Платье от Фортуни - Лейкер Розалинда - Страница 29
- Предыдущая
- 29/85
- Следующая
– Но, наверное, этот архаичный обычай сегодня уже изжил себя?
– Не совсем. На молодых людей и по сей день оказывается большое давление, если они хотят жениться вопреки воле родителей.
– А твои родители? Были они довольны своим браком?
– Несмотря ни на что, думаю, были. В наш дом часто приходили гости: тети, дяди, кузены и кузины. По сути, именно у нас отмечалось большинство праздников – начиная с дней рождений и кончая общенациональными торжествами. Наше детство было полно светлых дней.
– Расскажи мне.
Пока Николай говорил, Жюльетт представляла себе огромную зеленую лужайку, цветочные клумбы и детей, играющих в жмурки, в пиратов, казаков и путешественников. Мальчики – в матросках, а девочки – в платьях с оборками. Если же светило солнце, девочки надевали шляпки из белых кружев. Потом в жизни Николая появились стрельба по мишеням, теннис, танцы, балы, а также охота. Николай обожал лошадей и нередко уводил из стойла самых норовистых жеребцов, что приводило в огромное волнение домочадцев. Пару раз лошади сбрасывали его, но, к счастью, без серьезных последствий.
– И когда вся эта жизнь – такая яркая и кипучая – бурлила вокруг, как ты увлекся скульптурой? – заинтересованно спросила девушка.
– Классический ответ был бы: когда лепил пирожки из грязи. Но это не совсем так. У меня есть дядя, в свободное время писавший картины и лепивший статуэтки. Когда мне было лет десять, он дал мне кусок глины и разрешил вылепить, что хочу. Помню, решил слепить одну из наших гончих. Когда фигурка была готова, дядя так долго смотрел на нее, что я подумал: сотворил что-то ужасно безобразное, и дядя боится задеть мои чувства. Но вместо этого он схватил меня за руку и потащил к столу, на котором лежала глина, и велел сделать что-нибудь еще. Не знаю, насколько ему понравились мои первые попытки, но дядя убедил моего отца, что я должен учиться в Санкт-Петербургской Школе Изящных искусств, чтобы развить задатки. А когда мне исполнилось семнадцать, дядя отвез меня в Париж.
– А сейчас он занимается живописью или скульптурой?
– К сожалению, нет. Интерес к искусству в нем по-прежнему жив, но у него развился артрит, плохо слушаются руки. Когда я приезжаю в Россию, всегда навещаю его.
– У него есть твои работы?
– Да. Бюсты из бронзы – его самого и жены. В последнем письме дядя предложил купить у меня одну из самых ранних работ – «Волк», он видел ее, когда приезжал в Париж. На следующей неделе я хочу морем отправить ее в Петербург.
– Я никогда не видела ее.
– Она здесь, в шкафу, покажу тебе позже.
Когда Николай закончил полировать скульптуру, Жюльетт задернула занавески, зажгла плиту и поставила чайник. Николай снял свою рабочую одежду, повязку с головы, повесил все это на крюк, затем тщательно вымыл руки и лицо. Жюльетт расстелила на столе красно-белую салфетку, разложила еду на тарелки, которые нашла в буфете. Она принесла паштет, холодную говядину, сыр, салат и соус для него, французскую булку. Сервировку стола увенчала фруктами и найденной на кухне свечой, которую укрепила в блюдечке в самом центре стола. Резкий электрический свет почти не проникал в сумрачную нишу.
Из кухни появился Николай, на ходу надевая жилет.
– Настоящий праздник! – восхитился он. Николай наполнил стаканы вином…
Они ужинали долго, иногда он протягивал руку и накрывал запястье Жюльетт. После ужина девушка вымыла посуду. Николай протер стол, достал из шкафа бронзовую статуэтку и поставил ее на столик под лампой. Как все работы Николая, фигурка была наполнена дыханием жизни: животное затаилось, чувствуя опасность, шерсть на холке вздыбилась.
Когда Николай ставил статуэтку обратно в шкаф, девушка увидела кипу набросков. Верхний изображал ее саму…
Не произнося ни слова, она подошла и взяла рисунок, под ним был еще один набросок, еще и еще. Николай молча следил за девушкой, когда она вынула рисунки и разложила их на столе. Жюльетт. Сидящая, стоящая, опустившая глаза вниз – она знала, что этот жест характерен для нее в момент напряжения, если ей хочется скрыть свои мысли.
