Платье от Фортуни - Лейкер Розалинда - Страница 28
- Предыдущая
- 28/85
- Следующая
Николай ждал прибытия поезда. Жюльетт вышла из вагона, и они бросились друг другу в объятия. Николай приподнял девушку, крепко обхватив за талию, страстно поцеловал, глядя в глаза.
По дороге домой они все время разговаривали. Жюльетт хотелось знать, закончил ли Николай последнюю работу, которую назвал «Затаившийся человек». С сочувствием узнала, что его призвали на службу в посольство.
– Еще немного, и скульптура была бы закончена. Как только позволяет свободное время, я сразу же иду в мастерскую.
– Мне очень хочется увидеть твою новую работу и мастерскую в самое ближайшее время. А вот подарок из Лиона.
Николай развернул сверток: шелковый галстук!
– Замечательно! Но мне казалось, тогда ты ткала изумрудный шелк…
– Так и было. Но я заметила, что ты поморщился при виде этого цвета и решила сшить серый галстук, как ты любишь.
– Само совершенство! – Николай тут же сорвал с шеи галстук и повязал новый.
Жюльетт с гордостью поправила узел, Николай успел поцеловать руку, нежно расправляющую складки.
Дениза пришла домой пораньше. Жюльетт в это время весело болтала по телефону, восстанавливая старые знакомства. Увидев сестру, она тут же попрощалась с подружкой и бросилась в объятия Денизы. Баронесса де Ландель даже удивилась самой себе: она не ожидала, что будет до такой степени рада видеть Жюльетт.
– Хочу услышать все, – заявила старшая сестра. – Твои письма рассказали о многом, но все равно – я хочу задать немало вопросов.
На Денизу явно произвело впечатление то обилие информации, которое Жюльетт почерпнула в Лионе, но еще большее впечатление произвели образцы шелков, которые девушка сама изготовила в Лионе и привезла в Париж. Рисунок был необычным: перистые узоры, похожие на листья папоротника, выполненные серебристыми нитями на небесно-голубом фоне, светло-розовыми на черном, бежевыми на розовом. На некоторых образцах расцветали бледно-алые лилии или фиолетовые колокольчики, были и фантастические узоры цвета янтаря, спелой пшеницы или тыквы.
– Месье Дегранже скоро напишет тебе, – Жюльетт была очень рада, что сестре понравились ее работы. – Он хочет использовать разработанные мною модели узоров и цветов. Мне кажется, у нас есть авторское право на восемнадцать месяцев или даже в течение двух лет – нужно уточнить. Лишь потом можно пустить разработки в широкое производство.
Глаза Денизы сощурились.
– Когда-то мануфактурщики обслуживали вначале тех, чьи головы украшали венценосные короны, предоставляя право леди из королевских семей выбирать материалы, которых больше ни у кого нет…
– Именно так. И что очень важно, это добавит престижа ателье Ландель, если шелка будут иметь авторскую маркировку.
– Я подумаю, – Денизу явно увлекла идея. – Но не уверена, что хочу продавать модели шелков во Франции. Небольшие шелкопрядильные фабрики под Лондоном – очень неплохое местечко. Там цены ниже, качество – на высоте.
Выяснение конкретных деталей – в скором будущем. Дениза поздравила себя с тем, как дальновидно поступила, подключив сестру к делу. Но что послужило основной причиной отъезда Жюльетт в Лион? Ах, да, Николай Карсавин! Лицо Денизы помрачнело, когда она узнала, что Николай встретил Жюльетт на вокзале, и в их отношениях ничего не изменилось. Будто и не расставались. Если разлука не повлияла на это увлечение, нужно испробовать другие средства. Но какие? И очень важно, чтобы Жюльетт потом не держала зла. Дениза задумалась, пытаясь найти решение…
Когда Жюльетт впервые пришла в мастерскую Николая, тот был там в одиночестве: во второй половине дня натурщик больше не требовался. Николай дорабатывал то, что успел сделать утром. Ассистент тоже только что ушел.
Николай открыл девушке дверь. На нем был льняной халат, на ресницах осела мраморная пыль, волосы забраны под темно-синюю повязку.
В руках Жюльетт держала корзинку, накрытую красно-белой клетчатой салфеткой, из-под которой выглядывало горлышко бутылки.
