павел Тимофеевич Сарматов.
Это прозвучало так степенно, по-купечески, что Вера от души расхохоталась.
– А у меня-то что смешного? – обиделся Сарматов.
– Купец… – стонала от смеха Стенина. – Купец первой гильдии!
Теперь они оба смеялись как пьяные – с бабьими взвизгиваниями, слезами и стонами. Вера, всю свою жизнь презиравшая таких вот любителей поржать во весь голос, хохотала гиеной – и мышь внутри тряслась, как при аварийной посадке. Сарматов, тот уже просто рыдал от смеха и вытирал слёзы шарфиком – белым, в соответствии с прошедшей модой.
При свете фонаря, когда успокоились, Вере удалось наконец рассмотреть его лицо – оно было без пяти минут красивым, и в нём точно не было ничего купеческого.
Опомнилась Стенина, когда они почти что дошли до её дома – а ведь по плану, актуальному ещё час назад, Вера собиралась припрятать картину там, где её точно не станут искать, – в бывшей квартире Лидии Робертовны. Эту квартиру на Бажова свекровь давным-давно как бы продала, но новые хозяева внезапно уехали за границу и не подавали о себе вестей. Они заплатили ровно половину суммы, и пока суд да дело, за квартирой приглядывала Вера. Честно сказать, она надеялась, что свекровь оставит жилплощадь единственной внучке, но Лидии Робертовне столь банальное решение, судя по всему, просто не пришло в голову.
- Предыдущая
- 40/107
- Следующая
