Комбат против волчьей стаи - Воронин Андрей Николаевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/71
• Следующая

Теперь те со значками ВДВ, с купленными на базаре медалями, в чистом отутюженном камуфляже ездили по мраморным подземельям Москвы в инвалидных колясках, предлагая подать ветеранам афганской или чеченской войны, в зависимости от собственного возраста или возраста того, к кому обращались.

Попадались среди них и настоящие ветераны, но таких были единицы. Выручка собиралась приличная, до полумиллиона за день, тысяч сто приходилось уплачивать милиции за то, что разрешала заниматься нищенствованием, триста тысяч забирали цыгане за предоставление крыши и тысяч сто пятьдесят — двести, если, конечно, не удавалось припрятать часть денег, оставалась самим лжеафганцам, лжечеченцам Публика, разъезжавшая по метро в инвалидных колясках, конечно же, была не очень надежная. То запьет кто-нибудь, то в больницу попадет, то решит деньгами не поделиться… Вообще, текучка кадров тут существовала такая же, как и на любом другом предприятии. Раз проштрафившихся назад не принимали.

И вот, когда освободилось одно место на Калужской линии, милиционер, дежуривший по станции, посоветовал цыганам обратиться к своему брату, служившему в отделении на Киевском вокзале. Тот ему как-то рассказывал о Щукине, удивляясь, как может тот иногда напиваясь до бесчувственности, до сих пор сохранить не только боевые награды, но и китель.

Толстый коренастый цыган с тремя золотыми перстнями-печатками на левой руке и двумя на правой семенил по перрону вокзала, следом за худосочным милиционером, разыскивавшим Щукина. Бывший капитан советской армии передвигался по платформе вдоль готовящегося к отправлению пассажирского поезда. Он не пропускал ни одного открытого окна:

— Эй, парень, — останавливался он, — если есть, дай пустые бутылки.

В матерчатой сумке, надетой на плечо, позвякивало уже с десяток пустых бутылок от колы.

— Вон он наш щукарь, — сказал милиционер, указывая на Щукина.

Цыган не спешил подходить к нему, остановился, с трудом склонив голову на толстой шее к плечу и почесал о него ухо. Он присматривался к Щукину, к его бомжевским повадкам.

— Не наглый, обходительный.

Ни один из пассажиров, к которым он обращался, не оставляли его просьбу без внимания, кто подавал пустую бутылку, кто за неимением таковой, деньги.

Щукин благодарил каждого, но при этом держался с достоинством и избегал выражений вроде «благослови вас Господь» и не крестился, как это делает большинство попрошаек.

— Хорошо играет, — наконец, сказал цыган, — и награды носить научился.

— Они у него настоящие, — с гордостью добавил милиционер.

— Да, ты говорил, но я не поверил.

Разговаривали они почти не глядя друг на друга, стоя на расстоянии метра, так что смотревшие на них со стороны не могли и заподозрить, что цыган и охранник правопорядка действуют заодно.

— Если уж настоящие, то стоит попробовать, — шевеля пухлыми губами, проговорил цыган и потер мочку уха, украшенную золотой серьгой с насечками, — удружил. Если станет много собирать, то и тебе перепадет, а пока держи.

Цыган достал из кармана пачку сигарет, в которой осталось всего пара штук и, сунув туда три стотысячных бумажки, положил пачку на основание фонаря и, больше не взглянув на милиционера, направился к Щукину.

— Эй, герой, — тронул он его за плечо короткими волосатыми пальцами.

Волосат цыган был до такой степени, что черные кучерявые волоски пробивались даже через ткань белой дорогой рубашки.

— Чего тебе? — Щукин повернулся всем телом, готовый дать отпор, за свое место под солнцем он привык бороться. Но увидев богатого цыгана, тут же понял, скорее всего ему предложат сейчас какую-нибудь работку. Пустые бутылки человека с золотыми перстнями вряд ли интересуют.

— Хорошо работаешь, но мало получаешь, — цыган перебрасывал во рту незажженную сигарету, вынул ее и протянул Щукину, — кури, угощаю.

— Свои есть, — бывший капитан не притронулся к сигарете с обслюнявленным фильтром.

Гордо достал пачку «Астры» и прикурил свою плоскую сигаретку.

— Работе есть.

— Какая?

— Пошли.

