Дым и зеркала - Гейман Нил - Страница 18
- Предыдущая
- 18/65
- Следующая
— Все великие иллюзии, — продолжал я, — заставляют нас усомниться в реальности. Но они так же обрамляют вопрос — надо думать, каламбур умышленный — вопрос о том, во что превратится индустрия развлечений. Фильмы существовали до того, как появилось кино. Телевизор еще до появления телевещания.
Она нахмурилась.
— Это кинокартина?
— Надеюсь, нет. Это короткий рассказ, если только мне удастся его написать.
— Тогда давайте поговорим о картине. — Она перелистнула стопу заметок. Ей было лет двадцать пять, выглядела она одновременно и привлекательно, и стерильно. Я спросил себя, не была ли она одной из «новых знакомых» на завтраке в мой первый день, какой-нибудь Диной или Тиной.
Недоуменно на что-то посмотрев, она прочла:
— «Я знал невесту, когда она играла рок-н-ролл»?
— Он это записал? Это не из этого фильма. Она кивнула.
— Что ж, должна сказать, что кое-что в вашем синопсисе вроде как… спорно. Эта история с Мэнсоном… ну, мы не уверены, что он то, что надо. Нельзя ли его выбросить?
— Но в нем-то весь смысл. Я хочу сказать, книга называется «Сыны человеческие» и прямо отсылает на Мэнсона, и вообще она про его сыновей. Если его убрать, то почти ничего не останется, правда? Вы ведь про него книгу купили. — Я показал ей книгу, мой талисман. — Выбросить Мэнсона — это как, ну не знаю, как заказать пиццу, а когда она прибудет, пожаловаться, что она плоская, круглая и что сверху у нее кетчуп и сыр.
Она ничем не дала понять, что слышала хоть что-то из мной сказанного.
— Как вам название «Когда я был Хулиганом»?
— Не знаю. Какое отношение оно имеет к фильму?
— Мы не хотим, чтобы люди думали, будто он про религию. Название «Сыны человеческие» звучит так, будто кино антихристианское.
— Что ж, там подразумевалось, что владеющая детьми Мэнсона сила сродни демонической. Но при чем тут хулиганы?
— Подразумевалось?
— В книге.
Она выдавила жалостливый взгляд, — таким могут наградить остальное человечество только люди, которые знают, что книги — это в лучшем случае права на весьма и весьма вольную экранизацию.
— Не думаю, что студия сочтет это уместным.
— Вы знаете, кто была Джун Линкольн? — спросил я. Она покачала головой.
— Дэвид Гэмбл? Джейкоб Клейн?
Она снова покачала головой, на сей раз чуть раздраженно. Потом выдала мне страницу с отпечатанным перечнем того, что, на ее взгляд, следовало исправить. В общем и целом все. Лист был озаглавлен «КОМУ»: мне и еще ряду людей, чьих имен я не узнал, и был «ОТ»: Донны Лири.
Сказав «Спасибо, Донна», я вернулся в отель.
Я хандрил целый день. А потом придумал способ переделать синопсис так, чтобы он удовлетворил все жалобы Донны по списку. Еще день размышлений, несколько дней стучания по клавишам, и я отослал на студию новый вариант.
Убедившись, что я искренне заинтересовался Джун Линкольн, Благочестивый Дундас принес мне свой альбом с вырезками. Само имя актрисы, как выяснилось, было псевдонимом, который взяла себе в 1903 году Рут Баумгартен в честь месяца июня и президента. Альбом был старый, переплетенный в кожу, а весом и размером походил на семейную Библию.
Она умерла, когда ей было двадцать четыре года.
— Жаль, что вы ее не видели, — сказал Благочестивый Дундас. — Жаль, что никаких ее фильмов не сохранилось. Она была такой великой. Она была самой большой звездой из всех.
— Она была хорошей актрисой? Благочестивый Дундас решительно покачал головой. — Нет.
— Она была прославленной красавицей? Если да, то по снимкам этого не скажешь.
Он снова покачал головой.
— Камера ее любила, это уж точно. Но красавицей она не была. В заднем ряду хористок нашлось бы десяток девчонок более хорошеньких.
— Тогда в чем же дело?
— Она была звезда. — Он пожал плечами. — Это и означает быть звездой. Этим все объясняется.
