Комбат против волчьей стаи - Воронин Андрей Николаевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая

Цыган подошел к милиционеру и что-то прошептал ему на ухо, коляска перегородила проход, люди с проездными напирали сзади. Женщина-контролер выбралась и пристально посмотрела на Щукина, тот принялся рыться в карманах, ища деньги.

— Чего ищешь, я тебя и так пущу, только твоя коляска тут не пройдет.

Кто-то из тех, кто не мог пройти, нервно крикнул:

— Чего инвалида держишь, он что тоже деньги платить должен?

— Коляска не пройдет, тут узко, — крикнула женщина-контролер, ее голос потонул в гуле недовольных.

— Он из-за государства ноги потерял, а вы! Наград не видишь?

— Разве можно так с инвалидом?

— Каждый на его месте оказаться может…

Щукин не мог поднять голову от стыда, ему казалось, что его вот-вот разоблачат. И еще он понимал, что если он сейчас скажет что-нибудь грубое этой женщине, которая сама мечтает поскорее переправить его на тот бок турникета, то толпа преспокойно ее линчует.

— А как же, обижает инвалида войны!

Люди совали деньги контролеру, чтобы она пропустила коляску. Наконец-то, до одного пассажира дошло, в чем дело.

— Сейчас, мужик, мигом перенесем, — услышал Щукин где-то сзади успокоительные слова, и не успел оглянуться, как чьи-то сильные руки подхватили его коляску за колеса, за спинку и, подняв над турникетом, перенесли через него.

— Да как же он по эскалатору поедет? — надрывалась контролер.

А Щукин уже крутил ободья, пытаясь дать задний ход, но толпа уже подхватила его и гнала к эскалатору. Он с ужасом подумал, что сейчас коляска нырнет, подхваченная ступеньками и он полетит вниз. И самое странное, Щукин боялся, не того, что он может разбиться, а того, что не выдержав, вскочит на ноги. Вот тогда его разоблачат и линчуют, вместо женщины, сидевшей в стеклянной будке.

— Эй, мужики, осторожнее, мужики! — кричал во все стороны Щукин, вцепившись в ободья коляски.

А его уже заталкивали на эскалатор. Но и тут ему не дали пропасть. Сердобольные москвичи подхватили коляску, удержали ее на подрагивающих ступеньках, и Щукин медленно поплыл под землю.

«Вот это да! — подумал он, — уважают у нас героев, особенно, если они инвалиды».

Тут его взгляд упал на коробку, в ней уже лежало несколько пятитысячных купюр. Наверное, те, кто совал деньги женщине, стоявшей на контроле, бросили их Щукину, бросили, даже не требуя благодарности. Странно, никто не нервничал. Даже спешившие по левой стороне. Все терпеливо дожидались, когда же, наконец, коляска соскользнет с эскалатора и освободит дорогу.

— Спасибо, спасибо, — только и успевал говорить Щукин, когда его выкатили на платформу.

И хоть он не успел еще и словом обмолвиться о милостыне, в его коробку упало еще несколько купюр.

«На бутылку водки уже есть, даже если разделить пополам», — усмехнулся Щукин, почувствовав себя вполне уверенно и заспешил к электропоезду, который гостеприимно распахнул двери.

С этого дня жизнь казалась Щукину просто замечательной. Он больше не боялся, когда его коляску несло к эскалатору, ему не приходилось никого просить придерживать ее. Знал, заботливые руки подхватят в нужный момент, опустят на гранитные плиты, помогут въехать в вагон.

Отдавать две трети собранных денег цыгану, милиции ему было не жаль. Хватало и самому, к тому же он припрятывал часть выручки. Правда, делать это было довольно рискованно, в метро ходили люди Валика, которого Щукин не знал в лицо, и следили за собирающими подаяние, стараясь хотя бы приблизительно контролировать сумму.

Самому ему оставалось от четырехсот тысяч до восьмисот, в зависимости от того, будний день или выходной, выплатили на заводах зарплату или же время только приближается к получке.

Комбат изнывал от нетерпения, проклиная себя за то, что не поехал вместе с Подберезским. Кабинет Андрея, расположенный в подземном тире, казался ему ужасно тесным. Еле сдерживая злость, Рублев, чтобы как-то дать выход эмоциям, стучал кулаком по краю офисного стола и, если бы тот был покрыт стеклом, то оно бы непременно раскололось. Но сделанный из древесного массива стол выдерживал эти удары.