— Я еще поезд не обошел.

— Брось, — цыган забрал сумку с бутылками у Щукина и опустил ее в мусорницу. — Не пожалеешь.

Работодатель пошел по перрону, не оборачиваясь, будучи в полной уверенности, что человек с орденом и медалями на груди идет за ним.

Так оно и было. Правда, Щукин вопреки ожиданиям цыгана выудил из мусорницы сумку с бутылками и только тогда последовал за ним.

Дутый песчаного цвета «ауди» стоял в переулке возле вокзала, как раз под знаком, извещавшим, что стоянка здесь запрещена.

— Садись в машину, — цыган распахнул заднюю дверцу и Щукин забрался в салон, — в метро будешь работать, — как о свершившемся деле сказал цыган, — из выручки треть твоя.

— Подумать надо, — сказал Щукин, сглотнул слюну и выдавил из себя. — Половину, мне еще с милицией делиться.

— Дурак, — беззлобно сказал цыган, — треть.., половину.., деньги так не считают. Тысяч двести в день получать будешь, а постараешься, так и все триста.

— Значит, сто мне останется?

— Нет, это твоя доля.

— Не пойдет.

Цыган указал пальцем на милиционера, прохаживающегося по тротуару.

— Скажу, тебя с вокзала вышвырнут и на медали де посмотрят.

— Попробовать сперва надо.

— У тебя получится, сразу вижу.

— А когда начинать?

— Прямо сейчас.

Цыган выбрался из машины и, звеня связкой, в которой насчитывалось ключей двадцать, открыл багажник, вытащил из него раскладную инвалидную коляску и подкатил к бордюру.

— Ноги у тебя парализованные, понял?

Щукин открыл дверцу, но выходить не спешил.

— Чего расселся, устраивайся.

— Люди же видят, — оглядывался на прохожих Щукин.

— Плевать на них научись, как я, — цыган смачно .плюнул под ноги двух молоденьких девушек.

Те визгливо отпрянули в сторону.

— Чавела жирный, — сказала одна из них.

Цыган улыбнулся им приторной улыбкой и поцокал языком.

— Деньги покажу, и трахаться со мной будешь.

— Козел! — услышал он в ответ.

Цыган достал из кармана две сотенных купюры баксов и пошелестел ими.

— Садись, козочка, в машину.

Одна из девушек остановилась, вторая потянула ее за руку.

— Пошли, чего останавливаешься?

Цыган достал еще две сотни, пошелестел ими.

— У меня на двоих хватит. Мало, еще добавлю.

Чтобы вывести из оцепенения подругу, ее спутница выругалась матом и дернула ту за руку. Девушки побежали, а цыган прокричал им вдогонку:

— Передумаете, завтра меня здесь найдете.

Щукин, не чуя под собой ног, выбрался из машины. Его бросало в краску, когда он здоровый, умеющий ходить мужчина, усаживался в инвалидную коляску.

Но самое странное, люди реагировали на это абсолютно спокойно, никто не останавливался, никто не пытался заговорить с ним. Лишь короткие беглые взгляды, :в которых не читалось ни укора, ни насмешки, бросали люди, проходившие мимо.

— Штаны другие тебе надо, — цыган заставил Щукина подняться и сунул ему штаны от камуфляжа.

Щукин, сгорая от стыда переоделся прямо в машине и, уже немного привыкнув к новой роли, устроился в инвалидной коляске.

Цыган аккуратно, на ключ закрыл свою «ауди», включил противоугонную систему и покатил инвалидную коляску по направлению к метро.

— Вечером в шесть часов жди меня здесь. Если кто будет спрашивать, скажи, Вадим меня поставил.

Работаешь только на Калужской линии из конца в конец.

Цыган остановился возле коммерческого киоска, вытащил из ящика, приспособленного под мусор, картонку из-под «Данхила».

— Сюда собирать будешь. И приучайся, давай, крути ободья руками.

Щукин уже вполне научился обращаться с коляской, когда цыган придержал руками стеклянную дверь, ведущую на станцию. В вестибюле, гулко хлопая крыльями, под чисто побеленным куполом порхали голуби.

— Пошел, — напутствовал цыган Щукина и подтолкнул инвалидную коляску, та докатилась точно до будки контролера.

• Предыдущая
• 31/71
• Следующая