Одна Ж в Большом городе - Голубицкая Жанна - Страница 46

– Есть, как не быть. Хутор енто. А тебе там чаво? – подозрительно спрашивает бабка.

Не придумав ничего лучшего, говорю, что я, дескать, из собеса. Бабулька вдруг радостно всплескивает руками:

– Ой, ну слава богу, приехали! Можа, хоть закроете богадельню енту?! А то ведь ходют ночью по кладбищу, как вурдалаки, а утром оруть, окаянные…

Причитая, она провожает меня через всю деревню до последней избы, потом боязливо крестится и прощается:

– Ну, далее я не ходок, прости, Господи! А хуторок-то вона он! Прямо и ступай, дочка. Ежели что, сразу бегом ко мне: мой дом третий слева, а я уж мигом подмогу соберу.

Иду через луг к дому на пригорочке. Вместо второго этажа – жилой чердак, доски почти черные, в зазорах обильно разросся мох – в общем, дом довольно старый. Но крепкий. Видно, построен на совесть. Почти сразу за околицей начинается густой лес. На опушке перед ним – могильные кресты: похоже, то самое кладбище. Вокруг дома стоит зловещая тишина, даже птицы ее не нарушают. Собираюсь с духом и стучу в мутное оконце.

«Проходи, двенадцатой будешь!»

Дверь открывает полная женщина лет шестидесяти в белом спортивном костюме. На Бабу-ягу похожа едва ли: улыбается вполне приветливо и моему появлению как будто совсем не удивлена.

– Чего боишься? – спрашивает с ходу.

Секунда замешательства, и я… принимаю вызов:

– Заразиться боюсь. Атипичной пневмонией!

Тетка понимающе улыбается:

– Тебе повезло, будешь двенадцатая. Больше я не беру, у меня курс 12 дней, на каждую – по дню. Так эффекта больше. Что привезла – заноси.

Я молчу: подружка упомянула лишь про белый наряд. Кроме него (но он на мне!), у меня лишь сумочка, в которой притаился диктофон.

– Нет ничего, что ли? (Я виновато киваю.) Ладно, будешь убирать и готовить. Проходи.

В горнице за большим столом с самоваром сидят одиннадцать женщин; возраст, лица, взгляд – все разное. Общего – только белый цвет одежды. Они молча освобождают мне место за столом и наливают чаю. Никто ни о чем не спрашивает. Я беру со стола баранку и «превращаюсь в уши».

Все – к «матери»!

Тетку, открывшую мне дверь, называют здесь Маврой Кузьминичной или попросту – мать. В прошлом Мавра Кузьминична много лет подряд вела женскую группу здоровья в неврологическом санатории неподалеку. Потом времена изменились: санаторий закрыли, и Мавру сократили. Тогда она выкупила по дешевке дом на хуторе, сама его отремонтировала и стала принимать на каждые двенадцать дней по двенадцать женщин, жалующихся на те же проблемы, с какими ей приходилось иметь дело в санатории. К Мавре обращаются в основном женщины, которым мешают полноценно жить расшатанные нервы, – страхи, фобии и стрессы, связанные с работой или личной жизнью. Денег Мавра Кузьминична не берет: просит только приезжать со своими продуктами из расчета на две недели собственного пропитания. Женщины вместе готовят, гуляют на свежем воздухе, а Мавра проводит с ними занятия по какой-то особой своей методике.

Узнаю, что до вечерних занятий остается час. Окончив чаепитие, женщины уходят на чердак отдыхать, а я остаюсь убирать со стола, потому что ничего не принесла. Мне вызывается помочь девушка, назвавшаяся Аней:

– Ты от страха или от любви?

– От страха, – говорю.

Аня радуется:

– Вот и я тоже. Думала, с ума сойду, пока про Мавру не рассказали…

Исповедь по звонку

– Отсюда женщины через двенадцать дней выходят с благодарностью: помолодевшими и избавившимися от всех неприятностей. А в Америке вон, говорят, годами к психоаналитикам за бешеные деньги ходят, а толку чуть. А здесь и расходов-то никаких: только отпуск вон на две недели взяла да спортивный костюм купила. У Мавры условие: нарядов с собой не тащить, но обязательно иметь такие вещи, чтобы можно было одеться полностью в белое (она уверена, что белый цвет способствует психологическому очищению). Я здесь только неделю, – добавляет Аня не без гордости, – а уже на человека стала похожа, разговариваю вон нормально. А до приезда сюда уж и людей, помню, начала шугаться… Здесь все сначала стесняются! А потом как бы раскрываются и – становится легче. Скоро сама увидишь!

