Из Багдада в Стамбул - Май Карл Фридрих - Страница 19
- Предыдущая
- 19/89
- Следующая
– Держи, если сможешь обойтись без меня.
– Беббе никогда не нарушает обещаний. Я останусь на стороне моего защитника, пока он в опасности, и я еще посмотрю, как члены нашего племени осмелятся напасть на людей, находящихся под моей защитой.
– Твоя защита – это не защита племени. Твое безумие станет твоим несчастьем, ты погибнешь с этими людьми.
Шейх поднялся и направился к лошади.
– Это твое окончательное решение? – спросил брат.
– Да. Если ты останешься здесь, я ничего не смогу для тебя сделать, кроме разве что приказа не стрелять в тебя.
– Этот приказ не имеет смысла. Я убью каждого, кто будет угрожать моему другу, даже если этим человеком окажешься ты, а потом пусть убивают и меня.
– Делай что хочешь! Аллах пожелал, чтобы ты потерял рассудок, пусть он охраняет тебя, раз уж я не смог этого сделать. Я ухожу!
Он сел на лошадь и собрался уезжать. Но тут Линдсей вскинул ружье и наставил прямо в грудь шейха.
– Стой, старичок! – произнес он. – Слезай, или я немножко застрелю тебя. Да!
Шейх повернулся ко мне и спросил:
– Что хочет этот человек?
– Застрелить тебя, – спокойно ответил я, – ибо я еще не разрешил тебе покидать это место.
По суровому выражению моего лица он понял, что я не шучу. Видел он и то, что англичанин держит руку на спуске. Он снова повернулся и гневно закричал:
– Чужеземец, ты обманщик!
– Шейх, еще раз повтори это слово – я дам знак часовому и ты труп!
– Но ты ведешь себя предательски! Я прибыл как посланник своего племени и должен беспрепятственно вернуться назад.
– Ты не посланник, а предводитель своего племени, право посредника за тобой не закреплено.
– А ты знаешь, что такое право народа?
– Я-то знаю, но тебе это неизвестно. Может, ты когда-нибудь слыхал об этом, но твой дух еще не вырос до этого. Право, о котором ты говоришь, включает честность в борьбе, предусматривает предупреждение противника о том, что ты нападешь на него. Сделал ли ты так? Нет. Ты напал на нас как разбойник, как стервятник, терзающий голубку. И после этого удивляешься, что тебя считают разбойником? Ты пришел к нам, поскольку считаешь нас трусами, но правда совсем иная. Ты покинешь это место, когда я этого захочу. Если захочешь сделать это сам, это будет стоить тебе жизни. Слезай с лошади и садись сюда. И не забудь, что я жду от тебя учтивости и смерть твоя нам не нужна – она последует, только если беббе нападут первыми.
Он нехотя повиновался моему приказу, но все же не преминул заметить:
– Мои люди отомстят за меня!
– Мы не боимся твоей мести, и ты знаешь это и еще узнаешь. Давай лучше вспомним о том поводе, который привел тебя к нам. Говори, шейх Газаль Габойя, давай разберемся.
– Вы наши враги, ибо примкнули к беджат, чтобы ограбить нас.
– Это заблуждение. Беджат встретились с нами, когда мы расположились лагерем на ночлег, и их шейх Хайдар Мирлам пригласил нас к себе в гости. Он сказал нам, что собирается на праздник к джиаф, и мы поверили ему. Если бы мы знали, что он собирается напасть на вас, мы бы к нему не примкнули. Он забрал ваш скот, когда мы спали, а когда я разузнал об этом, то высказал ему все, что об этом думаю. Ты же напал на нас, хотя мы не боялись вас, а только избегали боя, пытаясь доказать, что мы невиновны. А ты тем временем не оставлял нас в покое. Я пришел в твой лагерь, забрал пленных, вы не потеряли ни одного человека, хотя в лагере можно было устроить настоящую бойню. Вы стали на нас охотиться, мы поймали твоего брата, но с него не упал ни один волосок. Подумай, шейх, ведь мы отнеслись к тебе не как враги, а как друзья! А вместо благодарности ты адресуешь нам злые слова и оскорбления! Вместо того чтобы попросить прощения, ты заставляешь нас сделать это. Аллах рассудит нас! Мы тебя не боимся!
Он слушал меня вполуха и ответил на мою речь так:
– Твое повествование было долгим, чужеземец, и все, что ты поведал, – ложь.
– Докажи!
