Мое тело – Босфор - Бокова Лола - Страница 4
- Предыдущая
- 4/47
- Следующая
- Я ведь не замуж за него выхожу, - игриво заявляет она. Тем более он женат!
Шляпа тем временем вынашивает план мести. Немка оказалась его старинной приятельницей.
Али, роковой чернобровый ловелас, рисуя нам тату чуть ниже поясницы, рассказывает, что некоторые русские мадам уже взяли пример со своих немецких соратниц и готовы вступать в деловые отношения. Но среди русских женщин купля любви пока не получила широкого распространения.
Стоит ли говорить, что на фоне немок, олицетворяющих потребительский подход к мужскому полу, русские женщины слывут небесно романтичными и дружелюбными.
Вы другие, - говорят турки с уважением, - у вас чувства, слезы.
Мы не можем покупать физиологию. Мы сами выставляем себя напоказ и продолжаем шокировать чужестранцев чем только можем: чересчур короткими юбками, высокими каблуками (по которым сразу определяются русские женщины на отдыхе), крашенной белокуростью и компанейским безрассудством, книжной интеллигентностью и беспробудным пьянством.
Одна девушка во время экскурсии спросила:
- А что это у вас везде такое, вроде как ракета, а рядом что-то круглое?
Ей терпеливо объяснили, что мечеть. А другая поинтересовалась - почему мечеть без икон, внутри вся в кафеле и похожа на турецкую баню?
Нам все прощают.
Для русских и цены другие - пятьдесят процентов от тех, что немцам говорится. Спрашиваем про ковры, мол, сколько? - по 150. Да ладно, говорим мы, русским отдайте дешевле, вон, немцы богатые, им по 150 и продавайте! Что вы, машет руками продавец, мы вам русский цена говорим, немцам по 300 отдаем! Вот смотрите.
И правда, уехали немцы с коврами по 300.
Конечно, если Турция для немцев - третий мир, а для нас все равны.
Наконец засверкало. Я попираю босыми ногами восьмое чудо света, и прежняя жизнь уже не вернется. Я слепну от белоснежного сияния и исчезаю в вязком осадке опасных для европейского разума мутных вод единственного в мире источника Pamukkale. Священный Поток уносит меня все дальше и дальше от нестерпимой московской гари, прохладных лиц и ненужных визитов. Уже как в тумане суета телекамер, решетка груженой рамсторовской тележки и зыбучие пески половых отношений. Я никогда больше не буду читать книг, в них абсолютно все - вранье. Правда - здесь, в этой теплой луже без запаха и смысла, я высовываю из нее свою рыбью голову и трогаю плавником край вселенной. Меня уже давно нет с вами, Господа. Со мной - Дарья, мое второе “я”. Мы - две половинки одного имени - мы мажем друг друга грязью и с визгом и хохотом падаем в горячий источник, поднимая фонтан брызг. Я рисую у него на лице историю африканских племен и он превращается в неотразимого бушмена. Ему безумно нравится быть моим “грязным негром”. Он даже выучил эти слова по-русски. На самом деле, это прозвище родилось из страшно неприличного анекдота, который он сам же мне и рассказал. Абсолютно счастливые, мы ныряем в глубины веков. H2O легко пузырится где-то над нашими головами и здесь, среди бурых камней, я торжественно хороню свое одиночество.
Мягкая женщина
Вечером мы с Таней сидим на балконе среди фиолетовых цветов, слушаем сладкие и тягучие, как восточный десерт, турецкие песни, в которых слышится мотив смертельной страсти, и думаем о том, что дома все совсем по-другому, и это, наверно, цивилизация во всем виновата. Это она вытравливает все живые проявления сексуальности у целых народов. Там, где цивилизация умов еще не состоялась, бушуют первобытные страсти. А может, мы просто перепутали жанр курортных романов с образом жизни.
Шляпа уже ждет меня. Сегодня он поверх красной рубахи одел черный кожаный пиджак, и стал похож на героя из фильмов Альмадовара. Он чем-то удручен.
- Я так долго ждал тебя! Мне стало казаться, будто все наши встречи мне приснились. Боялся, что ты выйдешь, и сделаешь вид, что мы незнакомы.
О душа моя, я избавил тебя от всех закоулков, я отвратил от тебя пыль, пауков и сумерки.
О, душа моя, я смыл с тебя маленький стыд и добродетель закоулков и убедил тебя стоять обнаженной пред лучами солнца.