В горницу входит Мавра, садится во главе стола и бьет чайной ложечкой по латунному самоварному боку. Мы с Аней устраиваемся по левую руку от «матери». Через секунду на «звонок» сбегаются остальные обитательницы «странного дома».

Занятие заключается в том, что все женщины по очереди рассказывают свою историю. Начинают по часовой стрелке – с Ани (мне как новенькой позволяется пока просто послушать). Нимало не смущаясь (чувствуется, что к слушателям она уже привыкла) и даже не без юмора, Аня начинает свой рассказ.

А больной-то мнимый!

…Ей тридцать лет, преподает в школе, была жизнерадостной и пышущей здоровьем женщиной, пока в ее дачном поселке не начал строить дом некий маг-целитель. Соседки-дачницы пошли к ведуну косяком (заодно подпитывая его строительные фонды). Аня в сверхъестественные силы не верила, и уговорить ее на аналогичный визит соседкам долго не удавалось. В конце концов любопытство и летнее безделье (каникулы) все же привели ее в дом (вернее, на фундамент) к чародею. За «диагностику» колдун просил весьма скромную сумму – основной доход он получал с «лечения». Маг завел Аню в душный хозблок и поставил посреди помещения лицом к единственному оконцу, из которого нещадно палило солнце. Сам же встал за ее спиной и принялся совершать руками какие-то движения, которых пациентка, понятное дело, не видела. За пятнадцать минут чародейства Ане дважды становилось нехорошо, и маг любезно приносил ей в жестяной кружке воды из ведра и позволял посидеть пару минут на колченогом табурете. Ее «нестабильное» состояние он объяснил воздействием своей живительной энергии на ее многочисленные болезни. В общем, от волшебника Аня ушла, лишившись 500 рублей и приобретя список заболеваний, больше напоминающий заключение врача-патологоанатома…

– С того момента, – говорит Аня, – я почувствовала себя живым трупом, который уже получил на руки свой некролог и только по ошибке продолжает еще топтать грешную землю. Постепенно подавленное состояние все больше усугублялось: у меня постоянно болели то сердце, то голова, стали трястись руки. Потом появился страх смерти: я боялась выйти из дома, мне казалось, что именно сегодня я неожиданно умру. В школе сказали: еще раз больничный возьмешь – выгоним. Муж сначала подшучивал, потом пригрозил: мол, если и дальше будешь от супружеских обязанностей увиливать, брошу… А какой тут секс – мне и жить-то по большому счету уже не хотелось…

Все болезни – от нервов

Следующей выступает Ира – тоненькая девушка с почти прозрачной кожей. Видно, что она здесь всего пару дней: явно еще смущается, раз целую минуту собирается с мыслями… Все терпеливо ждут. Ира рассказывает, что к Мавре ее привез муж, причем практически в полуживом состоянии. Ире двадцать два, и она – жертва излишней заботы о фигуре. Все началось с того, что после рождения сына ей удалось совершенно чудесным образом похудеть: набранные за беременность 30 кг ушли, никак не отразившись на всегда подтянутом Ирином теле. Муж Иры тоже очень радовался, что жене повезло «не испоганить» фигуру. И все было бы хорошо, если бы Ирой не овладел панический страх снова поправиться. Весы стали для нее идолом, и каждый лишний грамм воспринимался буквально как вселенская трагедия. У Иры пропал аппетит, и – в прямом смысле! – кусок не лез в горло. Она слабела на глазах, сил бегать за годовалым ребенком уже не хватало, и бедной девушкой овладели самые мрачные мысли.

– Я не могла есть. А если что-то и съедала, меня тут же тошнило. Один раз упала в обморок, ужасно напугав сынишку. Готовки, тем более семейные обеды-ужины стали для меня настоящей пыткой. Потом у меня исчезли месячные. Муж долго считал, что я притворяюсь, потом, правда, с кем-то проконсультировался и узнал, что есть такая болезнь – пищевой невроз и что лечат ее в неврологических клиниках. Денег на нынешнее лечение у нас нет, вот кто-то и подсказал ему обратиться к вам…