Одна Ж в Большом городе - Голубицкая Жанна - Страница 45

На мой осторожный вопрос, не напрягает ли молодых девушек (обеим по 23) подобный расклад, они в ответ достали фотки своих милых – дескать, полюбуйся, какие красавцы: да разве может любовь к ним чем-нибудь напрягать? Обнаруживаю, что у Фатимы красавец студент из маленькой, но гордой Палестины, а у Фариды – богатый и лысоватый турецкий коммерсант. Абсолютно по-женски и без всякой задней мысли я спросила, как зовут Фатиминого суженого. И тут она вдруг с истинно восточной горячностью сверкнула на меня глазами: «А зачем тебе?» Я сразу стушевалась…

Где-то минут за сорок до окончания вечернего намаза мои подружки стали поглядывать на часы и заговорщически шептаться. Амина, с притворно виноватым видом опустив глаза, сообщила мне, что, конечно, это очень не хорошо, но они с девочками иногда так делают: Аллах милостив, он простит… Короче, сбегают из мечети незадолго до положенного времени и едут… в бутик мусульманской одежды, что на Чистых Прудах. Мне объяснили, что это очень хороший, хотя и дорогой магазин, в котором найдется все – от паранджи ручной работы, расшитой золотом, до такой ювелирки, что нефтяные шейхини всплакнут от зависти! Однако на сегодня девушки запланировали покупку… компаса! «Зачем?» – изумилась я.

– Намазов в день сколько? Семь, – терпеливо, как дурочке, стала объяснять мне Амина. – Ты побежишь на каждый в мечеть? Нет, будешь делать намаз дома. Я же уже говорила тебе, что молитва совершается только лицом к священной Мекке, то есть лицом на восток. Ты знаешь, где у тебя в квартире восток? Даже если, предположим, знаешь, вдруг время намаза застигнет тебя вне дома? Что, пропустишь молитву из-за того, что не знаешь, где восток? Так что поехали с нами: иначе компас придется покупать в спортивном магазине, а там они страшные. Зато в мусульманском бутике компасы на любой вкус. Есть даже инкрустированные бриллиантами!..

Я представила себя в расшитой золотом парандже да еще и с бриллиантовым компасом в руках… И, на ходу придумав какую-то отмазку, сказала: «Аллах акбар, подружки, но… в другой раз».

Общество сознания кришны

До следующего пункта своего путешествия я добралась без компаса: общество кришнаитов заседает там же, на проспекте Мира – в старой запущенной коммуналке, дверь в которую открыта и днем, и ночью. При входе в нос ударил резкий запах благовоний. На полу сидели в кружок человек двенадцать: все разного возраста и пола, все наряжены в какие-то яркие тряпки. На обшарпанных стенах висели странные предметы, имеющие, очевидно, прямое отношение к Кришне. Без лишних вопросов мне показали на свободную подушку на полу и предложили чай, гашиш и… тантрический секс. Я попросила чаю, мужественно отказавшись от двух других земных радостей. Молодая кришнаитка со множеством браслетов на босых ногах подала мне чашку. Повисло длительное молчание. Общество явно медитировало: у многих были закрыты глаза, а некоторые даже раскачивались. Выбрав по виду главного – самого старшего и колоритного из присутствующих, – я откашлялась и негромко спросила: «Простите, а в чем заключается сознание Кришны?» Мужчина лет 40 в огненно-рыжем платье и с такого же цвета хохлом на лысой, как коленка, голове не спеша открыл глаза (до этого он, мне показалось, просто спал). Посмотрел на меня с удивлением, затем возвел свои затуманенные очи к грязному потолку и изрек: «Как в чем? Кришна любит нас!» Из вежливости посидев еще минут пять, никем не остановленная и, по-моему, даже не замеченная, я вышла в вечно открытую дверь… Да, а я надеялась, что они хотя бы предложат спеть вместе с ними «Харе Кришна».

Католический костел

На подходе к католическому собору Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии, что на Малой Грузинской, я еще раз отметила, насколько величественной и в то же время подавляющей может быть готическая архитектура. Мне показалось, что шпили здания режут небо, будто ножи инквизиторов. Ночью, наверное, это выглядит даже страшновато. Впрочем, я, возможно, просто устала.