Из почерневших глубин райских кущ слышен знакомый пьяный говор. Вечер вновь сгущает безысходную тоску вечно лишних на родине русских баб, и пьяным нахрапом они штурмуют и без того открытые турецкие крепости. Выпьем? - Выпьем. Disco? - yes, evet, disco! Варум, тешекюр эдерим, знание языков необязательно, благополучный вавилон, межполовое эсперанто, жесты - для пересказа разных пустяков. И - без тормозов - резко ввысь по крутой эрозии горной тропы. Удержишься - не удержишься. Риск баламутит бабью кровь, быть может, в последний раз. Если повезет - не в последний. А вокруг с показным пофигизмом встали синие горы - молчаливый свидетель безумных проявлений загадочной русско- восточной души.
- Дарья! Дарья!
- Что такое?
- Прости, мне показалось, ты где-то совсем далеко. Я испугался.
Странно, где же я еще должна быть, если он со всей страстью вклинивается в мое белое тело. Еще и развернув меня спиной к себе.
Разгоряченные, мы лежим, прикрыв глаза.
- Скажи, а я толстая, да?
Шляпа удивленно открывает правый глаз:
- Ты шутишь? У тебя самая красивая фигура. Ты же женщина! Женщина должна быть мягкой. А ты фантастически женственна.
ххх
Я возвращаюсь домой и ставлю в магнитофон кассету, которую мы купили во время прогулок со Шляпой. Читаю записку на столе: «я на гастролях, не скучай, Славик». Вряд ли он на гастролях, впрочем, почему бы это не назвать «гастролями»? Хорошо хоть никто не будет давить на психику. Начинаю распаковывать сумку и слезы вдруг начинают литься по лицу ручьями. Хочу остановиться, но не могу. Как же я теперь буду жить???
Пытаюсь разобраться в чем дело. Скучаю по Шляпе? Скорее по сизой горе на горизонте, по широким просторам, по фиолетовым цветам, увивавшим наше окошко и… по своей новой подруге.
Моя квартира кажется мне консервной банкой, для которой у меня нет подходящей открывалки. Надо срочно позвонить Тане.
- Ты?
- Да.
- Что делаешь?
- Я не знаю, что делать. Знаешь, я забыла, как жила раньше.
«Октябрьские купальни»
Проходит лето. Шляпа, подобно Петрарке, пишет любовную лирику, которую я ежедневно получаю по «мылу». Не проходит и дня, чтобы мы не созвонились с Таней. Таинство, совместно пережитое, отделяет нас двоих от всего остального мира. Мы сроднились как сестры.
- Тань!
- ???
- Мы должны вернуться в Турцию.
- Да я только об этом и думаю! Сама знаешь.
- Когда же наконец? И куда – в Аланью или Кемер? Может, в Мармарис?
- Давай как всегда. Открой какую-нибудь книжку!
Я беру с полки первую попавшуюся книгу, открываю не глядя и держу пальцем неведомую строчку.
- Ну что?!
- Сейчас. Читаю: «как печален вид октябрьских купален…»
Мы смеемся. Время вылета нам уже известно.
Правда, от нашего предсказания слегка повеяло осенней грустью.
Выясняя финансовые параметры октябрьских купален в интернете, я натыкаюсь на русско-турецкие лав-стори. Что и говорить, чувствительны мы до безобразия. Наши сайты о Турции завалены откровенными признаниями сорокалетних, несовершеннолетних, замужних и одиноких баб о невероятных встречах, счастливых романах и реализации несбыточных надежд.
Здесь есть стихи, посвященные священной земле (патриотам есть над чем задуматься), и даже пьесы, обещания вернуться и бабий восторг, омраченный редким разочарованием:
“Он немного зарабатывал и я не требовала от него походов по ресторанам и дискотекам. Но все было так мило, романтично, наивно, свежо. Боже! Я забыла про свои 43!”
“Турецкая любовь?! Да все они бабники и обманщики.”
“Но неужели это я, девочка с глазами по пять копеек, сижу в самолете, выполняющем рейс Шереметьево- Стамбул, бросившая все для того, чтоб вновь пусть не надолго увидеть ЕГО?! Сердце бьется через раз, коленки предательски дрожат, несмотря на выкуренные ещё в Шереметьево полпачки сигарет...”
- Предыдущая
- 4/47
- Следующая
