Песня орла - Роджерс Мэрилайл - Страница 37
- Предыдущая
- 37/69
- Следующая
Жестокие слова звучали в ушах Линет как похоронный звон по всем ее смутным, тревожным, но радостным мечтам и надеждам. Плечи ее поникли, и тело, казалось, потеряло всякий вес. Итак, значит, несмотря на недавние пылкие объятия, возлюбленный к ней равнодушен и грезы о разделенном чувстве не больше чем дым или осенняя паутинка?! Пересиливая боль, Линет подняла глаза на спокойное лицо человека, возвышавшегося над ней, беспомощной, брошенной и жалкой, подобно каменной и ко всему равнодушной башне.
Боль в глазах девушки сделала их почти такими же черными, как у принца, и заставила его против воли добавить к своему признанию еще несколько бесполезных слов:
– Увы, даже наше происхождение разделяет нас непримиримо: ведь и саксы и уэльсцы всегда были и будут врагами норманнской крови.
Линет слушала в молчании, которое острее криков и слез вонзалось в сердце Райса, но гордость и природная откровенность не позволяли ему остановиться.
– Хуже того – вечная вражда лежит меж мной и твоим отцом так же, как меж нашими народами. Еще хуже – я навеки связан обязательствами перед своей страной, я должен принести ей мир и процветание. – Словно защищаясь, Райс поднял к небу ладони. – Ты сама видишь, как много преград лежит между нами.
– Значит, ты отдаешь предательницу-дочь на расправу ее отцу? – Доводы Райса были неоспоримы, и потому слова Линет звучали не как вопрос, а, скорее, были простой констатацией факта. Взгляд ее бездумно обратился на очаг, который, казалось, был так же не в силах растопить холод выстывшей залы, как и она – изменить решение принца. Почувствовав, что игра проиграна, Линет решила не унижать себя бесполезными мольбами.
– Нет. – В хриплом голосе Райса прозвучала тщательно скрываемая боль. – Никогда я не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. – Принц знал, что отдать свою солнечную девочку в когти сакского дядюшки его не заставит никакая на свете сила. Ведь есть и Божий суд… – Аббатство Святой Анны совсем неподалеку отсюда, и оно защитит тебя от любых посягательств.
Тонкие пальцы с такой силой впились в белое платье, что, казалось, материя сейчас порвется, а Линет с расширившимися от ужаса глазами смотрела на своего героя. Аббатство?! Неужели он позволит ей провести всю, еще так толком и не начавшуюся жизнь в молитвах и унылом труде? Впрочем, разве многим будет отличаться такая жизнь от жизни в отцовском замке? Разве и так не работала она на отца, начиная и заканчивая день молитвой в домашней церкви?
Единственное, чем спасалась она от тягот однообразной домашней работы, были безудержные прекрасные грезы, за которые, вероятно, и расплачивается она сейчас так жестоко. Что же, уход к Богу станет искуплением всех ее греховных мечтаний и действий, тем более теперь, когда Райс навеки недосягаем для нее, и уединенная монастырская жизнь гораздо лучше, чем замужество с нелюбимым.
– Я уйду. – В тихих словах прозвучала решимость отчаяния.
Глядя на склоненную голову Линет, которую обвивали две густые медовые косы, Райс неожиданно почувствовал, что девушка сейчас так далека от него, словно уже перешла черту, отделяющую монастырскую жизнь от мирской, – и то, чего он недавно так горячо добивался, вдруг взбесило его. Райс заговорил громко и без всякой логики, стараясь достичь только одного – чтобы эта женщина вновь вернулась к нему с живой душой, которая была ему так нужна.
– Поскольку ты появилась здесь неожиданно, то никто не подумал о том, что тебе нужна будет женщина, которая бы помогла бы скоротать тебе эти ночные часы.
Линет подняла глаза, и мука, застывшая в них, ударила Райса в самое сердце. Что он делает с этой маленькой мужественной девочкой?!
– Юнид занята врачеванием раненых… – Райс упрямо не отводил глаз от наглухо закрытых деревянных ставен, через которые не пробивался ни малейший лучик. День умер, и, опасаясь снова посмотреть на Линет, являвшуюся живым укором ему, Райс решил говорить не оборачиваясь.
– Тем не менее сразу же по возвращении я послал за сестрой.
