Друсс-Легенда - Геммел Дэвид - Страница 30

• Предыдущая
• 30/75
• Следующая

Зибен повернул налево и стал подниматься по Ста Ступеням к воротам парка. Шадак заблуждался относительно Гульготира. Зибен помнил грязные улицы этого города, увечных нищих и вопли бесноватых — но вспоминал все это без горечи. Разве виноват он в том, что отец его связался с Герцогиней? Зибен испытал мимолетную вспышку гнева. Экого дурака свалял папаша! Она лишила его сперва достатка, затем достоинства, а под конец и мужского естества. Ее называли Королевой Вампиров — и заслуженно, хотя крови она и не пила. Зато она выпивала из мужчин все жизненные соки, высасывала их досуха, а они еще благодарили ее за это и умоляли сделать это опять.

Вот и отца Зибена она вышвырнула, как пустую шелуху И пока Зибен с матерью голодали, он сидел, как нищий, у дверей Герцогини. Он просидел так месяц, а потом перерезал себе горло ржавым ножом. Болван этакий!

«Но я-то не таков, — говорил себе Зибен, поднимаясь по лестнице. — Я пошел не в него».

Навстречу ему спускались двое, плотно закутанные в длинные плащи. Зибен остановился. Утро жаркое — с чего же это они так вырядились? Услышав позади шаги, он оглянулся. Следом поднимался еще один — тоже в длинном плаще.

Поэт, охваченный внезапным страхом, устремился назад. Человек, шедший снизу, распахнул свой плащ и выхватил длинный нож. Зибен подскочил, пнул его ногой и сбросил с лестницы. Сам Зибен тоже упал, но тут же вскочил и понесся вниз, прыгая через три ступени. Двое, оставшиеся позади, тоже пустились бежать.

Внизу он метнулся в переулок, но тут протрубил охотничий рог и дорогу ему заступил высокий воин с мечом в руке. Зибен с разбегу врезался в него и отшвырнул в сторону, свернув сперва направо, потом налево. Нож просвистел мимо его головы и ударился о стену.

С возросшей быстротой Зибен промчался через маленькую площадь и свернул вбок. Впереди показалась пристань. Тут было людно, и пришлось расталкивать толпу. Несколько мужчин обругали Зибена, а одну молодую женщину он сбил с ног. Он оглянулся — за ним гналось не меньше полудюжины человек.

Близкий к панике, он выбежал на причал. Из боковой улицы выскочило еще несколько человек, все с оружием.

Зибен выругался.

«Дитя грома» отваливало от пристани. Зибен промчался по булыжнику, пролетел по воздуху и ухватился за свисающий конец. Ударившись о борт, он с трудом удержался. Нож вонзился в дерево рядом с его головой. Страх придал Зибену сил, и он полез вверх.

Над бортом показалось знакомое лицо — Друсс нагнулся, схватил поэта за шиворот и втащил на палубу.

— Я вижу, ты передумал.

Зибен с дрожащей улыбкой оглянулся на пристань — там собралось с дюжину вооруженных людей.

— Я решил, что морской воздух пойдет мне на пользу. К ним подошел капитан, бородач лет за пятьдесят.

— Что тут происходит? Я не могу принять на борт больше пятидесяти человек — это предел.

— Он не тяжелый, — благодушно ответил Друсс. Вперед сунулся наемник — высокий, плечистый, в помятом панцире, с двумя короткими мечами и четырьмя ножами на перевязи.

— Сперва ты заставил нас ждать, пес этакий, а теперь еще дружка за собой притащил. Кельва с такой швалью плыть не намерен.

— Никто тебя и не просит! — Друсс одной рукой сгреб воина за горло, другой за пах, поднял его в воздух и швырнул за борт. Тот тяжело плюхнулся в воду и всплыл, барахтаясь, — доспехи тянули его на дно.

— Ну вот, теперь нас снова пятьдесят, — с улыбкой сказал Друсс капитану.

— Не могу с этим спорить, — согласился тот и заорал матросам: — Разворачивай грот!

С пристани барахтающемуся воину бросили веревку.

— А ведь у него наверняка есть друзья на борту, — заметил поэт.

— Могут последовать за ним, если хотят, — никто не держит.

Каждое утро Эскодас совершал прогулку по палубе — вдоль левого борта на нос и обратно вдоль правого на корму, а там по шести ступенькам на мостик, где у выгнутого дубового руля стоял либо капитан, либо помощник.

Лучник боялся моря и с нескрываемым страхом взирал на волны, качающие судно, точно щепочку.

Он поднялся на мостик в первое же утро.

— Пассажирам сюда нельзя, — сурово заметил ему капитан, Милус Бар.

— Я только хотел спросить вас кое о чем, — учтиво ответил Эскодас.

Милус Бар накинул на руль веревочную петлю, закрепив его.

— О чем же это?

— О вашей лодке.

— Это не лодка. Это корабль.

— Ну да, корабль. Вы уж простите, я не владею морским языком.

— Прелесть что за судно. Триста пятьдесят футов мореного дерева. Пропускает не больше воды, чем человек, когда потеет, и выдержит любую бурю, которую богам будет угодно наслать на нас. Стройное и быстрое. Что еще ты хочешь знать?

— Вы говорите о нем, будто о женщине.

— Оно лучше всех известных мне женщин, — ухмыльнулся капитан. — Никогда еще не подводило меня.

— Но оно кажется таким маленьким по сравнению с океаном.

— Мы все ничтожны по сравнению с океаном. Но в это время года бурь почти не бывает. Самая большая опасность — это пираты, но на то вы и здесь. — Капитан сощурил серые глаза под густыми бровями. — Ты уж прости, парень, но ты как-то не к месту среди этих головорезов.

— Охотно извиняю вас, но им, пожалуй, было бы неприятно это услышать. Спасибо, что уделили мне время.

И стрелок спустился обратно на палубу. Его попутчики играли в кости либо болтали. У правого борта развлекались борьбой на руках. Эскодас прошел на нос.

Солнце светило ярко на голубом небе, дул попутный бриз. Высоко над кораблем кружили чайки, и на севере едва виднелось лентрийское побережье. На расстоянии оно казалось туманной сказочной страной, где обитают легенды.

На носу сидели двое: стройный молодой человек, с таким шумом прибывший на корабль, и его приятель. Первый был красив, белокурые волосы перехвачены серебряным обручем, дорогая одежда: бледно-голубая рубашка из тонкого шелка и темно-синие штаны, прошитые по бокам мягкой кожей. Второй — точно глыба. Он поднял Кельву, как перышко, и метнул в море, как копье.

Эскодас подошел. Гигант был моложе, чем казался на первый взгляд — его старила пробивающаяся темная бородка. Эскодас, встретившись с его голубым взором, холодным, твердым как кремень и неприветливым, улыбнулся:

— Доброе утро.

Гигант только буркнул что-то в ответ, но белокурый щеголь встал и протянул руку.

— Здорово. Меня зовут Зибен, а его Друсс.

— Как же. Он победил Грассина в поединке — сломал ему челюсть, кажется.

— В нескольких местах, — подтвердил Зибен.

— А я — Эскодас. — Лучник сел на бухту каната и прислонился к какому-то тюку, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. После краткого молчания те двое возобновили беседу. Эскодас не слишком прислушивался — они говорили о какой-то женщине и об убийцах.

Он думал о предстоящем путешествии. Он никогда не бывал в Вентрии — но, если верить книгам, это страна баснословных богатств, где водятся драконы, кентавры и разные дикие звери. В драконов Эскодас не слишком верил: он много странствовал по свету, и в каждой стране ходили рассказы о них, но он так ни одного и не встретил. В Чиадзе есть музей, где собран скелет дракона. Скелет, конечно, громадный, но крыльев у него нет, а шея не меньше восьми футов. Разве из такой глотки можно извергать огонь?

Но водятся там драконы или нет, Эскодас от души предвкушал встречу с Вентрией.

— А ты не из говорливых, верно? — сказал Зибен. Эскодас открыл глаза и улыбнулся.

— Когда мне будет что сказать, я скажу, — заверил он.

— Такого случая тебе не представится, — пробурчал Друсс. — Зибен говорит за десятерых.

— Как и подобает сказителю, — учтиво заметил Эскодас.

— Приятно, когда тебя узнают.

— Я слышал тебя в Кортсвейне. Ты исполнял «Песнь о Карнаке». Особенно мне понравилось место об осаде Дрос-Пурдола — хотя боги войны и таинственная принцесса, имеющая власть вызывать молнию, показались мне лишними.

• Предыдущая
• 30/75
• Следующая