Дело шокированных наследников - Гарднер Эрл Стенли - Страница 5

• Предыдущая
• 5/35
• Следующая

– Послушайте, – прервал его Мейсон. – Вы рассказываете лишь суть вопроса. Вы даете свое заключение состоявшемуся разговору. Не можете ли вы вспомнить каждое слово?

– Фактически это и были мои слова.

– Вы говорили обвиняемой, что хотите обыскать чемодан?

– Да.

– Минуту, – остановил детектива Мейсон. – Вы дали клятву. Вы говорили ей, что хотите обыскать чемодан, или спросили, сможет ли она описать содержимое чемодана?

– Полагаю, я спросил, ее ли это чемодан, она ответила, что да. Тогда я спросил, может ли она описать содержимое чемодана, она это сделала.

– И тогда вы спросили, не возражает ли она открыть чемодан, чтобы показать его содержимое, которое она только что описала. Верно?

– Да, сэр.

– Но вы ведь не сказали ей, что хотите обыскать чемодан?

– Нет.

– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?

– Она сказала, что не возражает открыть его.

– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?

– Я сказал ей, что хочу открыть его, и она согласилась.

– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?

– Ну, думаю, слово «обыск» не произносилось.

– Совершенно верно, – подтвердил Мейсон. – Итак, вы приехали в аэропорт, чтобы удостовериться в правильности полученного вами намека?

– Ну… да.

– Кто дал вам этот намек?

– Я не имею права разглашать источники нашей информации.

– Думаю, что по существующим правилам судебного разбирательства, – заявил Мейсон, – этот свидетель должен убедить нас в том, что у него были веские причины для обыска чемодана и что анонимный намек, то есть намек, полученный от неизвестной личности, нельзя считать обоснованной причиной для обыска. Поэтому обвиняемая имеет право знать мотив для обыска ее чемодана.

Судья Алберт нахмурился и повернулся к свидетелю:

– Вы отказываетесь назвать имя человека, давшего вам намек?

– Намек получил не я, – ответил Эндрюс. – Информацию получило начальство. Мне сказали, что есть горячие факты и что мне надо ехать в аэропорт, ждать обвиняемую и спросить у нее разрешения заглянуть в чемодан. Если бы мне не удалось этого сделать, то следовало держать ее под наблюдением, пока я не получу ордер.

– Интересная ситуация, – заметил судья Альберт. – Очевидно, обвиняемая никому не давала разрешения на обыск своего чемодана, а дала согласие, чтобы чемодан открыли с единственной целью – удостовериться, что она правильно описала его содержимое. Своеобразная ситуация.

– С позволения суда, – продолжил Мейсон, – я подхожу к ситуации немного по-другому. Я хочу прояснить положение обвиняемой. Хорошо бы все выяснить на предварительном слушании, а не подходить к этому формально. – Он повернулся к свидетелю. – Вы забрали из чемодана пятьдесят пакетиков?

– Да, сэр.

– Они у вас с собой?

– Да, сэр.

– Вы их взвешивали?

– Взвешивать их? Нет, сэр. Мы пересчитали их, сделали опись, но не взвешивали.

– Ладно. Была еще одна вещь. Сумочка.

– Да, сэр.

– Вы просили обвиняемую опознать ее?

– Она сказала, что это ее вещь. У нее была квитанция на нее.

– А вы спрашивали ее о содержимом сумки?

– Нет.

– Спрашивали ли вы разрешения открыть сумку?

– Нет.

– Но вы же ее открыли и обыскали?

– Да. Но там мы не нашли ничего, заслуживающего внимания.

– Вы не спрашивали разрешения на то, чтобы открыть сумку?

– Кажется, нет.

– Вы просто подошли и открыли сумку?

– Я сделал это после того, как нашел большую партию…

Мейсон поднял руку:

– Сейчас это не имеет значения. Мы будем это называть «пятьдесят пакетиков». Что вы сделали с сумкой?

– Она здесь.

– Ну что ж, – проговорил Мейсон, – раз вы не знаете, сколько весят пакетики, то, может быть, назовете вес чемодана без пятидесяти пакетиков?

– Не назову.

– Вы знаете, что обвиняемая платила за излишек веса багажа?

– Да.

– И все же вы не взвесили пакетики?

