Озорники - Полетаев Самуил Ефимович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/57
• Следующая

— Поймать бы ему, подружку, сразу бы повеселел. А корму ему не надо. Там камни в зеленой плесени, он пощиплет и сыт, ему это то же, что травка для теленка…

— Насчет подружки я с тобой согласен. Ведь у него тоже душа, а душа не может без дружбы… А вдруг у него страшная тоска, когда он один? Особенно ночью, когда темно и ничего не видно. Забьется под камешек и дрожит-дрожит… Нет. надо его в речку отпустить… Или выпустить к нему несколько рыбок…

— Чего это ты вдруг замолчал? Вспомнил чего?

— Чего-то вдруг спать захотелось…

— Давай поспим немного.

— Гуд бай!

— Гуд бай!

Мук обратил внимание на то, что в сеансах связи между цирвальцами начинают повторяться комбинации сигналов, связанные с фонограммой «Оза и Мимоза». Очевидно, в этой фонограмме для них заключалось что-то неясное, какие-то неизвестные функции гравилета, какой-то узел, который позволил бы им оторваться от Цирваля. Несомненно, они готовились к отлету, и это было бы катастрофой, ибо, оторвавшись, они не смогли бы вернуться. Мысль присоединиться к ним, взять на себя руководство полетом и привезти их в качестве пленников на Клиасту при всей соблазнительности отпадала ввиду неизвестных последствий полета для цирвальцев. Да и технически это неосуществимо. Условия для их жизни существовали только в кислородно-азотной атмосфере, но как они себя почувствуют за пределами ионосферы, где проходят разнородные жесткие излучения, — выживут ли цирвальцы? Конечно, их можно было бы законсервировать и доставить сперва на орбитальную станцию, а потом и на Клиасту, но тогда для их реанимации надо захватить весь комплекс условий окружающей среды, а это даже при высочайшей технике и науке Клиасты было невозможно. Нет, ничего другого не оставалось, как все-таки попытаться выставить их, и Мук, выведенный из себя, пустил в действие еще один поток, на этот раз вызванный не пучком высокой температуры, а наоборот — резкой и внезапной заморозкой газовой среды.

Эффект был опять не тот, на который он рассчитывал: цирвальцы вовсе не заторопились из гравилета, они просто стали кутаться, натягивая на себя покровы, прятать конечности под мышки и дышать в открытый ворот одежд. Но не убирались! Укрывшись с головой, они застыли в неподвижности. На экране видно было, что все их системы жизнедеятельности работают на ослабленных режимах, и такое состояние делало их нечувствительными к любым колебаниям внешней среды. Целая серия взрывов, менявших температуру с высокой на низкую и наоборот, а также свист, гул, ураган были растрачены впустую — цирвальцы спали глубоким сном. Вместо выдворения Мук добился их полного успокоения, и неизвестно, сколько это их состояние будет продолжаться.

Самым неожиданным после всех этих манипуляций явился поток жидкостных струй. Они обрушились сверху, застали Мука и Лаюму врасплох. Под их освежающим воздействием Мук словно бы очнулся и услышал голос Лаюмы. Лаюма фосфоресцировала, вяло шевеля ответвлениями, как бы плывя навстречу потоку. Мук чуть разэкранировал себя и Лаюму. Свежий заряд ворвался в их истощенные бессильной борьбой системы и принес облегчение. Но только на время. Потоки влажных струй не прекращались, стоял неумолчный грохот. Но даже эти смертоносные потоки не действовали на цирвальцев, которые мирно почивали, демонстрируя тем самым чудовищные запасы биологической прочности. Это были поистине совершенные биокомплексы, которым предстояла ясная, долгая, хотя, быть может, и не без рецидивов взаимоистребления, но все же победоносная эволюция к вершинам цивилизации.

