Задверье - Гейман Нил - Страница 50

• Предыдущая
• 50/75
• Следующая

Ричард вошел внутрь, и, навалившись всем весом, брат Фулигин закрыл за ним дверь и снова заложил засовы. Он подвел настоятеля к стулу и снова вложил в руку старика чашку с чаем. Настоятель прихлебывал чай в молчании, но спустя несколько минут с искренним сожалением сказал:

– Надо отметить, что правильно будет «Начнем, Макдуф…»[22]. Но у меня не хватило духу его поправить. Такой милый молодой человек.

Ричард Мейхью огляделся по сторонам. Платформа метро. Станции он не узнал, но это определенно была линия Дистрикт, на табличке значилось:

Платформа была пуста. Где-то грохотал поезд, гоня по платформе призрачный ветер, разметавший на отдельные страницы желтую газету «Сан»: четырехцветные фотогруди и черно-белые сплетни суетливо поползли прочь, полетели на рельсы.

Ричард дошел до конца платформы, сел на скамейку и стал ждать, чтобы что-нибудь произошло.

Ничего не произошло.

Он потер затылок, испытывая легкое головокружение. Шаги по платформе где-то поблизости. Он поднял глаза: мимо шло чопорное с виду дитя, рука об руку с женщиной, казавшейся увеличенной, постаревшей версией девочки. Они поглядели на него, потом – довольно нарочито – отвели взгляд.

– Не подходи к нему, Мелани, – очень громким шепотом посоветовала женщина.

Мелани уставилась на Ричарда, как свойственно впериваться детям, – без тени застенчивости или смущения. Потом перевела взгляд на мать.

– И почему такие люди не умирают? – с любопытством спросила она.

– У них не хватает смелости со всем покончить, – объяснила ее мама.

Мелани еще раз рискнула бросить взгляд на Ричарда.

– Жалкий, – сказала она.

Их шаги прошлепали прочь по платформе, и вскоре на ней снова стало пусто.

Может, ему только привиделось? Он попытался вспомнить, зачем вообще здесь оказался. Наверное, поезда ждет? И куда же он едет?

Он не знал. Ответ – где-то у него в голове, где-то под рукой. Пойти куда-нибудь? Нет, проще остаться сидеть. Может, это все сон? Он пощупал пластмассовую скамейку под собой, потопал по платформе кроссовками с коркой засохшей грязи (а грязь-то откуда взялась?), коснулся своего лица… Нет, не сон. Где бы он ни был, это реальное место. Но чувства он испытывал странные: отстраненность, подавленность и ужасную, неизбывную печаль. Кто-то сел рядом с ним на скамейку. Ричард не поднял глаз, не повернул головы.

– Привет, – произнес знакомый голос. – Как жизнь, Дик? С тобой все в порядке?

Ричард поднял взгляд и почувствовал, как его лицо морщинит улыбка, как надежда обрушивается на него, точно удар под дых.

– Гарри? – спросил он с испугом. А потом добавил: – Ты меня видишь?

– Ты всегда был шутником, – усмехнулся Гарри. – Смешной человечек, смешной.

Гарри был в костюме и при галстуке. Чисто выбритый, и волосы лежат волосок к волоску. Тут до Ричарда дошло, как, собственно, выглядит он сам: грязный, встрепанный, небритый, одежда изжевана…

– Гарри? Послушай, я… Я знаю, на что похож. Я все могу объяснить. – Он на мгновение задумался. – Нет… Не могу. Такое, в сущности, не объяснишь.

– Ну и ладно, – сказал Гарри. Голос у него такой успокаивающий, такой здравый. – Даже не знаю, как тебе и сказать. Неловко немножко. – Он помешкал. – Ну… – Но решил все же попытаться: – На самом деле меня тут нет.

– Да нет же, ты здесь, – возразил Ричард. Гарри сочувственно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Меня тут нет. Я – плод твоего воображения. Ты с самим собой разговариваешь.

Ричард недоуменно спросил себя: может, это одна из шуточек Гарри.

– Ну, может, вот это поможет… – сказал Гарри, поднял руки к лицу и стал мять его, тискать, формировать. Лицо сплющилось, как пластилиновое.

– Так лучше? – спросил человек, только что бывший Гарри. Голос действовал на нервы своей знакомостью.