Я вошла в гулкое и прохладное чрево католической церкви. Внутри не было ни души. Только в дальнем углу – на низкой приступочке возле деревянной будки – стоял на коленях кто-то в черном. Я поняла: идет исповедь, где в лице Бога выступает невидимый пастве священник, отпускающий грехи через окошко исповедальной кабины. Я села на скамью и закрыла глаза. Мысли мои унеслись в вечность (это случается со мной во всех католических соборах). Очнулась я от чьего-то разговора. Две дамочки, усевшись на пару скамей впереди меня, вели диалог громким шепотом. Хочется верить, что я не грешна в подслушивании: я просто физически не могла не слышать их беседы.

– Ты с ума сошла, – говорила одна другой, – да за такую информацию сам Папа Римский продастся!

– Но ведь тайна исповеди… – слабо возражала вторая сквозь всхлипывания.

Очень скоро я поняла и суть интриги, и весь ее ужас. Всхлипывающая дама (по голосу, то есть по шепоту, молодая, хотя я видела только ее спину) «заказала» своего «старого козла», и ее заказ был благополучно приведен в исполнение. Теперь подруга убеждала ее позаботиться о собственной безопасности и нервах, пожив месяцок-другой на Лазурном побережье. Однако новоиспеченную леди Макбет уже не радовали ни заводы-дома-пароходы, которыми она так удачно завладела, ни даже молодой любовник… Ее терзали адские муки совести, и она настойчиво желала исповедаться. От подобной затеи ее собеседница и пришла в неописуемый ужас, всячески пытаясь убедить «эту безумную», что когда дело серьезное, «раскалываются» даже самые святые из святых отцов…

Я встала и тихонько вышла. Мне отчего-то совсем не хотелось знать, в чью пользу закончится спор. Мне думалось лишь о том, что, в сущности, от рассвета и до заката жизни наш путь, увы, так недолог… И скольким дерьмом мы сами успеваем его наполнить!

Еврейская синагога

Это был последний молельный дом, который я намеревалась посетить. Конечно, оставались еще армянская и множество других церквей, действующих в Москве… Но на них у меня уже не осталось сил. Я чувствовала опустошенность, будто побывала незваным гостем не на одном чужом пиру.

Бредя по Большой Бронной по направлению к синагоге, я мучительно раздумывала: зайти – не зайти? Что услышу и увижу я там? Скорбные рассказы о кровавом нападении маньяка (в январе 2006 года 20-летний москвич во время службы ворвался в синагогу и ранил ножом восемь прихожан. – Прим. авт.)? Активные попытки тамошней паствы приобщить меня к своей вере? Или утомленное равнодушие живущих только своей жизнью людей? Решила все же зайти.

В синагоге прихожане просто… танцевали в круг, взявшись за руки! И еще – пели веселые песни, в перерывах угощаясь сладостями. Я как-то совершенно неожиданно для себя растворилась в этой праздничной толпе, и она незаметно завлекла меня в свой бурный круговорот. Я даже не знаю, что за праздник отмечали эти люди. Я не в курсе, что велит или не велит еврейская церковь. И меня никто не спросил, зачем я здесь и кто я вообще? Но мне вдруг стало легко. И я подумала: может, я все-таки еврейка? Просто так, в душе. Или по мужу. Или наш Бог – и впрямь повсюду, где нам хорошо?

Ты не одна:

Бог – он в каждой из нас. И когда мы говорим: «На все воля Божья», то подразумеваем, что на все свершения в этой жизни – и наша воля тоже.

Мне сразу показали тот странный дом: все его обитатели чего-то опасались…

Сара Бувье, «Город на закате»

Приют для напуганной нимфы

У меня пропала подруга. Раньше не проходило и дня, чтобы она не рыдала мне в трубку, что все мужики – козлы, а жизнь – полное г… Дозваниваюсь ей только спустя две недели: оказывается, она провела все это время в глухой деревне, в «странном доме». «Туда пускают только в белом…» После такого интригующего заявления я, конечно, уже не могу усидеть дома. И изыскиваю белый костюмчик и подробную карту области.

Окаянный хуторок

После электрички долго еду в автобусе лесом. Наконец нужная деревня. Без особой надежды на успех спрашиваю у какой-то старушки, нет ли где поблизости «странного дома».