Линет вспомнила, что действительно сразу после их прибытия Райс говорил о чем-то с одним из воинов, но, поскольку говорили они по-уэльски, понять она ничего не смогла.
– И если ты помнишь, сколько времени требуется на дорогу туда и обратно до Ньювид-Фарм, то поймешь, когда только сможет она приехать.
– До Ньювид-Фарм? – Линет посмотрела на отвернувшегося Райса, удивляясь его тоске и одновременно радуясь преступному счастью Грании и Оувейна. – Это там, куда ты брал меня повидаться с Аланом? Дом Дэвида и его брата? – Своими вопросами Линет все еще пыталась если не растопить сердце Райса, то, по крайней мере, заставить его разговаривать с ней.
– Да. Это домашняя резиденция ее покойного мужа, – угрюмо ответил он, прекрасно понимая, куда клонит девушка. Впрочем, тайна этих двоих была известна им обоим, причем именно благодаря Линет, и принц посчитал даже за благо возможность поговорить о других людях. – Грания отправилась в Ньювид, используя свое право делить хлеб и кров с пасынками. – При этих словах он быстро взглянул на девушку. – Да, это ее неотъемлемое право, хотя… хотя мы с Оувейном считаем такой шаг опасным и неразумным. Мы пытались ее отговорить, но, ты сама знаешь, воля у нее железная.
Линет жалко улыбнулась, услышав в низком бархатном голосе раздражение.
– Но ведь это у вас семейное. – И эта простая фраза внезапно прорвала плотину затянувшегося мучительного молчания. Райс рассмеялся, в глубине души радуясь тому, что жестокий удар судьбы не лишил его девочку ни острого ума, ни чувства юмора.
– Это правда, но то, что хорошо в мужчине, вряд ли приятно в женщине.
– Почему? – Линет наклонила голову набок и затаилась, пытаясь унять очередной приступ упрямства и противоречия, в последние дни посещавший ее чаще, чем за все предыдущие восемнадцать лет. – Неужели нам, бедным женщинам, отказано даже в самоутверждении? – Ее мелодичный голос зазвенел сарказмом и вновь напомнил Райсу о недавнем спасении. – Да ты должен молить Бога за то, что я самостоятельна, что смею иметь свое собственное суждение, что в силах противоречить воле отца, – а не то быть бы мне уже обрученной с постылым, а тебе – лежать бездыханным на вспаханном поле!
Перечисление ею своих заслуг вызвало у Райса новую волну смеха, громовые раскаты которого причудливым эхом наполняли пустую залу. Успокоившись, он поглядел на девушку с ласковым удивлением.
– Ну лежать-то я уж вряд ли бы остался, – отпарировал он, радуясь появившемуся у него с самого начала и оказавшемуся правдой ощущению, что беседы с девушкой всегда будут доставлять ему невыразимое удовольствие. – А если серьезно, то я могу еще тысячу раз повторить свою благодарность за чудесное спасение. Больше того, я действительно счастлив, что, кроме острого ума, ты обладаешь еще и мужеством, чтобы воплощать в жизнь его решения.
Застенчивая счастливая улыбка омыла лицо Линет, а в глазах Райса, смотрящих неотрывно на припухший розовый рот, вновь зажглись золотые искры. Он всеми силами заставлял себя не вспоминать сейчас вкус этих полудетских губ, нежных, как поцелованные солнцем лепестки розы, и пьянящих, как медовое вино. Забыть! Забыть, пока снова эти воспоминания не толкнули его на опасную дорогу желаний! И принц до боли стиснул смуглые кулаки. Казалось, воздух в зале стал темен и душен, и Райс рывком бросился к окну, распахнул ставни и замер, вдыхая прохладный свежий воздух весенней ночи. Где-то далеко на западе собирались черные тучи, предвещая наутро грозу.
Линет продолжала сидеть неподвижно, смущенная дикой гримасой Райса, исказившей его лицо после таких добрых и ласковых слов, обещавших лишь радость долгого разговора. Может быть, это боль от раны? О Господи, столько часов думала она лишь о своих бедах, совершенно забыв, что рана принца, при всей своей незначительности, весьма болезненна и требует лечения гораздо более серьезного, чем простая повязка.
– Где у вас хранятся лечебные травы? – Но ответом ей была лишь чуть дрогнувшая широкая спина, а затем бешеный безумный взгляд.
- Предыдущая
- 37/69
- Следующая