– Нет.

– Если суд не против, я предлагаю взвесить их сейчас, – сказал Мейсон.

– С какой целью? – поинтересовался судья Алберт.

– Если весы покажут, – объяснил адвокат, – что сейчас эти две вещи, без пакетиков, весят сорок шесть фунтов, тогда это будет определяющим доказательством, что кто-то подбросил пакетики в чемодан после того, как обвиняемая сдала вещи в багаж.

– Полагаю, что я могу принять такое объяснение, – решил судья Алберт. – Объявляю перерыв на десять минут. Судебный пристав принесет в зал суда какие-нибудь весы, и мы взвесим эти два чемодана.

– Совсем не обязательно, что это прояснит дело, – запротестовал Кезуэлл. – Мы знаем, что чемоданы весили сорок шесть фунтов, только со слов обвиняемой. Тогда она была отпущена под залог. Мы не знаем, что было изъято из чемоданов.

– Разве они не были под надзором полиции? – спросил судья Алберт.

– Были, но ей разрешалось приходить и брать из чемоданов одежду.

– Она приходила и брала что-нибудь из чемоданов?

– Я не знаю, ваша честь.

– Если вы не знаете, брала ли она что-либо из чемоданов, то вы не можете знать, не подложил ли кто-нибудь что-то в чемоданы, – резко проговорил судья Алберт. – Суд удаляется на перерыв, а сюда принесут весы.

Мейсон неторопливо направился к телефонной будке, позвонил в Главное полицейское управление, в комнату для журналистов, и сообщил:

– Через десять минут в зале суда ожидается интересное представление. Судья Алберт собирается взвешивать доказательство.

– Он всегда взвешивает доказательства? – оживленно поинтересовался один из журналистов.

– Не таким образом, – пояснил Мейсон. – Он собирается взвешивать его на обычных весах.

– Что?!

– Именно так. Через десять минут, на обычных весах. Вам лучше поторопиться. Может оказаться что-то интересное для вас.

– Номер комнаты? – спросил журналист.

Мейсон ответил.

– Мы придем, – пообещал журналист. – Если возможно, задержите немного эту процедуру.

– Не могу, – отозвался Мейсон. – Как только появятся весы, судья опять откроет заседание суда. Он полагает, что ему хватит на это десяти минут, я тоже так думаю. Судебный пристав пошел за весами. – И он повесил трубку.

Мейсон, стоя за спиной Вирджинии Бакстер, сказал:

– Я делаю ставку на то, что вы говорите правду. Но если лжете, то вас ждут страдания.

– Я не лгу, мистер Мейсон.

Мейсон пояснил:

– После вашего ареста на первой полосе газеты появилась ваша впечатляющая фотография с рассказом, что бывшая секретарша юриста занялась контрабандной перевозкой наркотиков. А заметка о снятии с вас вины на предварительном слушании займет всего строк пять-шесть где-нибудь в середине газеты. Их мало кто заметит.

Я же стараюсь, чтобы это превратилось в столь поразительное действие, которое будет достойно грандиозного сообщения в печати. Если вы говорите правду, то таким образом мы восстановим ваше честное имя: все, кто читал о вас первую статью и помнит ее содержание, прочтут новую и запомнят, что вы оправданы. Но если вы лжете, это испытание причинит вам боль.

– Мистер Мейсон, я говорю вам чистую правду. Почему наконец я захотела торговать наркотиками или каким бы то ни было образом ввязаться в это дело?

Мейсон усмехнулся:

– Как правило, я не задаю себе подобных вопросов. Просто говорю: «Эта девушка моя клиентка, и в любом случае она должна быть права. По крайней мере, я собираюсь действовать исходя из этой посылки».

Судебный пристав и два его помощника вкатили в зал суда весовую платформу, взятую из тюрьмы, на которой взвешивали заключенных во время их регистрации. Судебный пристав исчез в судейской комнате, чтобы доложить судье Алберту, что его задание выполнено.

Двустворчатые двери зала суда распахнулись, и в зал вошли шестеро журналистов, сопровождаемые фотографами. Один из журналистов подошел к Мейсону:

– Не подойдете ли вы и ваша клиентка к весам, чтобы сфотографироваться?

• Предыдущая
• 5/35
• Следующая