– Я принесла нам ужин. Думаю, мы сможем поесть прямо здесь, ты будешь работать, сколько захочешь, а я с удовольствием понаблюдаю, если не возражаешь.
Николай поблагодарил Жюльетт за предусмотрительность. Взяв у нее корзинку, поставил на стол. Жюльетт сняла перчатки, вынула жемчужную булавку, закреплявшую шляпку. Жакет и шляпку Николай повесил на крючок. Девушка тут же подошла к «Затаившемуся» и оглядела скульптуру восхищенным взглядом.
– Что я могу сказать? – ее голос сорвался от волнения. – Ты заглянул в душу человека и отобразил то, что мучает ее.
Николай взял Жюльетт за плечи, повернул к себе.
– А может быть, я заглянул в свою душу?
Сочувствие захлестнуло Жюльетт. Нельзя отрывать художника от дела, которое является его призванием. Она коснулась кончиками пальцев его щеки.
– Я здесь не для того, чтобы отвлекать тебя от работы. Хочу посидеть молча.
Николаю показалась забавной мысль, что в присутствии Жюльетт он может не думать о ней.
– Ты можешь говорить, сколько хочешь, – Николай взял кусок пемзы и начал полировать скульптуру. Рядом стояло ведро с водой для смывания мраморной пыли.
– Это долгая работа? – спросила девушка.
– Да. Если использовать пемзу. Генри, мой ассистент, работал все утро, полируя поверхность, а потом так устал, что я отослал его домой. В любом случае, мне хочется закончить самому, сейчас, когда совершенствуется поверхность, очень важна работа с пемзой.
– Никогда не слышала ничего подобного. Могу я осмотреть мастерскую?
– Конечно. И не стесняйся задавать вопросы.
Жюльетт заинтересовалась множеством инструментов в сундучке. Молотки, резцы различной формы, скребки, долото, рашпиль… Она задала немало вопросов о назначении каждого инструмента. Что касается многочисленных мотков проволоки, то Жюльетт уже знала – ее используют для укрепления арматуры, которая потом обрастает глиной или терракотой. Полки, похожие на гнезда ласточек, были завалены различными деталями: моделями рук, ног, голов и многим другим – нечто подобное она уже видела в мастерской Родена. За занавеской пряталась крошечная кухня со старой плитой и желтой цинковой раковиной с единственным краном. На плите стоял чайник, видавший виды кофейник, в небольшом буфете – дешевая посуда, купленная, видимо, по случаю у уличного торговца. Дверь из кухни выходила прямо в крошечный дворик, примыкавший к мастерской.
Жюльетт обошла всю мастерскую. В большой нише стоял стол, знававший лучшие дни, рядом – лавка, приколоченная к стене.
– Я накрою ужин чуть позже, – сказала Жюльетт. – Эта мебель уже была здесь, когда ты снял мастерскую?
– Да. Единственное, что я принес сюда по настоянию Анны: русские покрывала и наволочки с национальным узором – они на кушетке.
Кушетка была единственной вещью, свидетельствующей о попытке навести уют. Розовые, пурпурные и алые нити привезенных из России покрывал и наволочек создавали яркое, веселое пятно на фоне сумрачной, без всяких излишеств комнаты. Наверное, такой же была первая студия Николая на Монмартре.
Осмотрев мастерскую, Жюльетт уселась на кушетку. Наступил вечер, и Николай зажег электричество. Свет падал в основном на него и скульптуру, Жюльетт осталась в тени, порожденной округлым, абажуром, но все же в медных волосах отражались красноватые блики, а белая блузка и черная юбка контрастировали на фоне расшитого покрывала и ярких подушек. Николай улыбнулся девушке, потом продолжил работу. Ему было приятно, что она рядом. Для обоих это – новые, волнующие ощущения. Жюльетт попросила Николая рассказать о своем детстве, она только знала, что у него нет братьев, Анна – единственная сестра. Мать Николая часто болела и умерла незадолго до его первого приезда в Париж.
– Брак моих родителей был спланирован заранее, дело касалось только наследства – недвижимости и земли. Помолвка состоялась, когда отцу было пятнадцать, а матери – четырнадцать. Они поженились через восемь лет.
- Предыдущая
- 28/85
- Следующая