Комбат резко вскочил с мягкого кресла, отчего то качнулось и упало, когда вошел Подберезский.

— Ну?

— Достал-таки, — ухмыльнулся Андрей, — фирма «Долида» зарегистрирована на некоего Семена Щукина, вот адрес и фотография.

— Давай сюда.

Подберезский протянул Борису Рублеву лист бумаги с отпечатанными на лазерном принтере фотографией и несколькими строками текста. Комбат сорвал трубку и неловко, боясь задеть сильными пальцами соседние кнопки, набрал номер.

Ответили быстро.

— Слушаю.

— Фирма «Долида»?

— По какому номеру вы звоните?

Комбат считал номер с бумаги.

— Нет.

— Как же так?

— Номер наш, но фирмы «Долида» здесь никогда не было. Не вы первый спрашиваете.

И трубка отозвалась короткими гудками.

Комбат тут же повторил набор.

— А где… — только и успел он сказать.

— Я же вам говорю, никакой фирмы «Долида» здесь не было и нет, ею уже и милиция сегодня интересовалась. Вы не оттуда?

— Нет.

— Вот и не звоните больше.

— Ясно.

Комбат положил трубку и посмотрел на Подберезского.

— Ну что?

— Нет такой фирмы по этому адресу.

Андрей вздохнул.

— Ясно.

— Что тебе ясно?

— Что дело темное.

Борис Рублев вновь опустил глаза на лист бумаги.

— Что это за херня такая? Домашнего телефона нету, только адрес, Калининград подмосковный.

— В самом деле, а я и внимания не обратил.

— Тоже мне бизнесмен, — Комбат щелкнул пальцем по портрету Щукина.

— Сомнительный он с виду какой-то, на бизнесмена не похож, — прищурился Подберезский. — Хотя черт его знает. Фотография была маленькая три на четыре. Для регистрационного свидетельства, на компьютере пришлось три раза прогонять, чтобы увеличить. Хотя… — Подберезский задумался, — погоди, мы его сейчас вызвоним.

— Как?

— Есть система.

Подберезский завладел трубкой телефона и позвонил одному из своей приятелей.

— Слушай, у тебя в компьютере база телефонов Подмосковья еще есть?

— Конечно, ты же знаешь, чего спрашиваешь?

— Найди-ка мне, Петруха, пару номеров, соседей моего одного знакомого, — и Подберезский продиктовал адрес Щукина.

Не прошло и двух минут, как Петруха назвал ему три телефона.

— Ну все, Комбат. Теперь мы с ним свяжемся, домашний адрес — это тебе не липовый офис. Там то он уж наверняка бывает.

Рублев набрал номер, дождался, пока ему ответят.

— Вам нетрудно будет соседа позвать из семнадцатой квартиры, Семена Щукина.

— Не знаю, — раздался неуверенный ответ, — сейчас посмотрю.

— Будьте так любезны.

Андрей смотрел на Комбата и еле сдерживал улыбку. «Будьте так любезны!»

Так эти слова не вязались с обликом Комбата, настолько были не из его лексикона.

В трубке раздался визгливый голос жены Щукина, которую позвала соседка.

— А кто его спрашивает?

Рублев рассматривал фотопортрет Щукина, пытаясь понять, что за медаль у того на груди. Орден-то он сразу узнал, хотя качество снимка оставляло желать лучшего.

— В Афгане вместе служили.

— Собутыльник, значит, давно не виделись? Я этого бомжа и видеть не хочу! Небось и тебя, как и его, уже милиция разыскивает.

— Где мне его все-таки найти?

— Не знаю, катись к черту!

Женщина бросила трубку, Подберезский с Рублевым переглянулись.

— Да, не густо, — пробормотал Комбат, — видно достал он ее.

— Да и она не подарок. От такой, в самом деле, сбежишь.

— Это все, что ты про него узнал?

— А большего не получилось. Да и я теперь сомневаюсь, что где-нибудь еще о нем можно что то найти.

Рублев поскреб уже второй день небритую щеку.

— А ведь точно, он в Афгане служил.

— Думаешь?

— Сам посмотри, орден Красного Знамени, его еще при Союзе давали. И две медали, если на показ, на форме во время службы носил, значит, в Афгане получил, а не в Анголе какой-нибудь или Йемене. Да и по возрасту подходит.

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая