Некроманты (сборник) - Перумов Ник - Страница 90
- Предыдущая
- 90/122
- Следующая
– Задремали, Игорь Ярославич? – участливо спросил водитель труповозки. Автомобильная сирена, мгновение назад вырвавшая некроманта из полусна, резко замолчала.
Игорь потер шею и виски, пытаясь отряхнуть остатки дремоты. Усмехнулся, припоминая приснившееся. Как, случается, перепутает все бессознательное, вырываясь на волю: не было в тот день пятнадцать лет назад на Келине ни черного плаща, ни рясы – некромант вышел к последователям в простом синем костюме и белой рубашке, без галстука. И над площадью не летал. А уж то, что он возвратил с той стороны террориста Ромашова, выяснилось много позже шоу с воскрешением. После того, как у Кашуриной началось отторжение подселенной личности и женщина во второй раз попыталась покончить с собой.
Вот ребенка – девочку, дочку Кашуриной и предводителя секты Справедливого Воскрешения, Милену – Одинцову и правда пришлось держать на руках. Хотя тоже не в тот день, а на суде. Девчонка орала как резаная, так что ее пришлось вынести из зала. Одинцов к тому времени свои показания уже дал и – узнать бы, кому пришла в голову безумная мысль – получил на выходе в руки орущий кулек с напутствием: «Уйми там ее, в коридоре».
Ух, он тогда попрыгал. Маленькая поганка замолчала, только когда Игорь догадался со всей силы дунуть ей в рот. Захлопала голубыми глазами, обиженно засопела – но успокоилась.
– Борь, а к чему дети снятся? – спросил Одинцов у водителя. Тот пожал плечами, усмехнувшись: «Дети-то? Вроде к новому делу».
– К новому. Со старым бы разобраться.
Верно, из-за этого расследования вернулся в сны некромант, устраненный пятнадцать лет назад. Слишком много последнее время приходилось Одинцову переходить, проводить посмертных допросов. Вот и вымотался.
Машина въехала в проулок. Игорь дождался, пока шофер выскочит и откроет перед ним дверь, взял с сиденья чемоданчик и выбрался из газели, на ходу оглядывая место преступления.
Паренек, совсем молоденький, с длинными светлыми патлами, опустив голову, шел прямо на стену. Задел виском водосточную трубу. Голова дернулась, на скуле и виске остался широкий порез, а в шве трубы – прядь волос. Парень ткнулся в стену лбом с таким звуком, словно кто-то невидимый попытался разгрызть орех. Беднягу откинуло назад, но он снова сделал шаг и впечатался головой в кирпичную кладку.
– Ходунка-то остановите! – крикнул Игорь издали.
Сашка Мунин поднял голову:
– Возвращать не велено.
– А так просто, по-человечески, парня вам не жалко? – пробормотал судмедэксперт, подходя ближе. Светловолосый парнишка бился и бился о стену, и ореховый звук становился все более хрустким и мерзким. Холодный ветер пробрался под пиджак. Одинцова передернуло.
– Извините, не положено, – проговорил коренастый оперок из местных. Видно, его не предупредили, что эксперт будет работать на улице, учитывая, что нет ордера на возвращение.
– Одинцов, полиция Советского района.
– Тогда милости просим, – весело сообщил оперативник, которому уже махал рукой Мунин, пытаясь предупредить, что эксперт не любит фамильярности. Одинцов прошел мимо, одарив весельчака тяжелым взглядом. Тот сразу притих и опустил глаза.
Второй Сашка, Хугин, длинный и черный, как ворон, стоял рядом с парнем у стены и невозмутимо наблюдал, как тот крошит себе череп.
– Я пытался остановить, Иггорь Ярославич, – проговорил он, чуть заикаясь, – так погганец мне чуть плечо н-не вышиб.
Заикался Хугин с тех самых пор, как умер впервые, поймав пулю в погоне за подозреваемым. Потом, когда он сам передал в прокуратуру приказ о невозвращении своего убийцы, заикание почти исчезло, но напоминало о себе тотчас, стоило Сашке понервничать. Нынче было от чего. Они шли по следу некроманта вторую неделю. Ежедневно Одинцову приходилось нырять в лес на допрос, а Хугину и Мунину – вылавливать по улицам уныло бредущих «ходунков». Но ни лесные допросы жертв, ни самые тщательные осмотры тел упокоенных зомби пока не дали следствию ни одной толковой зацепки.
Одинцов окинул взглядом «ходунка»: парнишка не просто таранил лбом стену – его руки и ноги мелко тряслись, на губах еще видны были остатки пены.
– Ну, что думаешь? – спросил Хугин, поглубже запахивая черный, лоснящийся, как вороново крыло, плащ.
– Да что тут думать, – встрял Мунин. – Наш это. Серия. Как знал…
– Не к-каркай, дурилка, – оборвал его напарник. – Еще бабушка надвое сказала. Пока Иггорь Ярославич не скажет, что почерк тот же – н-не серия это.
Одинцов положил чемоданчик на асфальт. Жестом поманил к себе полицейского. Тот удивленно заморгал, еще не понимая, что требуется, но к нему подскочил Хугин и подтолкнул опера, так что парень в пару шагов оказался за спиной эксперта.
– Ходунка кладите, – проговорил Одинцов, раскатывая брезент. Полицейский все еще стоял столбом, глядя на полсотни ампул в чемоданчике эксперта.
– Парня клади, – рыкнул на него Одинцов.
Разом растерявший веселость опер бросился помогать Мунину, который попытался не позволить мертвому парнишке очередной раз ткнуться в стену. Лобная кость бедняги уже превратилась в крошево, и удары теперь напоминали не разгрызание ореха, а неопределенный, но неповторимо гадкий звук, словно какой-то идиот кидает о стену большой кусок студня. В глаза парнишке тек раздавленный мозг.
Мунин вдвоем с постовым все-таки оттащили бедолагу от стены и подволокли к эксперту. Одинцов уже набрал в шприц миорелаксант, вколол мертвецу через рукав. Спустя пару секунд тот обвис на руках полицейских. Его уложили на брезент, и Игорь наконец мог разглядеть жертву.
– Можно подумать, если возвращать не велено, так мне и показания снимать вот с такого… – пробурчал он раздраженно. – Эх, маньяк не ловится, не растет кокос… Оцепите, Саш, чтоб на меня кто не наступил.
– Игорь Ярославич, – спросил Мунин, – может, не с улицы? Или хоть бригаду вызовем…
Хугин встал между напарником и экспертом, загораживая друга от убийственного взгляда Одинцова.
– Бриггаду? – одними губами произнес он и выразительно постучал по лбу пальцем, мол, совсем дурак. Если такой некромант сам не вернется, его никакая бригада не вытащит. Мунин пожал плечами, мол, а я что, просто предложил.
– Дождь со снеггом обещали, Иггорь Ярославич… – заметил как бы невзначай Хугин. – Давайте мы п-парня в подъезд занесем. Там, наверное, сподручнее будет.
– Наверное. Но я уж лучше тут, у стеночки, – отозвался Одинцов. Его указательный палец замер над рядами ампул. От гексенала после пробуждения болела голова и выпадали фрагменты предыдущего дня. Ретроградка в его профессии – дело привычное, но последнее время восстановление потерянных воспоминаний требовало не только усилия воли, но и медикаментов, которых в крови и так было слишком много. С тиопентала натрия голова здорово кружилась, и несколько дней держалось слюноотделение, как у собаки Павлова. Одинцов, поразмыслив, выбрал второе лекарство: пусть башка кружится, лишь бы помнить, от чего. Он закрепил на предплечье «прогулочную» кобуру – широкий ремень с кармашками для ампул. Подсоединил к кобуре таймер, который через восемь минут активирует подачу полупроцентного раствора седуксена, потом второй – одиннадцатиминутный – на однопроцентный раствор тиопентала натрия. Последнее время возвращение давалось тяжело – каждый второй поход заканчивался не базовым седуксеном, а барбитуратами. Но такая уж работа, не опаснее, чем у Хугина и Мунина. Они под пули лезут каждый день. Вот Сашку Хугина – уже однажды убивали. А кто знает, сколько смертей ему природой отмерено – иной по пять раз воскресает, а иному и одной пули бывает достаточно. От нервной системы зависит, внутричерепного давления, гормонов.
Так уж повелось – дано обычному человеку больше одной жизни. Второй шанс. Заботится о тебе твой собственный мозг – запускает систему заново, если ты ее не слишком загадить успел. Возвращаешься ты после смерти в собственное тело и понимаешь – умнее надо быть, на рожон не лезть, а иначе в следующий раз обратной дороги не будет. Поэтому Хугин такой осторожный, а Сашка Мунин – нестреляный – лезет, куда не просят. Значит, придет и его время из зимнего леса обратную дорогу искать, подставиться.
- Предыдущая
- 90/122
- Следующая