Истощались силы клиаргов. Бури, врывавшиеся в раскрытые участки экранов, делали свое разрушительное дело. Вспышки биологического возбуждения сокрушительно опустошали все их ресурсы. Лаюма была провидицей, предчувствуя гибель… Однако мысль о ее неизбежности несла в себе тайную надежду смертью приобщиться к празднику жизни, который им суждено было испытать хотя бы на миг. И пусть им не удалось донести факел жизни до Клиасты, но жизнь — она есть, та жизнь, которая останется и которая может спасти их планету. И теперь оставалось лишь дать последнюю информацию о ней на орбитальную станцию — такой резерв был предусмотрен. Немного информации, меньше той, которая была у них, но все же достаточной, чтобы донести до Клиасты основные факты, открытые ими на Цирвале. На это уйдет последняя энергия клиаргов. Мук даст команду автоматическим приборам орбитальной станции — и ракета уйдет в долгий и многотрудный полет к берегам погибающей, бесконечно дорогой им Клиасты. Ценою смерти на Цирвале Клиаста получит волшебно заманчивую гипотезу о родстве клиастянской и цирвальской цивилизаций.

Мук обратил свой последний радостно-вдохновенный взгляд на Лаюму. Лаюма мягко светилась в потоках струй и была прекрасна. Сферические очертания ее, наполненные розоватым свечением, были законченны и хороши особой жертвенной красотой. Лаюма догадывалась о его решении: система, которая связывала их, нередко делала мысли и чувства одного мыслями и чувствами другого. И тем не менее она с нетерпением ждала полного разэкранирования…

Мук в последний раз оглядел мирно спящих отроков.

Сейчас будут полностью израсходованы энергетические ресурсы грави-лета, практически он перестанет существовать.

Но тихая, ликующая уверенность, что этот взрыв не затронет мирно спящих детей, давала смелость для последнего шага. Тогда же Мук решился и на другую акцию — инъекцию собственных личностей в юных цирвальцев.

Это была заурядная операция облучения, которая не требовала прямых контактов — два или три энергопучка, направленных в верхние шаровидные образования цирвальцев, равные примерно двум или трем подзатыльникам, могут вызвать легкое сотрясение, совершенно безопасное для здоровья.

Перестав существовать в своих собственных системах, Мук и Лаюма своими геноэлементами войдут в измененный состав личности цирвальцев. Добрые подзатыльники, таким образом, принесут самый благотворный результат. Как ни парадоксально, такие средства воздействия на личность были уже известны во времена домостроя. Поистине новое — это хорошо забытое старое!

Итак — последний обмен информацией.

Последнее излияние чувств.

Последние взаимные благодарности за счастье хотя и не вечного, но довольно-таки редкого по своему благополучию союза любви.

— Лаюма, приготовься!

— Любимый, я готова, я жду!

Луч направлен. Информация на орбитальную станцию собрана в эвако-узел для передачи. Осталось довести автомат до нулевой отметки, за которой последует взрыв. А между тем поток струй не прекращался. Вспыхивали молнии. Громыхал гром. Дальние горизонты дымились от испарений. Жизнь шла своим чередом — вечным, неистребимым, бессмертным водоворотом. Стрелка дрожала, снижаясь к своей смертельной отметке. Ярко и устрашающе прекрасно проносились буйные картины Цирваля. Жизнь чужая вот-вот ворвется и рассеется в клиаргах чудовищным разрядом. Все ниже и ниже опускается стрелка…

И возникают какие-то последние апокалипсические видения. Сияя и переливаясь сиреневыми огнями, летит табун гривастых животных с тихим и заливистым ржанием. Они несутся мимо, словно энергетический вихрь, оставляя за собой длинные, легкие и прозрачные тени. Навстречу далекой звездочкой мерцает орбитальная станция. Тонким зуммером гудит музыка потревоженных сфер. Это звучит время, это гудит пространство, ожившее в звуке. Это летит ракета навстречу угасающей Клиасте как благовестник возрождения..

После сильного ночного ливня в пещере было сыро и мрачно. Сквозь туман пробивалось теплое дыхание солнца. Из пещеры видна была яркая голубизна неба. Мимо скал плыли волокнистые клочья облаков. Внизу грозно гудела река, разбухшая после ночной грозы.

Занималось утро, полное следов замершей битвы. Осыпи на склонах, вывернутые из старых гнезд валуны, сосны, упавшие в реку ветвями. Но спокойно и величественно поднимались вдали синие ярусы леса. Утро занималось, как песня победы жизни над смертью. Звуки горна летели над долиной и дробились эхом в скалистых уступах предгорья..

• Предыдущая
• 24/57
• Следующая