– Когда ты сделал эти наброски? – в голосе девушки прозвучало неподдельное удивление.
Николай поднялся и встал за ее спиной.
– Пока тебя не было. Помнишь, я как-то говорил, что всегда делаю наброски, прежде, чем начать новую скульптуру.
– Значит, я буду твоей следующей моделью?
– Уже не в первый раз. Когда был в России, по памяти сделал твой бюст.
Девушка оглянулась на Николая.
– И он там до сих пор?
– Да, отлит в бронзе. Занимает почетное место в моем кабинете.
Жюльетт, улыбаясь, повернулась к рисункам.
– Значит, я буду позировать для тебя? Это не так-то просто – выкроить время, но можно попытаться. Я буду рада приходить сюда и быть с тобой, когда рядом нет других людей, – девушка весело рассмеялась. – Но я вижу по наброскам, что новая скульптура будет сильно отличаться от предшествующих – я повсюду в одежде.
Николай нежно поцеловал ее в щеку. – Я бы выбрал иное, – его голос был мягким, обволакивающим.
Жюльетт затаила дыхание, словно что-то изменилось в окружающем мире. Она тихо прижалась к нему, счастливо закрыла глаза. Рука Николая нежно коснулась ее корсажа, нашла очертания груди под тканью, губы ласково пробежали по волосам.
Его прикосновения заставили девушку задрожать, тонкий шелк нижней сорочки и шифон блузки поднялись над возбужденной плотью. Николай уже не в первый раз целовал ее, но никогда они не были уверены, что никто не нарушит их уединение.
Она медленно подвинулась к нему, позволяя его губам завладеть ее ртом, радостно отвечая на поцелуи. Руки Николая сжимали ее талию, Жюльетт обняла его за шею.
Страсть пришла, словно бурный поток, которому невозможно противостоять. Ничего не существовало: только желание Жюльетт пойти ему навстречу и его жажда открыть ей неизведанное. Девушка даже не заметила, как он выключил свет, оставив только свечу, без усилия поднял ее на руки и отнес на кушетку.
Он быстро расстегнул ее блузку, которая распахнулась, сверкнув перламутровыми пуговицами. Его сильные пальцы, язык касались нежной кожи, розовой груди, порождая незнакомые чувства, от которых девушка выгнулась всем телом, а ее пальцы впились в плечи Николая. Каждое прикосновение несло щемящую радость. Николай медленно раздевал ее, целуя каждую обнажающуюся часть тела. Когда он на несколько секунд отстранился, чтобы сбросить с себя одежду, Жюльетт призывно протянула руки, ожидая его возвращения. Николай возвышался над ней, в мерцающем свете свечи похожий на одну из своих полных жизни скульптур. Он притянул к себе ее нежное, теплое тело, закрыл рот поцелуем…
Его обожание, уничтожившее последние всплески стыдливости, повело Жюльетт в новые, неведомые земли, где радость чувства правит свой бал…
Ее тело было таким любящим, податливым, страсть такой изысканной и тонкой, что Николай не стал ждать, войдя в ее лоно со стоном невыносимого удовольствия. И ритм их близости породил счастливый, ни с чем не сравнимый экстаз.
Радостные и измученные они лежали рядом. Их тела так еще и не разомкнулись. Николай прижал губы к ее ладони, рукой лаская рассыпавшиеся по спине волосы, давно выбившиеся из прически. Через несколько мгновений его страсть разгорелась вновь, и Жюльетт, в объятиях сильных рук, таяла от нежности любимого мужчины.
Свеча, казалось, сейчас погаснет, язычок пламени исчезнет в горящем воске…
Жюльетт неожиданно проснулась. Рука Николая обнимала ее. Он еще спал, раскинувшись на кушетке, одно бедро касалось ее тела, другая нога свисала на пол.
Жюльетт, стараясь не разбудить, выскользнула из его объятий. В мастерской не было настенных часов. Среди разбросанной на полу одежды она нашла свои золотые часики. Три часа ночи. Жюльетт быстро оделась. Поколебавшись, решила не будить Николая, но, продвигаясь в полутьме к двери, невольно задела стул.
– Ты уходишь! – Николай сразу же проснулся и вскочил, непроизвольно приглаживая волосы.
- Предыдущая
- 29/85
- Следующая