– Это нетрудно сделать. Беджат – наши враги. Вы были при них. Значит, и вы наши враги. Когда мои люди преследовали вас, вы убили их лошадей. Это дружба?
– А дружба ли то, что вы нас преследовали?
– Ты заморочил мне голову. Ты бьешь по лицу храбрейших моих воинов, сбрасываешь их с коней как надоедливых червей. Это дружба?
– Ты напал на меня, поэтому я ответил тем же! Твои храбрые воины пытались меня унизить, и я показал им, что они против меня черви.
– Твои удары по лицу были величайшим оскорблением! Униженный требует твоей крови!
– Мои удары не оскорбление, а честь для него, поскольку ты еще разрешил ему бороться на твоей стороне. Если ему нужна моя кровь, может приходить и забирать ее.
– И наконец, вчера вечером ты украл лучших наших лошадей. Это дружба?
– Я забрал у вас этих лошадей, потому что вы застрелили наших. Все твои обвинения фальшивы и безосновательны. У нас нет ни времени, ни терпения испытывать свои нервы. Скажи коротко, чего ты хочешь, и мы тут же дадим тебе наш ответ.
Шейх начал:
– Я требую, чтобы вы пошли с нами…
– Дальше! – прервал я его.
– Вы передадите нам ваших лошадей, ваше оружие и все, что у вас есть…
– Дальше!
– Ты извинишься перед человеком, которого ударил…
– Дальше!
– Потом можете ехать, куда хотите.
– Это все?
– Да, ты видишь – я краток.
– Из чего должно состоять мое извинение?
– Из слов, которые мы определим. Я надеюсь, ты примешь мои условия?
– Нет. Не вы, а мы должны требовать у вас. И желание твое безосновательно. Как я могу возмещать вам убытки, когда вы отняли у нас все? Я прошу вас отпустить нас подобру-поздорову, вам же будет лучше. Не забудь, что ты находишься в моих руках!
– Ты что, дашь меня убить?!
– Не убить, а застрелить, как только беббе выкажут малейшую враждебность по отношению к нам.
– Они за меня отомстят, я вам уже говорил.
– Они не отомстят, а только навредят себе. Посмотри, шейх, в этой винтовке двадцать пять пуль, а в ружье – две. В каждом из двух револьверов – по шесть зарядов, а в твоих пистолетах, которые ты видишь здесь, в моей сумке, – по два. Так что всего сорок два, это без перезарядки. Мои спутники вооружены не хуже, и к тому же мы находимся в таком месте, куда одновременно не войдут и два человека. Все твои люди погибнут, даже не ранив ни одного нашего. Внемли мне и своему брату. Оставь нас, дай нам уехать!
– Чтобы меня обсмеяли и насмехались до конца дней? Откуда в винтовке так много пуль? Я не верю.
– Я не обманываю. Силадары (оружейники) полуденной страны лучше ваших. Посмотри сюда!
Я показал ему устройство штуцера и револьвера, и его озабоченное лицо означало, что я выбрал верную тактику.
– Аллах велик, – бормотал он. – Отчего он не дал своим правоверным детям власть над таким искусством?
– Аллах велик потому, что он дает такое оружие в руки благоразумных людей… Что ты решил?
– Господин, я видел ваше оружие, оно лучше нашего, но мы все равно его не боимся. И тем не менее я прошу оказать нам милость и дать то, что мы потребуем.
– Что тебе нужно?
– Шесть наших лошадей, забранных у нас, плюс твоего вороного. Кроме того, это ружье с двадцатью пятью пулями и два револьвера с шестью, и мои собственные, украденные из палатки. И больше ничего.
– Ты не получишь своих лошадей, ибо убил наших, мой жеребец тоже тебе не достанется – он стоит тысячи ваших коней. И оружие мое мне нужно самому, а чтобы показать тебе, что я настроен миролюбиво, ты вернешь себе свои пистолеты и ружье, при условии, что оставишь нас в покое.
– Подумай, чужеземец, что ты говоришь…
Он застыл, потому как снаружи грянул выстрел, еще один, еще и еще. Я повернулся к англичанину:
– Что там, сэр?
– Доян! – ответил он.
От этого слова я как наэлектризованный бросился к проходу. Это была моя борзая. Курды устроили на нее настоящую охоту, но пес был достаточно умен, чтобы обогнуть охотников стороной. Доян был таким измученным, усталым, что маленькие проворные лошадки беббе без труда настигали его. Пес был в опасности, его могли застрелить. Я прыгнул к коню.
- Предыдущая
- 19/89
- Следующая