Вот это лицо Ричард знал. С окончания школы брил его почти каждое утро по будням, а иногда и по выходным. Чистил ему зубы, давил из него угри и временами жалел, что оно слишком мало похоже на лицо Тома Круза или Джона Леннона. Да вообще ни на кого не похоже. Было это, разумеется, его собственное лицо.

– Ты вовсе не у Чернецов, а на станции «Блэкфрайерз» в час пик, – небрежно бросил второй Ричард. – И разговариваешь сам с собой. А сам знаешь, что говорят о тех, кто разговаривает сам с собой. Просто сейчас ты на шаг отступил от безумия.

Ричард, промокший и грязный, уставился на Ричарда, чистого и хорошо одетого.

– Не знаю, кто ты, не знаю, чего ты добиваешься, – сказал он. – Но получается у тебя не слишком убедительно: ты на меня даже не похож.

Он лгал и прекрасно это сознавал. Его двойник печально улыбнулся, подумал и покачал головой.

– Я – это ты, Ричард. Я все, что осталось в твоей психике нормального.

Это было не постыдное отражение своего голоса, которое он слышал из автоответчика, с аудиопленок и домашних видеозаписей, не жуткая пародия на голос, сходивший за его собственный, нет, человек говорил самым настоящим голосом Ричарда, тем самым, который он слышал у себя в голове, когда открывал рот, – реальным и гулким.

Он вгляделся в его лицо.

– Возьми себя в руки! – крикнул человек с лицом Ричарда. – Посмотри вокруг, попытайся увидеть людей, узреть правду… Сейчас ты к реальности ближе, чем был за всю неделю…

– Чушь собачья, – в отчаянии огрызнулся Ричард. Он покачал головой, отмахиваясь от всего, что говорило его второе «Я», но все же поглядел на платформу, спрашивая себя, что же все-таки ему полагается увидеть. Что-то мигнуло – на самом краю периферийного зрения. Ричард повернулся рассмотреть, что именно, но оно исчезло.

– Видишь? – прошептал двойник слишком хорошо знакомым Ричарду голосом.

– Вижу – что?

Он стоял на пустой, плохо освещенной платформе, не живое место, а унылый мавзолей.

И вдруг…

Шум и свет обрушились на него, как удар бутылкой в лицо: он стоял на станции «Блэкфрайерз» в час пик. Мимо спешили люди… Буйство огней и звуков, бурление мельтешащей человеческой массы. У платформы ждал поезд. В одном окне Ричард увидел свое отражение. И вот как он выглядел. Взгляд безумный. Недельная щетина. Вокруг рта и в бороде корка засохшей пищи. Один глаз недавно подбили, он почернел и заплыл, на ноздре набухал нарыв, воспаленно-красный карбункул. Вид запущенный, лицо и руки покрыты коростой грязи, забившейся в поры и поселившейся под ногтями. Глаза затуманенные и покрасневшие. В свалявшихся волосах какой-то мусор. Сумасшедший бомж стоял в толчее на платформе метро в самый час пик. Ричард закрыл лицо руками.

А когда отнял их, люди исчезли. На платформе снова было темно и пусто. Ни души.

Чьи-то пальцы нашарили его руку, подержали, сжали. Женская ладонь. Запах знакомых духов. Слева сидел другой Ричард. Справа, держа его за руку, обеспокоенно ища его взгляд, – Джессика. Он никогда не видел у нее на лице такого выражения.

– Джесс? – спросил он.

Покачав головой, Джессика отпустила его руку.

– Боюсь, что нет, – сказала она. – Я все еще ты. Но тебе нужно прислушаться, дорогой. Сейчас ты к реальности ближе, чем был за…

– Вы, ребята, все твердите «ближе к реальности» да «ближе к реальности», не знаю, что вы там… – Он остановился. Тут ему кое-что вспомнилось. Он поглядел на другую версию себя, на любимую женщину. – Это часть испытания? – потребовал он ответа.

– Испытания? – переспросила Джессика и обменялась встревоженным взглядом с другим Ричардом.

– Да. Испытания. У Чернецов, которые живут под Лондоном, – пояснил Ричард. И стоило ему произнести эти слова, как происходящее снова обрело смысл. – Мне нужно достать ключ для ангела по имени Ислингтон. Если я принесу ему ключ, он отправит меня домой… – Тут во рту у него пересохло, и он умолк.

– Послушай, ну что ты мелешь? – сказал другой Ричард. – Ты что, сам не понимаешь, насколько нелепо это звучит?

• Предыдущая
• 50/75
• Следующая