Литургия красоты. Стихийные гимны - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 22

Полосы, полосы вечного Света,

Радостной тайною Небо одето,—

Близко так стало, что было вдали.

Непостижимо прекрасное чудо:—

Мчимся туда мы, ниспавши оттуда,

В глыбах бесцветных—восторг изумруда,

Майская сказка Земли.

В зеленом и белом тумане,

И в дымке светло-голубой,

Земля в мировом караване

Проходит, любуясь собой.

Растенья земные качает,

Поит опьяненьем цветы.

И ночь мировая венчает

Невесту небесной мечты.

Сплетает в союзе небесном

То с Солнцем ее, то с Луной,

С Венерой в содружестве тесном,

С вечерней своей тишиной.

Всех любит Земля молодая,

Ей разных так сладко любить,

Различностью светов блистая,

Стожизненным можешь ты быть.

И вот половиною шара,

В котором Огонь без конца,

В гореньи дневного пожара

Земля опьяняет сердца.

И в это же самое время

Другой половиной своей

Чарует влюбленное племя

Внушеньями лунных лучей.

И странно-желанно слиянье

С Землею двух светочей в Три.

Люби, говорит обаянье,

Бери — мы с тобою цари.

Качает нас Вечность, качает,

Пьянеют земные цветы.

И Полночь, и День отвечает

Невесте небесной мечты.

Земля, ты так любви достойна, за то что ты всегда

                                                иная,

Как убедительно и стройно все в глуби глаз, вся

                                        жизнь земная.

Поля, луга, долины, степи, равнины, горы и леса,

Болота, прерии, мареммы, пустыни. Море, Небеса.

Улыбки, шепоты, и ласки, шуршанье, шелест, шорох,

                                               травы,

Хребты безмерных гор во мраке, как исполинские

                                               удавы,

Кошмарность ходов под землею, расселин, впадин, и

                                               пещер,

И храмы в страшных подземельях, чей странен

                                     сказочный размер

Дремотный блеск зарытых кладов, целебный ключ

                                    в тюрьме гранита,

И слитков золота сокрытость, что будет смелыми

                                             открыта.

Паденье в пропасть, в мрак и ужас, в рудник,

                               где раб — как властелин,

И горло горного потока, и ряд оврагов меж

                                             стремнин.

В глубоких безднах Океана — дворцы погибшей

                                            Атлантиды,

За сном потопа — вновь под Солнцем — ковчег

                                   Атлантов, Пирамиды,

Землетрясения, ужасность — тайфуна, взрытости зыбей,

Успокоительная ясность вчера лишь вспаханных полей.

Земля научает глядеть — глубоко, глубоко,

Телесные дремлют глаза, незримое светится око.

Пугаясь, глядит

На тайну земную.

Земля между тем говорит:—

Ликуй — я ликую.

Гляди пред собой,

Есть голос в веселом сегодня, как голос есть

                                в темном вчера.

Подпочва во впадине озера — глина, рухляк, перегной,

Но это поверхностный слой:—

Там дно, а над дном глубина, а. над глубью

                                  волна за волной.

И зыбится вечно игра

Хрусталя, бриллиантов, сапфира, жемчугов, янтарей,

                                              серебра,

Порождаемых Воздухом, Солнцем, и Луной,

                                 и Землей, и Водой.

Слушай! Пора!

Будь — молодой!

Все на Земле — в переменах, слагай же черту

                                          за чертой.

Мысли сверкают,

Память жива,

Звучны слова.

Дни убегают,—

Есть острова.

Глубочайшие впадины синих морей

Неизменно вблизи островов залегают.

Будь душою своей —

Как они,

Те, что двойственность в слитность слагают,

Ночи и дни,

Мрак и огни.

Мысли сверкают,

Память жива.

Не позабудь острова.

В дикой пустыне, над пропастью вод,

Нежный оазис цветет и цветет

Сном золотым

Нежит игра.

Нынче — как дым —

Станет вчера.

Духом святым,

Будь молодым.

Время! Скорее! Пора!

Слышу я, слышу твой голос, Земля молодая,

Слышно и видно мне все: я — как ты.

Слышу, как дышат ночные цветы,

Вижу, как травка дрожит, расцветая.

Только мне страшно какой-то внезапной в душе пустоты.

Что же мне в том, что возникнут черты?

То, что люблю я, бежит, пропадая.

Звучен твой голос, Земля молодая,

Ты многоцветна навек.

Вижу я цвет твой и тайные взоры,

Слышу я стройные струнные хоры,

Голос подземных и солнечных рек,—

Только мне страшно, что рвутся узоры,

Страшно, Земля, мне, ведь я Человек.

Что ж мне озера, и Море, и горы?

Вечно ли буду с одною мечтой!

Юноша страшен, когда он седой.

Явственно с горного склона я

Вижу, что ты

Не только зеленая.

В пурпур так часто ты любишь рядить

Нежность своей красоты,

Красную в ткани проводишь ты нить.

Ты предстаешь мне как темная, жадная,

И неоглядная,

Страшно огромная, с этими взрывами скрытых

                                         огней,

Вся еще только — намек и рождение,

Вся — заблуждение

Быстрых людей и зверей,

Вся еще — алчность и крики незнания,

Непонимание,

Бешенство дней и безумство ночей,

Только сгорание, только канун просветления,

Еле намеченный стих песнопения

Блесков святых откровения,

С царством такого блаженства, где стон

                             не раздастся ничей.

Да, я помню, да, я знаю запах пороха и дыма,

Да, я видел слишком ясно:— Смерть как Жизнь

                                     непобедима.

Вот, столкнулась груда с грудой, туча с тучей

                                        саранчи,

Отвратительное чудо, ослепительны мечи.

Человек на человека, ужас бешеной погони.

Почва взрыта, стук копыта, мчатся люди, мчатся

                                           кони,

И под тяжестью орудий, и под яростью копыт,

Звук хрустенья, дышат люди, счастлив, кто

                                    совсем убит.

Запах пороха и крови, запах пушечного мяса,

Изуродованных мертвых сумасшедшая гримаса.

Новой жертвой возникают для чудовищных бойниц

Вереницы пыльных, грязных, безобразных, потных

                                            лиц.

О, конечно, есть отрада в этом страхе, в этом

                                           зное:—

Благородство безрассудных, в смерти светлые герои.

Но за ними, в душном дыме, пал за темным

                                         рядом ряд

Против воли в этой бойне умирающих солдат.

Добиванье недобитых, расстрелянье дезертира,—

На такой меня зовешь ты праздник радостного пира?

О, Земля, я слышу стоны оскверненных дев и жен,

Побежден мой враг заклятый, но победой Я сражен.