Я перелистнул несколько страниц: вырезки из газет, отзывы о фильмах, про которые я никогда не слышал, — о фильмах, единственные негативы и отпечатки которых давно потерялись, пропали или были уничтожены пожарными командами: нитратная пленка на целлулоидной основе считалась наилучшим очагом возгорания. Потом шли вырезки из журналов про кино: Джун Линкольн играет роль; Джун Линкольн на отдыхе; Джун Линкольн на съемочной площадке «Рубашки ростовщика»; Джун Линкольн в огромном меховом палантине, последний задавал временные рамки лучше, чем странная короткая стрижка или вездесущие сигареты.
— Вы ее любили? Он покачал головой.
— Не как женщину… — сказал он.
Повисла пауза. Протянув руку, он перевернул страницу.
— И моя жена убила бы меня, услышь она, что я говорю… Снова пауза.
— Но да. Худая мертвая белая женщина. Наверное, я ее любил. — Он закрыл альбом.
— Но ведь для вас она не мертва?
Он покачал головой. Потом ушел. Но свой альбом оставил мне, чтобы я еще его посмотрел.
Секрет иллюзии в «Сне художника» заключался в следующем: иллюзионист вносил на сцену крепко привязанную к заднику полотна девушку. Полотно поддерживали замаскированные провода, поэтому, когда художник с небрежной легкостью вносил полотно и ставил его на мольберт, он заодно вносил и девушку. Картина с девушкой на мольберте была установлена как сворачивающаяся штора, которую можно поднять или опустить. А вот «Зачарованное окно» создавалось в буквальном смысле при помощи зеркал: установленное под углом зеркало отражало лица людей, стоявших за кулисами.
Даже сегодня многие фокусники используют в своих номерах зеркала, чтобы заставить вас поверить, будто вы видите то, чего на самом деле нет.
Все просто, если знаешь, как это делается.
— Прежде чем мы начнем, — возвестил он, — должен вам сказать, что я синопсисов не читаю. У меня возникает такое чувство, будто они блокируют мое творческое воображение. Но не волнуйтесь, я велел секретарше подготовить выжимку, так что я в курсе.
У него была борода и длинные волосы, и он чуть-чуть походил на Иисуса, хотя я сомневался, что у Иисуса были такие белые, начищенные зубы. Судя по всему, он был самым важным лицом из всех, с кем я пока говорил. Звали его Джон Рей, и даже я слышал про него, хотя не был до конца уверен, чем именно он занимается: его фамилия обычно возникала в начале фильмов, рядом со словами ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОДЮСЕР. Голос со студии, уговаривавшийся о встрече, сообщил мне, что они, то есть студия, просто на седьмом небе от того факта, что он «присоединился к проекту».
— А разве выжимка ваше творческое воображение не блокирует?
Он усмехнулся.
— Так вот, все мы считаем, что вы проделали изумительную работу. Просто поразительную. Есть лишь пара вещей, с которыми у нас проблемы.
— Например?
— Ну, та история с Мэнсоном. Мысль о том, что эти дети растут. Мы в офисе обмозговывали несколько вариантов, пытались посмотреть, что подойдет. Есть один парень, скажем, Джек Хулиган, ну знаете, как ирландские банды, это идея Донны…
Донна скромно склонила голову.
— Его сажают за сатанизм, поджаривают на стуле, но перед смертью он клянется вернуться и уничтожить всех, кто его упек за решетку. Переход к сегодняшнему дню, молодые ребята подсаживаются в компьютерных клубах на игру под названием «Хулиганы». В заставке его лицо. И пока они в нее играют, он начинает ими завладевать. Может, в лице у него что-нибудь странное, что-то вроде Джейсона или Фредди.
Он остановился, словно ожидал бурного энтузиазма. Поэтому я сказал:
— И кто же пишет и распространяет эту интерактивную игру?
Он ткнул в меня пальцем.
— Вы у нас писатель, дорогуша. Хотите, чтобы мы делали за вас всю работу?
Я промолчал. Просто не знал, что сказать. «Думай с точки зрения кино, — посоветовал себе я. — Кино они понимают», и сказал:
— Собственно говоря, вы предлагаете переснять «Мальчиков из Бразилии», но без Гитлера.
Он поглядел на меня озадаченно.
— Был такой фильм Аиры Левина, — сказал я. В его глазах не мелькнуло ни тени узнавания. — «Ребенок Розмари». — Он продолжал смотреть пустым взглядом. — «Щепка».
- Предыдущая
- 18/65
- Следующая
